Любовная лирика Мандельштама. Единство, эволюция, адресаты

3

1913 годом датированы два стихотворения Мандельштама, представляющие собой словесные портреты юных женщин – «Американка» и «Мадригал» («Нет, не поднять волшебного фрегата…»). Как мы помним, портрет адресата был представлен и в раннем мандельштамовском стихотворении «Нежнее нежного…» (1909). Однако обратить внимание на принципиальную разницу в данном случае важнее, чем на сходство.

Стихотворение «Нежнее нежного…», как и большинство лирических стихотворений Мандельштама этого периода, содержало прямое обращение к героине, скорее всего мысленное. Лирический субъект, таким образом, с неизбежностью превращался в персонажа стихотворения, внимание читателя оказывалось направлено не только на адресата, но и на него. Портреты юных женщин в «Американке» и «Мадригале» объективированы: герой ни с какими репликами к героиням не обращается, поскольку он выведен в этих стихотворениях за скобки.

Очень скоро мы убедимся, что объективированное, часто чуть ироническое портретирование молодых женщин и выключение себя самого из любовного уравнения стали теми способами, с помощью которых Мандельштам-акмеист в 1913 году остранял эротические темы.

Собственно, в «Американке» эта тема возникает лишь подспудно. Героиня стихотворения увлечена не мужчиной, а малопонятными, но тем более привлекательными для нее европейскими культурными ценностями:

Американка в двадцать летДолжна добраться до Египта,Забыв «Титаника» совет,Что спит на дне мрачнее крипта.В Америке гудки поют,И красных небоскребов трубыХолодным тучам отдаютСвои прокопченные губы.И в Лувре океана дочьСтоит, прекрасная, как тополь;Чтоб мрамор сахарный толочь,Влезает белкой на Акрополь.Не понимая ничего,Читает «Фауста» в вагонеИ сожалеет, отчегоЛюдовик больше не на троне 76 .

76

Пьяные вишни. 2-е изд. Севастополь, 1920. С. 7. Подробнее об этом стихотворении см.: Гаспаров М. Л. Статьи для «Мандельштамовской энциклопедии». С. 85. По устному предположению Р. Д. Тименчика, прототипом заглавной героини этого стихотворения могла послужить Элизабет Рейнолдс, приезжавшая в С-Петербург в 1913 г.

Все же любовная тема как минимум трижды оставила след в стихотворении. Первый след – явный: как это уже бывало у Мандельштама, любовную сцену в «Американке» разыгрывают не люди, а предметы. Во второй строфе «прокопченные губы» небоскребов целуются с «холодными тучами».

Второй и третий следы – неотчетливые, их оставили те поэтические произведения, которые в стихотворении скрыто цитируются.

Сам образ молодой экзальтированной американки, увлеченной европейской культурой, у Мандельштама восходит к пьесе в стихах Николая Гумилева «Дон Жуан в Египте» 1911 года. В этой пьесе юная Американка (она так и обозначена в списке действующих лиц), уже добравшаяся до Египта, влюбляется в Дон Жуана, который привлекает ее, главным образом, как персонаж европейского культурного мифа, а формулируя точнее, как заглавный герой великой европейской оперы:

Американка

И мне так родственен ваш вид:Я все бывала на МоцартеИ любовалась на МадридПо старенькой учебной карте 77 .

А в третьей строфе мандельштамовской «Американки», вероятно, содержится отсылка к стихотворению самого поэта «Silentium». Ведь определение «океана дочь» (которая «стоит» «в Лувре», возможно, перед одной из двух самых известных скульптур этого музея) почти неизбежно заставляет читателя вспомнить о рождающейся из морских волн богине эротической любви Афродите.

77

Гумилев Н. Дон Жуан в Египте: Одноактная пьеса в стихах // Гумилев Н. Чужое небо: Третья книга стихов. СПб., 1912. С. 110.

Стихотворение «Американка» Мандельштам в 1916 году отдал для публикации в 9 номер журнала «Рудин», издававшегося Ларисой Рейснер и ее отцом Михаилом Рейснером 78 . Но этот номер журнала в итоге не вышел. В отличие от 7 номера «Рудина» за 1916 год, где появился загадочный мандельштамовский «Мадригал», необъявленным адресатом которого стала уже тогда признаваемая красавицей Лариса Рейснер:

Нет, не поднять волшебного фрегата:Вся комната в табачной синеве —И пред людьми русалка виновата,Зеленоглазая, в морской траве!Она курить, конечно, не умеет,Горячим пеплом губы обожглаИ не заметила, что платье тлеет —Зеленый шелк, и на полу зола…Так моряки в прохладе изумруднойНи чубуков, ни трубок не нашли,Ведь и дышать им научиться трудноСухим и горьким воздухом земли! 79

78

См.: ОМ-1. С. 539.

79

Рудин. 1916. № 7 (март). С. 6. Подробнее об этом стихотворении см.: Сегал Д. М. Осип Мандельштам. История и поэтика. Кн. I. С. 231–232.

«Мадригал» – первое стихотворение Мандельштама, посвященное женщине, чье имя нам точно известно. Более того, эпитет «зеленоглазая», использованный в стихотворении, – это весьма конкретная и яркая примета внешности Ларисы Рейснер. Ее «серо-зеленые огромные глаза» упоминаются, например, в мемуарах друга юности Рейснер Вадима Андреева 80 . Предельно конкретна и ситуация, описанная в стихотворении: неопытная курильщица случайно прожигает платье.

