Любовная лирика классических поэтов Востока
Шрифт:
3
Нет, больше не могу, терпенье истощилось, В душе моей тоска и горькая унылость. Бессмысленные дни, безрадостные ночи, А счастье — что еще случайней и короче? О край, где был укрыт я от беды и бури, — Те ночи у пруда прекрасней, чем Укури. У нежных девушек вино я утром пью, — Но разве не они сгубили жизнь мою? И все ж от влажных губ никак не оторвусь — В них терпкого вина неповторимый вкус. О, этот аромат медовый, горьковатый! О, стройность антилоп, величье древних статуй! Как будто ветерка дыханье молодое Внезапно принесло душистый дым алоэ. Как будто пряное я пью вино из чаши, Что из далеких стран привозят в земли наши. Но в чаше я с водой вино свое смешал, С потоком, что течет с крутых, высоких скал, Со струями, с ничем не замутненной Прозрачной влагою, душистой и студеной. 4
Прохладу
5
Друзья, мимо дома прекрасной Умм Дж'yндаб пройдем, Молю — утолите страдание в сердце моем. Ну, сделайте милость, немного меня обождите, И час проведу я с прекрасной Умм Джундаб вдвоем. Вы знаете сами, не надобно ей благовоний, К жилью приближаясь, ее аромат узнаем. Она всех красавиц затмила и ласкова нравом…. Вы знаете сами, к чему тосковать вам о нем? Когда же увижу ее? Если б знать мне в разлуке О том, что верна, что о суженом помнит своем! Быть может, Умм Джундаб наслушалась вздорных наветов И нашу любовь мы уже никогда не вернем? Испытано мною, что значит с ней год не встречаться: Расстанься на месяц — и то пожалеешь потом. Она мне сказала: «Ну чем ты еще недоволен? Ведь я, не переча, тебе потакаю во всем». Себе говорю я: ты видишь цепочку верблюдов, Идущих меж скалами йеменским горным путем? Сидят в паланкинах красавицы в алых одеждах, Их плечи прикрыты зеленым, как пальма, плащом. Ты видишь те два каравана в долине близ Мекки? Другому отсюда их не различить нипочем. К оазису первый свернул, а второй устремился К нагорию Кабкаб, а дальше уже окоем. Из глаз моих слезы текут, так вода из колодца По желобу льется, по камню струится ручьем. А ведь предо мной никогда не бахвалился слабый, Не мог побежденный ко мне прикоснуться мечом. Влюбленному весть принесет о далекой любимой Лишь странник бывалый, кочующий ночью и днем На белой верблюдице, схожей, и цветом и нравом, И резвостью ног с молодым белошерстным ослом, Пустынником диким, который вопит на рассвете, Совсем как певец, голосящий вовсю под хмельком. Она, словно вольный осел, в глухомани пасется, Потом к водопою бежит без тропы напролом, Туда, где долина цветет, где высоки деревья, Где скот не пасут, где легко повстречаться с врагом. Испытанный странник пускается в путь до рассвета, Когда еще росы блестят на ковре луговом. 6
Слезы льются по равнинам щек, Словно не глаза — речной исток, Ключ подземный, осененный пальмой, Руслом прорезающий песок. Лейла, Лейла! Где она сегодня? Ну какой в мечтах бесплодных прок? По земле безжизненной скитаюсь, По пескам кочую без дорог. Мой верблюд, мой спутник неизменный, Жилист, крутогорб и быстроног. Как джейран, пасущийся под древом, Волен мой верблюд и одинок. Он подобен горестной газели, У которой сгинул сосунок, Мчится вдаль, тропы не разбирая, Так бежит, что не увидишь ног. Не одну пустынную долину Я с тревогой в сердце пересек! Орошал их ливень плодоносный, Заливал узорчатый поток. В поводу веду я кобылицу, Ветер бы догнать ее не мог, С нею не сравнится даже ворон, Чей полет стремительный высок, Ворон, что несет в железном клюве Для птенца голодного кусок. 7
И Калиба степи, и Хасбы долины и кручи Дождем окропили нежданно пришедшие тучи. Тех туч караван проплывал над землею Унейзы, Повис над горами, спустился к низине белесой; И тучка одна, что от грома и молний устала, Отстала от всех — и слезами на землю упала. 8
Ты перестал мечтать о Сельме: так далеко любовь твоя! Не попытаешься, не хочешь и шагу сделать в те края. О, сколько гор, долин, ущелий, песков бесплодных, злых людей И караванных троп кремнистых теперь нас разделяют с ней. Увидел я ее когда-то в краю Унейзы голубой, Когда откочевать пришлось ей на пастбища земли другой. Увидел я тугие косы, черней, чем ночь, вкруг головы. И зубы белые — белее, чем млечный сок степной травы, А губы улыбались мило улыбкой алых ягод мне, И было это все как небыль или как поцелуй во сне. О крепкокостная — к успеху неси, верблюдица, меня! Седло мое, моя поклажа в огне, и сам я из огня! Я, словно страус, караулю яйцо, прикрытое песком, Всегда готовый на защиту бесстрашным кинуться броском. Моя верблюдица, ты тоже, как страус, головой крутя, Вдруг мчишь стремительней, чем ветер, спасая от врагов дитя. 9
Клянусь я жизнью, что Суад ушла, чтобы казниться
мукой. Она хотела испугать влюбленного в нее разлукой. Увидев, услыхав Суад: «Явись еще!» — земля попросит. Там, где ее шатер разбит, — земля обильней плодоносит. Увидишь ты ее жилье — входи, проси приюта смело, И вот уже в глазах ее слезинка ярко заблестела. Маджнун
(Кайс ибн аль-Мулаввах)
(VII в.)
