Любовь возврату не подлежит
Шрифт:
Каковы шансы, что моей родственной душой окажется маньяк, преследующий людей в лесу? Но и с каких пор жертвы разгуливают по нему с мечом? Да и как та рука смогла врезаться в его грудь и пробить ее? На мгновение мне показалось, что я видела острые нечеловеческие когти, но в тоже время воспоминания подкидывали мне сильную мужскую руку, чей мизинец обхватило литой перстень с какой-то печатью, кажется, птицей.
Я прокручивала эту сцену в голове снова и снова, находя все больше странностей, пока в какой-то миг не решила, что очередной сон все расставит по местам.
В этот раз я собиралась в постель, как на сражение. Сделала короткую разминку,
***
Она была красива. Темные локоны рассыпались по обнаженным плечам и груди, прикрытой струящейся тканью. Она смотрела на огонь в камине, и яркие блики отражались в ее темных, почти черных глазах. Комната утопала в сумерках, но я успела разглядеть силуэты мебели: в нескольких шагах возвышалась огромная кровать, пара кресел возле камина, добротный комод возле окна.
– Ты рано, – промолвила она, поворачиваясь ко мне и расплываясь в улыбке. – Хотя, признаюсь честно, я уже соскучилась.
– Разве пристало жрице Эстиды испытывать что-то столь приземленное? Разве не должны твои дни проходить в восхвалении и поклонении Богине? – Усмехнулась я, кладя левую руку на спинку одного из кресел. Блики камина тускло отразились на литом перстне, украшавшем мизинец. В этот миг меня пронзил укол беспокойства, и вдруг пришло четкое понимание, что я снова лишь сторонний наблюдатель, и эти воспоминания принадлежат не мне.
В этот раз все было по-другому. Мое сознание не было поглощено чужим, и я четко ощущала свое внутреннее «Я», а ранее незнакомая речь стала понятной, словно я говорила на этом языке всю свою жизнь.
– Богиня не нуждается в восхвалении, она выше этого. И мы ей не поклоняемся, а чтим ее, как мать. Я знаю, ты зол на нее, но поверь, она желает лучшего для каждого…
Я/он прервал поток слов взмахом руки.
– Достаточно. Ты знаешь, я пришел не затем, чтобы говорить о вере.
– Я знаю, что разговоры тебя не особо интересуют. Ни о вере, ни о чем-либо другом.
Она снова отвернулась к камину, и мне на секунду показалось, что на ее лице лицо промелькнула досада. Одно движение руки, и ее струящееся одеяние упало к ногам.
О, нееет, – мысленно простонала сознательная часть меня. – Только этого мне не хватало. Давай, Катя, просыпайся!
Но видение не отпускало. Я с отчаянием смотрела, как моя/его рука наматывает на кулак волосы жрицы и склоняет ее над креслом. Вторая рука жадно скользит по податливому телу, сжимая полушария грудей, продвигаясь ниже по гладкому животу. Мои/его губы прочертили дорожку поцелуев по шее и мягко прикусили плечо.
Безымянная жрица тяжело задышала, выгибаясь, ее бедра бездумно извивались в поиске удовольствия.
Пожалуйста, пожалуйста, – молилась я неизвестно кому. – Я не хочу на это смотреть, дай мне проснуться. Ну хоть ты, пресвятая Эстида, услышь меня.
Имя богини, услышанное в разговоре, я использовала на удачу, но как ни странно, это помогло. В тот же миг глаза распахнулись, и я с неимоверной радостью увидела родные стены своей квартирки.
ГЛАВА 4. Обратная сторона
Тейн’Aр
–
Уже уходишь? – Маримель села в кресло, возле которого содрогалась всего пару минут назад, и воззрилась на меня своими блестящими темными глазами. Ее статное нагое тело было идеально, а черты лица заслуживали того, чтобы их воспевали в стихах. К сожалению, это единственное, на что расщедрилась Эстида. Будь девушка чуть умнее – поняла бы, что не стоит ждать чувств от того, кто на них неспособен. Будь чуть хитрее – не призналась бы в том, что скучает и не смотрела бы на меня такими грустными глазами, от которых хотелось быстрее сбежать. Будь чуть мудрее – покинула бы стены этого заброшенного Богами храма и жила бы себе счастливо, завела бы семью, выносила бы в своем чреве детей, которых я ей не мог подарить. Человеческая жизнь слишком коротка, чтобы быть несчастным и одиноким, быть лишь сосудом чьей-то силы, даже если это сила самой Богини.– Не ухожу, – со вздохом ответил я, хотя мое полное облачение говорило об обратном. Я сел в соседнее кресло и уставился на огонь, словно в нем можно было найти ответы на то, что меня беспокоило. – Что-то тянет из меня магию, – неожиданно даже для самого себя признался я. – Уже двенадцать лун подряд моя душа не на месте. Что-то случилось после того как предатель Асвальд умер от моей руки.
– Асвальд’Аэн? – Неверюще переспросила Маримель, подаваясь всем телом в мою сторону. Ее тонкие пальцы впились в подлокотник. – Я рада. Знаю, плохо говорить так о мертвых, но он был жесток и несдержан. Уж я то знаю, как страдала Аэлита, к которой он приходил… ее нежная светлая кожа каждый раз была сплошь покрыта синяками!
– Вы знали, на что идете, когда становились жрицами. Скажи, зачем тебе служение Богине, Маримель? – Спросил я. – Разве это приносит тебе счастье?
– Становление Жрицей почетно. Конечно, не всем везет так, как мне – ты добр и заботлив, но такая же жестокая судьба могла ждать Аэлиту и в любом другом месте. Вспомнить хоть ее рассказы про старшего брата, которые избивал ее, еще когда та была ребенком. Возможно, ее муж был бы точно таким же – жестоким и несдержанным. Должно быть, Богиня наказывает ее за грехи предыдущего воплощения, раз жестокая Судьба нашла ее даже в этом Храме.
Она сознательно перевела разговор на несчастную Аэлиту, не желая давать ответ на мой вопрос. В любой другой раз я бы оставил ее в покое, но почему-то сегодня моя душа была особенно не на месте, и мне хотелось просто с кем-то поговорить.
– Я спрашивал про тебя, Маримель.
– Ты спрашиваешь, потому что хочешь отказаться от меня? – В ее голове проступила обида, перемешанная с беспокойством. – А ответ лежит на поверхности, просто ты смотришь на него и не видишь! Без благословения Богини я буду не нужна тебе!
– Я уважаю тебя, Мари, поэтому говорю тебе прямо: мне нужна не ты, мне нужна сила, что стабилизирует мою, раз уж Богиня не озаботилась подарить мне пару. Я вижу тоску в твоем сердце и поэтому прошу тебя подумать – проживаешь ли ты свою жизнь так, как того хочешь?
– Что мешает тебе быть чуть более жестоким и равнодушным? Или иметь хоть один изъян на лице или теле? Тогда, возможно, не томилось бы мое сердце так сильно в ожидании твоего прихода. – В ее голосе звенели слезы. – Жалеешь меня? Это я жалею тебя! Ты не способен познать ни любви, ни привязанности! Хочешь снова увидеть свою судьбу? Пройти Арсанай, прочувствовать свою вечную пустоту? Тогда, возможно, ты начнешь ценить то, что имеешь…