Любовная лихорадка и золото скифов
Шрифт:
— Не надо! Не хочу волосы мочить!
Он поставил ее на ноги, и они поплыли. Долго плавали в теплой воде, играли в догонялки, топили друг друга. Как ни хотела Лена оставить волосы сухими, они намокли. В завершение Игорь на руках принес её к машине. Лена вырвалась, встала на ноги.
— Зачем мочить сидения, тем более без чехлов. — Достала полотенце, принялась вытираться, конец протянула ему. — Вытирайся, второго нет.
Игорь помешал ей одеться. Поднял на руки и опустил на заднее сидение.
— Сегодня не поссоримся?
— Ненасытный!
Чувствовала, что хочет его сейчас, сию секунду и не сопротивлялась. Игорь опустил передние сиденья и переложил
— Американцы прагматичны. Используют автомобиль во всех случаях жизни. Смотрят кино из автомобиля, живут в нём, занимаются любовью. Многое из американского образа жизни есть смысл перенять.
— А в прошлый раз "насмотрелся голливудских фильмов".
— Был день, и я не готова. А вчера в Коктебеле насмотрелась!
— И самой захотелось.
— Не будь вульгарен. Не люблю.
— Извини, — он поцеловал ее. — Давай собираться. Поставим машину, сходим на причал и кинем монетки.
— Бросим здесь! В память последнего вечера. У причала мальчишки ловят рыбу, ныряют, вытащат наши монетки.
Игорь порылся в портмоне и достал несколько монеток, протянул Лене.
— Ой, надо свои, а у меня ничего.
— Кинешь наши общие.
С места, где они стояли, открывалась далекая панорама ночных огней Феодосии. Луна еще не взошла, темный силуэт далекой горной гряды, у основания, разрезал ожерелье огоньков набережной и светящихся окон городских зданий.
— Спасибо, что привез! Когда бы еще увидела такую красотищу.
— Тебе спасибо. — Кинув по монетке, они поехали домой. Мама встретила их с мокрым халатом в руках.
— Посмотри, как выжимает, почти сухое. — Евдокия Андреевна, счастливая новым приобретением, как ребенок радовалась стиралка. Пока Игорь с дочерью ездили на море, она успела провести одну стирку и загрузила машину вторично. Игорь заглянул в ванную. Машина тихо, еле слышно ровно работала. Позвал Лену посмотреть и послушать. Евдокия Андреевна натянула в гостиной веревку и развешивала первую партию белья.
***
В аэропорту Франкфурта Эрвина и Курта Вакера ждали несколько газетных репортеров и корреспонденты частного телеканала "VOX". Едва путешественники спустились с трапа самолета, засверкали вспышки фотокамер, к ним потянулись микрофоны.
— Как вам удалось сообщить домой, что вас похитили?
— Кто заплатил выкуп?
Курт, приукрасив, рассказал, как расправился на узкой лестнице с одним из похитителей и сбежал.
Эрвину вспомнить было нечего. Когда Курт стукнул своего стража, тот покатился по лестнице и так толкнул Эрвина, что он очнулся в госпитале и ничего не помнил.
— Расскажи корреспондентам, как тебя едва не задушил в госпитале русский фанатик.
Эрвин помнил смутно, и опять рассказывать пришлось Курту.
— Захожу в палату к дяде, и что вижу! Ужас! Русский старик держит дядю за горло и ругается самыми крепкими русскими ругательствами.
— Фашист! От тебя не отходят врачи, а мне, русскому солдату, лекарства не дают! Я схватил старикашку, швырнул на пол, он продолжал ругаться. Не появись я в ту минуту, дяде конец. Прибежали врачи, медсестры.
— Так русские не любят немцев? — перебила корреспондентка канала "VOX".
— Фанатик. Солдат бывший. Дядя оказался в госпитале для участников Второй мировой. На улицах, в городе русские и украинцы настроены доброжелательно.
— Почему вы не обратились к правительству Украины с официальным предложением указать место спрятанных археологических раритетов в обмен на получение какой-то
части?— Кто вас пытал — похитители или СБУ?
— Когда вам было страшнее всего?
Вопросы сыпались как горох из разорванного мешка, Курт с Эрвином не знали, на какой отвечать.
— Во сколько вам обошлась поездка?
— Не знаете, русские уже нашли клад?
Таможенники и пограничники встретили Эрвина и Курта как героев, все формальности свели к минимуму. Приехавший в аэропорт Якоб, с трудом вырвал родственников из окружения корреспондентов. Обнял Эрвина, поцеловал сына, спросил:
— Тебя били?
— Нет, папа. Удивительно гуманно обращались. Эрвина положили в военный госпиталь, я оставался в отеле. Отобрали только ТВ — индикатор. Собирались судить, как инициатора поисков, Эрвин на допросе все свалил на меня.
— Так оно и было, он не хотел ехать. Ты втянул его в приключения на старости лет. Вы еще легко отделались.
Нервотрепка последних дней и перелет совсем доконали Эрвина. Оказавшись на заднем сидении своего старого БМВ, сразу же отключился, и всю дорогу до Штутгарта проспал. Амалия, встретив путешественников, пустила слезу. Обняла Эрвина и разразилась длинной гневной речью в адрес мужа, племянника и брата.
— До конца дней своих будете благодарить Господа, что все благополучно завершилось. Когда мне в турбюро и полиции объяснили, что ничем помочь не могут, вы нарушили законы страны пребывания, я уже мысленно похоронила вас.
Пообщаться родственникам в первый вечер не удалось. Наехали местные корреспонденты, и опять пришлось отвечать на вопросы.
В утренних Штутгартских газетах Курта представили бесстрашным Рембо, победившим русскую мафию, спасшим дядю от русского фанатика, не желавшего забыть Вторую Мировую. Эрвина называли борцом за культурное наследство Германии. Газеты, каждая на свой лад, защищали солдата — патриота. Объясняли, что ценности, которые он собирался откопать и привезти на Родину, найдены еще до войны немецкими археологами с разрешения советского правительства и принадлежат мировой цивилизации. Обывателю авантюра представлялась как патриотический порыв старого солдата вермахта.
***
На следующий день Григорий Федорович взялся за работу с рассвета. Разметил границу предполагаемых поисков и начал копать. Расширять уже выкопанную яму было намного легче, и работа спорилась. Без Любы поднял из ямы несколько ведер земли и позвал ее на помощь. Яма получалась длинной и походила на солдатский окоп.
— Пошли, покушаешь, загнешься с такой работы, — позвала Люба.
— Вытяни еще пару ведер.
К обеду Григорий вытащил из-под земли старый немецкий ботинок, три ржавых консервных банки, тряпку и понял, следует и дальше копать в эту сторону. С самого начала неправильно определил направление. Выгребная яма, очевидно, была на девяносто градусов повернута к традиционному расположению туалета. Григорий снова принялся пытать мать. Про яму она ничего не знала, а как стоял Полюткинский туалет, божилась, помнит. Он не стал больше прислушиваться к ее мнению и продолжил копать дальше в сторону, где продолжал попадаться мелкий мусор. Прокопал недлинный подземный тоннель и едва не оказался погребенным заживо. Тоннель обрушился. Перепуганный, едва нашел силы подняться по вертикально стоящей стремянке наружу. Успокоившись, даже рассмеялся своему испугу. Несмотря на предстоящий огромный объем работ, настроение улучшилось. Он ухватил краешек клада. Теперь все в его руках. Люба не разделяла оптимизма. Если это остатки той самой выгребной ямы, где то, что оставляет после себя человечество?