Любовь, юмор, море, принц, конь

Я отвернулась, уставившись на почти прогоревший костер, ярким пятном выделявшийся в густеющих сумерках, и едва не подпрыгнула от радости.

— Я придумала лучше, — покусывая губы от нетерпения, спешила поделиться только пришедшей идеей. — Мы разожжем по всему берегу костры. Ночью огонь видно на многие километры. Нас обязательно заметят или с корабля, или с самолета. Как такая идея?

— Сколько костров ты собираешься разжечь? — вяло поинтересовался босс.

— Смотря, насколько хватит собранных дров.

— Ни насколько не хватит. Стемнеет скоро. Где ты их собираешься искать? Во-о-от, — кисло бурчал Павел, — и хватит идей на сегодня. Солнышко за холм садиться, телепузик спать ложиться.

Он демонстративно зевнул, почесал идеальный, слегка поцарапанный пресс в шесть кубиков и откинулся на поваленный ствол, заложив руки за голову. Я минуту разглядывала его безмятежную фигуру, не веря, что мужчина отказывается искать средства для спасения. Нормальные утопающие хватаются за любую соломинку. А он? Даже не пытается что-то предпринять! А мои идеи на корню рубит! Это саботаж чистой воды! Мы же в одной лодке! Обоим нужно выбраться с острова и как можно скорее. Или ему не нужно? Может он спланировал аферу? А что… застраховал жизнь на миллион, намеренно вывел яхту в шторм, якобы погиб со всеми вместе. И теперь его матушка получит денежки по страховке, а он объявится через время… Мавроди со своими идеями отдыхает!

— У тебя научно-фантастическое воображение, — сделал вывод Рудин. — Решила, что я готов утопить три десятка людей ради денег, и все только потому, что не поддержал твою бредовую идею с костром.

Я опять вслух говорю. Говорю, что думаю. А Рудин-то явно обиделся, что я допустила мысль приписать ему не знающую границ алчность.

— Не хочешь помогать и не надо, я сама пойду, — решительно повернулась к темнеющим зарослям.

— Привет кискам передавай, — отозвался уязвленный Павел. — Кстати, леопарды охотятся по ночам. У Беара Гриллса или Джейсона Стэтхэма об этом ничего не говорится?

В подтверждении его слов кто-то протяжно завыл в глубине зарослей. В ответ послышался раскатистый рык.

— Ладно. Убедил, — опустилась рядом с ним на песок. — Но завтра с самого утра займемся кострами.

— Угу, как только приготовишь мясо на углях, — хрюкнул босс. — Угли я тебе предоставил.

— Ну, не-е-ет! — возмутилась, борясь с желанием пнуть нагло разлегшегося мужчину. — Я добыла леопарда! Я отпилила и доволокла ногу и тебя! Я еще и готовь мясо?! Это не справедливо!

— Жрать захочешь, приде-о-ошь… — завыл Павел не своим голосом, — … ход в пещере найде-о-ошь, хобот мамонта вместе сжуем…

Опять его музыкальный игнор. Я сложила руки на груди и отвернулась, давя желание вцепиться ему в лицо ногтями. В зарослях притихло, местное зверье, не избалованное музыкой вообще и российской попсой в частности с уважением слушало исполнение босса. Я только хмыкнула, удивляясь выбранному репертуару.

— Наши зубы остры-ы-ы, не погаснут костры-ы-ы, — продолжал «рвать струны души» Павел, — эту ночь мы вдвоем проведе-о-ом…

Над островом повисла тишина, сама природа прониклась моментом, наслаждаясь пьяным тенором Рудина.

— Что за шлягер? — смахивая слезу, поинтересовалась у босса, подкинув веток в огонь.

Пламя жадно набросилось за подсохшие листья, скручивая кончики в черный хрупкий пергамент.

— «Помнишь Мезозойскую культуру», — отозвался Рудин, задумчиво разглядывая звездное небо. — Старая песня. Отец часто напевал. Мне нравилось. А мама сердилась почему-то. Мол, плохой вкус прививаешь ребенку. Что-то воспоминания разбередили душу и спать не хочется.

— Вот ты подежуришь. А я спать, — с сожалением глянула на десяток крохотных бананов, что не поместились в желудке, свернулась калачиком у костра на ложе, сооруженном из просохших костюмов.

Глава 22

Проснулась я оттого, что что-то прохладное и гладкое настойчиво тыкалось в мои губы. Неоднозначно так. В голове вспыхнуло Павлово вчерашнее «ублажать босса», я распахнула глаза, готовая рвать и метать. Перед глазами маячило небольшое желтоватое фаллических очертаний тело. «А разговору-то было!»- пронеслось разочарованное в голове. «Желтухой заразился»- молнией догнала вторая мысль первую.

— Проснулась? — донесся из-за спины бодрый Павликов голос.

Если Рудин там, то кто тут?

Я цопнула покушавшееся на меня желтоватое тело и рванула… связку бананов.

— Подгребла под себя ночью всю связку, — жаловался Рудин на мою жадность, — пытался отломить один, но ты рычишь и зубами щелкаешь, охраняя.

— Так это был банан, — протянула я, со сна забыв, что и кому говорю.

— А ты думала, — Павел присел рядом, разводя костер. Поймала удивленный взгляд и сальную ухмылку. — О, так ты вот о чем! Ну-у, не обижай меня с размерами. Я не настолько разочарователен.

— Пошляк, — буркнула я, с трудом разминая затекшее за ночь тело.

— Первая начала, — не остался в долгу босс.

— Как твоя нога? — разглядывая покрасневшую, вспухшую кожу выше грязно-бежевого бинта.

— Не смотри на нее так! И не тяни загребущие лапы, — укладываясь на свое место, скривился босс, извратив мой интерес. — На холодец не дам! Вот, мастерить буду. Заняться-то нечем.

— И что это будет? Островная Венера? А я за модель?

— Для Венеры у тебя грудь маловата, — фыркнул Павел, алчно поглядывая в сторону сушащейся одежды. — Костыль себе делать буду.

Обида всколыхнулась, и я уже открыла рот сказать за его «сантиметры», раз он задел мои «килограммы», но вспомнила мамино «золотое» слово и насмешливо хмыкнула.

Маловата, как же… слюни подбери… песок закапал.

— Юбку отдам, если пойдешь со мной в лес за дровами для костров, — предложила компромисс, в упор глядя на счищающего кору с коряги Павла, — после, как доделаешь… костыль.

— Позови-и меня с собо-ой, я приду сквозь злы-ые ночи… — затянул Рудин, не глядя в мою сторону, снимая длинные пласты потемневшей древесины, обнажая белое нутро.

Уж послал, так послал… сарказм твой доморощенный уже в печенках, Павел, блин, Антонович… Твой посыл яснее ясного. Я со своей идеей могу идти куда подальше.

— Вот значит как?! — уперлась кулаками в бока. — Я добываю еду, огонь поддерживаю, а ты поешь. Ты у нас масс-медиа, а я вкалывающий пролетариат?

— Я работаю, — буркнул Павел, продолжая выстругивать корягу.

— Ты работаешь на себя, а я на всех.

— Напомню. Ты разделила вчера обязанности. Я работаю головой, ты всем остальным, — он недвусмысленным взглядом прошелся по моей фигуре. — Я соответствую, соответствуй и ты. И будь хозяйкой своим словам. И не забывай про испытательный срок. Свободна, Смирнова.