Любовь в заказе не значится

Счастливая мать рядом с сыном, успешная дочь рядом со своей матерью, она чувствовала, как ей остро не хватает ещё одной части себя - любимой женщины. Игоря не хватало физически. Его нахальных щипков, довольной ухмылки, флера уверенности, которым он опутывал всех вокруг, гася любые тревоги.

Даже диким казалось, что еще недавно Игорю приходилось уговаривать её вернуться к нему домой! Это ведь было так естественно! Засыпать с ним рядом. Поражаясь занудству, каждое утро есть глазунью. Целуясь, завязывать галстук, а потом смеяться и перевязывать заново. Прощаться и тут же начинать ждать встречи.

Её потрясающий, умный, красивый, самый лучший в мире дрессировщик все же сделал то, что задумал - приручил. Кроме того, чтобы вернуть его, не хотелось больше ничего. С этой мыслью Ольга легла спать. С ней встала утром. Вместе с ней появилась жгучая потребность раздать долги.

Пользуясь приездом мамы, она не стала откладывать в долгий ящик то, что следовало сделать уже давно - свое увольнение. Кроме Розы в редакции больше никого не хотелось видеть. Ольга не смогла бы проработать там ни дня, а от разоблачений и вовсе воротило.

Словно сверху с ней были согласны, по дороге до работы не возникло ни одной пробки, на парковке нашлось свободное место, и даже Лобанов сидел в своём кабинете.

Ольга не стала спрашивать разрешения, чтобы войти. Кинув: «Утро доброе!» обалдевшей секретарше, она вошла к боссу и сразу же закрыла за собой дверь.

–  Здравствуйте, - окинула взглядом кабинет. Так много раз здесь была, и злая, и довольная, и горящая идеями, но последняя встреча перечеркнула все, что было дорого.

–  Если ты продлять отпуск, то это в кадры, - главред на короткий миг оторвался от своего монитора, чтобы посмотреть, кто вошел.

–  Не нужно больше отпусков, - Ольга опустилась в кресло рядом со столом.

Теперь уже Лобанов повернулся к ней полностью.

–  Значит, уходишь, - снял очки.
– Ты ведь знаешь, я никого не уговариваю остаться и контрактом не держу.

–  Я теперь столько всего знаю, что и контракт не удержал бы.

Лобанов без улыбки хмыкнул.

–  Душа моя, если ты пришла сказать, какое я дерьмо, вали нахрен отсюда прямо сейчас, - совершенно спокойно, без тени ярости произнес он.
– Я и близко не знал, что нашим главным нужно, и почему твой бесценный Варшавский им так важен. Все, что у меня было - догадки, и тебя предупредить я догадался.

–  А я ценю! И за то, что превратили журнал в рычаг для чужих грязных войн. И за то, что позволили вмешиваться в личную жизнь своих работников.

–  Ишь, идейная какая! Позволил я, видите ли.

–  А это не так?

–  Да они хотели, чтобы я статью про изнасилование в печать пустил! Твоим именем подписал, и с опровержением тянул две недели. Думаешь, легко было отбиться?

Фантазия Ольги мгновенно нарисовала, что было бы, воплотись задумка «Альянса» в реальность. После такой публикации адвокаты Игоря стерли бы журнал в порошок вместе со всеми его работниками, но репутация Варшавского была бы запачкана основательно. Никакое доброе дело и сотня опровержений не помогли бы «отмыться». Из мецената он навсегда превратился бы в насильника, а её подпись под статьей стала бы точкой в их истории.

–  Сволочи!
– кулаки сжались сами. Картинка в воображении получилась настолько яркой и пугающей, что тошнота снова подступила к горлу.

–  Это ты ещё мягко сказала. С цензурой, - Лобанов отмахнулся.

Прогоняя дурноту, Ольга глубоко задышала.

–  Тогда тем более я хочу уйти. И поскорее.

–  Повторюсь - никто не держит, - словно это действительно было так просто, главред кивком указал на дверь.
– Не скажу, что мне не жаль. Заменить тебя будет непросто, но сожаление не мой конёк.

–  В таком случае удачи в поисках, - не желая задерживаться в этом кабинете ни на минуту дольше, Ольга встала.

–  Как-нибудь обойдусь и без удачи, - Лобанов вернулся к своим делам.

–  Конечно. Незаменимых нет.

От того, как все быстро и удачно разрешилось, на душе стало легко. Ноги сами понесли к выходу. Высокие каблуки, казалось, не касались паркета, и напряженный сверлящий взгляд в спину не мог заставить обернуться.

–  И вот ещё, - неожиданно Лобанов снова заговорил, - если что, ты от меня этого не слышала, но не отстанут они от твоего Варшавского. Там у них впереди снова какой-то тендер, опять одна цель. Не знаю, что придумают на этот раз, только держалась бы ты от всего этого подальше, - главред потер глаза.
– Роза сказала, сын снова с тобой живет, хлопот куча. Занимайся им. Не лезь в пекло. Нет никаких гарантий, что, если сильно прижмет, наши драгоценные боссы не возьмутся за окружение.

Обалдевшая от такого откровения Ольга открыла рот. Как? Что именно известно? За одну секунду в ее мозгу родилась сразу дюжина вопросов. Однако спросить что-либо Лобанов не позволил. Взмахом руки он по-барски указал на дверь, а чтобы у уволенной не возникло искушения задержаться, вызвал по громкой связи к себе секретаршу.

–  Спасибо, - Ольга не стала заставлять вызывать и охрану. Последний раз взглянув на уже бывшего босса, она проглотила очередной ком и пошла собирать вещи.

***

Рабочий стол встретил её все той же пустотой. Среди толстого слоя пыли выделялся нарисованный пару дней назад смайлик и след от кружки, которой она тогда не успела воспользоваться. Вроде бы была здесь совсем недавно, а по ощущениям - в прошлой жизни.

Отчасти так это и было. Восемь лет под одной крышей - от незамужней наивной практикантки до скандально известной журналистки с разбитым сердцем и коллекцией бывших любовников - чем не жизнь? Кому-то хватило бы и на несколько реинкарнаций.

Складывать пожитки было и грустно, и волнительно. Много лет работа в журнале вытягивала её из болота неудавшейся семейной жизни. Череда взлетов и падений давно превратилась в сплошную взлетную полосу. На ней была знакома каждая трещинка и ямка. Впереди ждал только успех - ещё громче известность, ещё выше гонорары.

Но сейчас все закончилось. Осталась лишь любимая чашка, упаковка чая, журнал со статьей об Игоре да пара блокнотов с адресами и телефонами. Скромные пожитки легко поместились в коробку из-под бумаги. Оставалось лишь сдать карту-ключ, пропуск для парковки и сообщить Розе радостную весть об освободившемся столе у окна.

Как оказалось чуть позже, порадовать удалось не только подругу.

На парковке было безлюдно. Черно-серо-цветастые ряды машин, сонный охранник и безлошадный Панин, как обычно ожидающий жену.

–  Дела так плохи, что пришлось ехать на работу за бумагой?
– съязвил он, стоило подойти поближе.

Ольга бросила на него взгляд. Задумалась. Симпатичный же мужик: высокий, подтянутый, не идиот, а яда как у бабы в лютый ПМС. Что, спрашивается, сделало его таким?

–  Жадность, она такая штука… - Власова поставила коробку на пол и нырнула рукой в сумочку за брелком, - …не лечится и жить мешает. Как зависть.