Тем не менее «Мадригал» не производит впечатления реалистического портрета, в первую очередь из-за ключевой метафоры стихотворения. Зеленый цвет глаз героини, а также зеленый цвет ее платья спровоцировали Мандельштама уподобить героиню русалке и сгустить вокруг этого образа морской, «изумрудный» колорит. Красавица-русалка создает вокруг себя атмосферу морского дна, с покоящимся на этом дне «волшебным фрегатом», но она не может вписаться в общество людей, как не могут «научиться» «дышать» «сухим и горьким воздухом земли» привыкшие к «прохладе изумрудной» «моряки».

80

Андреев В.

Детство: Повесть. М., 1963. С. 75. Ср. также в мемуарной книге Всеволода Рождественского: «Чуть дрогнули ее тонкие ноздри, а в зрачках пробежала зеленоватая искорка» (Рождественский В. Страницы жизни: Из литературных воспоминаний. М., 1974. С. 185).

4

Максимально объективировал любовный сюжет Мандельштам еще в двух стихотворениях 1913 года.

В первом из них, которое называется «Кинематограф», рассказывается о «лубочном» романе персонажей мелодраматического шпионского фильма:

Кинематограф. Три скамейки.Сантиментальная горячка.Аристократка и богачкаВ сетях соперницы-злодейки.Не удержать любви полета:Она ни в чем не виновата!Самоотверженно как брата,Любила лейтенанта флота.А он скитается в пустыне,Седого графа сын побочный —Так начинается лубочныйРоман красавицы-графини.И в исступленьи, как гитана,Она заламывает руки.Разлука. Бешеные звукиЗатравленного фортепьяно.В груди доверчивой и слабойЕще достаточно отвагиПохитить важные бумагиДля неприятельского штаба.И по каштановой аллееЧудовищный мотор несется.Стрекочет лента, сердце бьетсяТревожнее и веселее.В дорожном платье, с саквояжем,В автомобиле и в вагоне,Она боится лишь погони,Сухим измучена миражем.Какая горькая нелепость:Цель не оправдывает средства!Ему – отцовское наследство,А ей – пожизненная крепость! 81

81

Новый Сатирикон. 1914. № 22. С. 7. Подробнее об этом стихотворении см.: Гаспаров М. Л. Статьи для «Мандельштамовской энциклопедии». С. 83.

Можно было бы отметить, что здесь предсказаны некоторые будущие стихотворения поэта о неизбежной трагической развязке любых романтических отношений. Причем, кажется единственный раз в лирике Мандельштама, в проигрыше в итоге оказывается исключительно женщина, а не мужчина.

Можно было бы обратить внимание на зловещие в свете надвигавшейся в 1913 году глобальной войны милитаристские мотивы стихотворения. На обложке двадцать второго, майского, номера журнала «Новый Сатирикон» за 1914 год, где впервые появился «Кинематограф», была помещена карикатура, посвященная военным приготовлениям Германии.

Однако воспринять мандельштамовский «Кинематограф» всерьез мешает не только место его первой публикации, но и ироническая, если не сказать, ерническая интонация стихотворения. Эта ироническая интонация была во многом предопределена самой призмой, сквозь которую Мандельштам в «Кинематографе» приглашал читателя взглянуть на обстоятельства «лубочного романа» «графини» с «лейтенантом флота». Как известно, на кино тогда многие смотрели как на заведомо второсортное искусство, призванное развлекать невзыскательного зрителя. Весьма характерно, что во все том же двадцать втором номере «Нового Сатирикона» за 1914 год помимо стихотворения Мандельштама тема кино в юмористическом контексте возникает дважды: в заметке «Самобытное» на странице 10 и в заметке, опубликованной в разделе «Перья из хвоста» на странице 12.

В июньском, двадцать четвертом номере «Нового Сатирикона» за 1914 год появилось еще одно мандельштамовское стихотворение – «Теннис», которое тоже было написано в предыдущем, 1913 году:

Средь аляповатых дач,Где шатается шарманка,Сам собой летает мяч,Как волшебная приманка.Кто, смиривший грубый пыл,Облеченный в снег альпийский,С резвой девушкой вступилВ поединок олимпийский?Слишком дряхлы струны лир —Золотой ракеты струныУкрепил и бросил в мирАнгличанин вечно юный!Он творит игры обряд,Так легко вооруженный,Как аттический солдат,В своего врага влюбленный!Май. Грозовых туч клочки.Неживая зелень чахнет.Всё моторы и гудки —И сирень бензином пахнет.Ключевую воду пьетИз ковша спортсмен веселый;И опять война идет,И мелькает локоть голый! 82

82

Новый Сатирикон. 1914. № 24. С. 3. Подробнее об этом стихотворении см.: Гаспаров М. Л. Статьи для «Мандельштамовской энциклопедии». С. 83–84.

Как и в «Кинематографе», любовный сюжет в «Теннисе» максимально объективирован, поскольку и в первом, и во втором стихотворениях в качестве сырья для текста использовались не биографические обстоятельства автора, а фабула фильма (в первом случае) и теннисный «поединок олимпийский» между юношей и девушкой (во втором случае).

Если в «Кинематографе» воплощен минорный, мелодраматический вариант любовного сюжета, в «Теннисе» – очень редкий для любовной лирики Мандельштама – мажорный, оптимистический.