1—20. Переводы С. Липкина; 21–30. Переводы М. Курганова
1
«Если б ты захотел, то забыл бы ее», — мне сказали. «Ваша правда, но я не хочу, — я ответил в печали. — Да и как мне хотеть, если сердце мучительно бьется, А привязано к ней, как ведерко к веревке колодца, И в груди моей страсть укрепилась так твердо и прочно, Что не знаю, чья власть уничтожить ее правомочна. О, зачем же на сердце мое ты обрушил упреки, — Горе мне от упреков твоих, собеседник жестокий!» Ты спросил: «Кто она? Иль живет она в крае безвестном?». Я ответил: «Заря, чья обитель — на своде небесном». Мне сказали: «Пойми, что влюбиться в зарю — безрассудно». Я ответил: «Таков мой удел, оттого мне и трудно. Так решила судьба, а судьбе ведь никто не прикажет: Если с кем-нибудь свяжет она, то сама и развяжет». 2
Клянусь Аллахом, я настойчив, — ты мне сказать должна: За что меня ты разлюбила и в чем моя вина? Клянусь Аллахом, я не знаю, любовь к тебе храня, — Как быть с тобою? Почему ты покинула меня? Как быть? Порвать с тобой? Но лучше я умер бы давно! Иль чашу горькую испить мне из рук твоих дано? В безлюдной провести пустыне остаток жалких дней? Всем о любви своей поведать или забыть о ней? Что делать, Лейла, посоветуй: кричать иль ждать наград? Но терпеливого бросают, болтливого — бранят. Пусть будет здесь моя могила, твоя — в другом краю, Но если после смерти вспомнит твоя душа — мою, Желала б на моей могиле моя душа — сова Услышать из далекой дали твоей совы слова, И если б запретил я плакать моим глазам сейчас, То все же слез поток кровавый струился бы из глаз. 3
Одичавший, позабытый, не скитаюсь по чужбине, Но с возлюбленною Лейлой разлучился я отныне. Ту любовь, что в сердце прячу, сразу выдаст вздох мой грустный Иль слеза, с которой вряд ли знахарь справится искусный. О мой дом, к тебе дорога мне, страдальцу, незнакома, А ведь это грех ужасный — бегство из родного дома! Мне запретны встречи с Лейлой, но, тревогою объятый, К ней иду: следит за мною неусыпный соглядатай. Мир шатру, в который больше не вступлю, — чужак, прохожий, — Хоть нашел бы в том жилище ту, что мне всего дороже! 4
О, сколько раз мне говорили: «Забудь ее, ступай к другой!», Но я внимаю злоязычным и с удивленьем и с тоской. Я отвечаю им, — а слезы текут все жарче, все сильней, И сердце в те края стремится, где дом возлюбленной моей, — «Пусть даст, чтоб полюбить другую, другое сердце мне творец. Но может ли у человека забиться несколько сердец?» О Лейла, будь щедра и встречей мою судьбу ты обнови, Ведь я скорблю в тенетах страсти, ведь я томлюсь в тюрьме любви! Ты, может быть, пригубишь чашу, хоть замутилась в ней любовь? Со мной, хоть приношу я горе, ты свидишься, быть может, вновь? Быть может, свидевшись со мною, почувствуешь ты, какова Любовь, что и в силках не гаснет, что и разбитая — жива? Быть может, в сердце ты заглянешь, что — как песок в степи сухой — Все сожжено неистребимой, испепеляющей тоской. 5
Слушать северный ветер — желание друга, Для себя же избрал я дыхание юга. Надоели хулители мне… Неужели Рассудительных нет среди них, в самом деле! Мне кричат: «Образумь свое сердце больное!» Отвечаю: «Где сердце найду я другое?» Лишь веселые птицы запели на зорьке, Страсть меня позвала в путь нелегкий и горький. Счастья хочется всем, как бы ни было хрупко. Внемлет голубь, как издали стонет голубка. Я спросил у нее: «Отчего твои муки? Друг обидел тебя иль страдаешь в разлуке?» Мне сказала голубка: «Тяжка моя участь, Разлюбил меня друг, оттого я и мучусь». Та голубка на Лейлу похожа отчасти, Но кто Лейлу увидит, — погибнет от страсти. От любви безответной лишился я света, — А когда-то звала, ожидая ответа. Был я стойким — и вот я в плену у газели, Но газель оказалась далеко отселе. Ты пойми: лишь она исцелит от недуга, Но помочь мне как лекарь не хочет подруга. 6
В груди моей сердце чужое стучит, Подругу зовет, но подруга молчит. Его истерзали сомненье и страсть, — Откуда такая беда и напасть? С тех пор как я Лейлу увидел, — в беде, В беде мое сердце всегда и везде! У всех ли сердца таковы? О творец, Тогда пусть останется мир без сердец! 7
Поделиться с друзьями: