Любовница №2358
Шрифт:
Я глубоко вздохнула, втягивая чистый утренний воздух, и решительно пошла в сторону пешеходного моста над наземной магистралью. Каблуки отбивали быстрый ритм по глянцевой плитке, слабо мерцающей в утреннем солнце белыми вкраплениями, похожими на кристаллы соли. Папа бы сейчас точно сказал, что это за минерал, и я бы выслушала длинную лекцию об его уникальности. Он считал, что каждый минерал уникален. Жаль, тогда я не ценила этого. Дети многого не понимают.
Наконец, я нервно сжала ремешок сумочки, глубоко вздохнула несколько раз и вошла в витражные двери. Казалось, биение моего сердца слышит весь отель. Не размышлять. Просто подойти к стойке и передать пакет — я предусмотрительно засунула футляр в хрустящий пакет из магазина, чтобы он не привлекал излишнего
Я решительно подошла к стойке, молодой тахилец, почти мальчишка, ослепительно улыбнулся и приветственно кивнул:
— Добро пожаловать, мисс. Желаете номер?
Я покачала головой и глубоко вздохнула, решаясь:
— Нет. — Я вытащила пакет и положила на стойку: — Я хочу, чтобы вы вручили этот пакет господину аль-Зараху.
Я готова была провалиться, осознавая, как бредово все это выглядит. Просто передать что-то аль-Зараху — совсем не то же самое, что передать через консьержку обычного многоквартирного дома, где живут самые обычные люди. Моя идея — совершеннейший бред. Но в этой ситуации нет верного решения. Любое решение неправильное.
Тахилец все так же улыбался, завозился в компьютере. По его идиотскому лицу невозможно было что-то понять. Наверняка, у них нарочно такие лица. Заученная маска, чтобы никто не смог понять, что творится под ней. Как и у Фирела.
— Ваше имя, мисс.
Дыхание замерло. Я знала, что меня попросят назваться, и не обдумала этот вариант. Я вообще ничего не обдумала! Ничего!
— Мисс Стоун.
— Полное имя, пожалуйста, мисс.
Я сглотнула:
— Эмилия Каролин Стоун.
Не думаю, что у простого портье есть доступ к данным, чтобы подтвердить мою личность. Мне нужно, чтобы он принял этот проклятый пакет, а что с ним будет делать служба безопасности — меня вообще не волновало.
Портье кивнул, и снова уткнулся в компьютер, не «снимая» заученной улыбки. Белые крупные зубы…
— Придется немного подождать, мисс.
Я кивнула в ответ и тоже выдавила благодушную улыбку, хотя была, что называется, «на низком старте». Готова была бежать сломя голову. Как можно быстрее и как можно дальше.
Тахилец ковырялся бесконечно долго. Время от времени бросал на меня жгучий взгляд из-под белоснежного тюрбана и просил подождать еще немного. И еще немного… И я ждала, хотя внутри все ходило ходуном. Хотелось просто броситься к двери и бежать прочь. Но, глядя на портье, я прекрасно понимала, что если я дернусь, не покончив с формальностями, меня тут же остановит охрана. И неизвестно, чем все это может закончиться. Какая же дрянная идея… На что я надеялась? Нужно было арендовать банковскую ячейку, оставить бриллианты, а расположение и шифр передать аль-Зараху запиской. Вот что значит необдуманные решения, продиктованные эмоциями. Страхом, растерянностью. Эмоции — причина многих ошибок, так нас учили. Я стояла, едва не приоткрыв рот. Просто не понимала, как могла так отчаянно сглупить. Я ведь никогда не была уж слишком глупой. Решение с банковской ячейкой идеальное, но теперь я уже просто не могла забрать пакет — возникнут ненужные вопросы. Впрочем… даже ячейка не вариант. Мне придется предоставить документы для регистрации, и данные сразу же окажутся в департаменте. Это тупик.
Тахилец вновь посмотрел на меня:
— Позвольте узнать, что в пакете, мисс Стоун?
Я готова была провалиться, понимая, как глупо все это звучит:
— Ювелирное изделие.
Врать было бессмысленно. Я прекрасно понимала, что сейчас пакет передадут в службу безопасности, и я смогу выйти отсюда только тогда, когда они сочтут это возможным.
Идиотка. Что же я наделала…
Портье, наконец, протянул руку и забрал пакет, спрятав под стойкой:
— Еще буквально пару минут, мисс Стоун.
Неужели мне позволят уйти? Я ждала в таком нетерпении, что меня ощутимо трясло. И я едва не рухнула на пол, когда услышала за спиной уже знакомый мягкий выговор:
— Прекрасная Амани…
18
Я стояла,
окаменев, не в силах обернуться. Тяжело дышала, вцепилась в ремешок сумки. Только не это. Хотя… Невозможно играть в бесконечные догонялки — у меня просто не хватит сил, если он не захочет остановиться. Лучше объясниться. Это лучшее — объясниться. Спокойно и внятно донести свою позиция. Дать понять, что не нужно меня преследовать.Я собрала волю в кулак и повернулась. Склонила голову в знак приветствия, но руки не подала, не хотела, чтобы он касался меня.
— Господин аль-Зарах.
Он снова был в черном костюме. Национальный колорит подчеркивали лишь неизменно черненые глаза и бриллианты в ушах.
— Для вас Аскар, прекрасная Амани.
Он уже знакомым жестом коснулся лба, губ, груди и прожигал меня взглядом. Какие же черные, бездонные у них глаза. Еще немного, и я услышу, как шипит обожженная кожа, почувствую волдыри, будто меня вертят над раскаленной жаровней, как грешника в старых наивных представлениях ада. Меня раздражала собачья кличка, которой он меня наградил, но я решила не заострять. Это лишний повод.
Он вскинул руку, давая понять, что приглашает меня пройти за ним, но я покачала головой:
— Это лишнее, господин аль-Зарах. Я лишь хотела сказать, что возвращаю ваш подарок, потому что не могу его принять при всем желании. У меня есть свои обязательства.
— Вам не понравилось? — он помрачнел, нега в глазах сменилась каменной твердостью.
— У вас безупречный вкус. Но это недопустимо, — я покачала головой.
— Я настаиваю, — он указал в сторону пустующей зоны отдыха под сенью огромных живых пальм. Его лицо красноречиво говорило о том, что он не потерпит возражений.
Я нехотя последовала за ним, опустилась в кресло. Тут же подбежал тахилец в традиционном бурнусе, с подносом. Кофе. Если еще выпью кофе — сердце просто не выдержит, оно и так колотилось, как безумное. Но отказаться еще и от кофе…
Я приняла чашку и едва коснулась губами горькой черной жижи. Хотелось просто холодной воды с кислинкой лимона. Аль-Зарах неприкрыто наблюдал за тем, как я пью. О нет, в этом взгляде не было никакой двусмысленности, он и не пытался что-либо изобразить. Он хотел меня. Неприкрыто, жгуче, будто имел на это полное право. Мне будто передавалось его напряжение, скребло внутри, вызывая противоречивые чувства. Его прямота льстила. Как любой женщине, которой дают понять, что она желанна. Но… Если бы так смотрел Фирел… О, да, безумная мысль. Я невольно усмехнулась, не подумав, как аль-Зарах может расценить эту мелочь.
Он помрачнел:
— Как вы посмели вернуть мой подарок?
Я едва не захлебнулась. Посмела? Сейчас страх и неловкость сменялись возмущением. Неужели он принимает меня за одну из своих безвольных закутанных женщин? Это та ситуация, когда такт и нежелание обострить конфликт принимается за слабость. Обычно такое восприятие — удел дураков. Это метод Муравейника. Но в аль-Зарахе говорил лишь конфликт менталитетов. Я женщина, и я красива — в этом моя беда. Все женщины для него одинаковы: что единоверки, что иностранки. Всего лишь бесправные женщины.
Я отставила чашку, чтобы ненароком не облиться:
— Потому что это мое решение. Ваш подарок ставит меня в неловкое положение. Я уже говорила. Это недопустимо.
Женщина в его стране, скорее имущество, чем человек. Красивая безотказная кукла, которая греет постель господина по кивку головы и с готовностью и благодарностью получает побои, если господин не доволен. Женщины не имеют голоса, не имеют права на образование, не могут никому наследовать. Они не могут даже развестись — это привилегия мужчин. Но тогда эти бедные женщины никогда не увидят своих детей. По меркам цивилизованного общества это дикость и бесконечный кошмар. Все же находятся иностранки, которые добровольно отрекаются от свободы ради страстных черноглазых красавцев. Даже принимают их веру. Думаю, потом их участь незавидна. В Центре никогда не говорили о тех, кто вернулся. Никогда. Очень надеюсь, что Кейт до такого не докатится. Не забуду, как она таяла под взглядом Джафара.