Любовница №2358

Аль-Зарах не сводил с меня глаз:

— Мои подарки не могут ставить в неловкое положение. Тем более женщин. И ваше решение ничего не значит. Здесь важно мое решение.

Это переходило всякие границы — он не у себя дома. Да, я должна быть тактичной и дипломатичной, но этот человек не понимал слов, не понимал вежливости.

— Ваше превосходительство, смею напомнить, что я гражданка Альянса, состоящая на государственной службе. У нас иные порядки.

— Ваши порядки — ваш большой недостаток. В такой стране никогда не будет процветания. Женщины не должны иметь столько свобод. Ты всего лишь женщина. Женщина, которую я хочу, — он подался вперед. — Ты должна быть счастлива. Это честь для тебя.

Я просто задохнулась от возмущения. Вытаращила глаза, приоткрыла рот, не зная что сказать. Это было недопустимо, возмутительно. Я должна была немедленно уходить, но не могла подняться, чувствовала, что ноги не удержат. Его слова — закостенелый архаичный бред, но в них было столько силы, столько уверенности. Он будто гипнотизировал меня этим напором. Я будто уменьшалась на глазах, становилась ничтожнее, безвольнее.

Аль-Зарах лишь усмехнулся:

— Видишь, прекрасная Амани, тебе нечего возразить. Значит, я прав. Ты сама понимаешь, что я прав.

Я покачала головой:

— Вы не правы, Аскар-хан. Это возмутительно.

— Я получаю все, что хочу, моя красавица. В своей стране, и в любой другой. Ты мнишь себя свободной, но я покажу тебе, что это не так. Свобода — это условность, которой тебя обманывают, и красивое название. Ваша свобода — миф.

— У вас неверные представления о свободе.

Зарах лишь сверкнул зубами:

— Ты наденешь эти бриллианты. В знак того, что покорилась.

Я твердо покачала головой:

— Это невозможно. Очень надеюсь, что вы меня услышали, господин аль-Зарах.

Я поднялась и, не чувствуя ног, вышла из отеля, каждое мгновение опасаясь, что меня вернут.

19

Не помню, как я вышла на улицу. Помню лишь отчаянный стук сердца и слабость, близкую к обмороку. Я оказалась не готова к такому напору, к такой прямоте. Считать ли слова аль-Зараха угрозой? Я покачала головой: я гражданка Альянса — он бессилен. Пусть возвращается домой и командует своими замотанными женщинами. Наверняка, у него целый гарем. Десятки? Сотни?

Я просто остановилась посреди парка, чтобы подышать. Глубоко, шумно, полной грудью. Сейчас он захотел меня, но завтра забудет, увидев другую красавицу. Возможно, более сговорчивую. Даже если бы аль-Зарах предложил единым махом решить все мои проблемы, оградить от всего — я бы никогда не согласилась. Никогда. Ни за какие обещания и богатства. Нет богатств, способных оправдать такое отношение к женщине. Консервативные мудрецы Тахила и по сей день считают, что у женщин нет души. За столетия мало что изменилось. В цивилизованном обществе подобное невозможно.

Но как он смотрел… Это околдует любую. Эта магия в их горячей крови, в их нагретых солнцем песках. В их жестах, в их словах. Но все обман: красивые обещания скрывали ужасную реальность, в которой женщина была всего лишь вещью. Говорят, в Тахиле все еще процветает работорговля. Негласно. Но людей по-прежнему покупают и продают, как сотни лет назад. Как скот.

Я купила стаканчик мятного лимонада из летучего автомата и выпила залпом, заглатывая крошку колотого льда. Будто нырнула в холодную воду. Так стало лучше. Больше не хочу думать об аль-Зарахе. Пусть катится к черту вместе со своей моралью. Одна проблема решена, но отвратительно было осознавать, что она не единственная. Зарах и его проклятый подарок смешали все мысли, но вопросы оставались. Много неприятных вопросов.

Утром я безоговорочно поверила словам Мартинеса, испытала такое облегчение, что о многом забыла. Но забыть — еще не значит решить. Он утверждал, что грабителей спугнули… Пусть так. Странным казалось другое: у них было время и желание вспороть постель, что само по себе бред, но не хватило мозгов выгрести драгоценности в хлипком незапертом ящичке туалетного столика. На это ушло бы меньше минуты… Драгоценности департамента подлежат описи, и не обнаружилось ни единой пропажи. Мартинес сказал, что ограбили квартиру этажом выше… Что же забрали там, если их не интересовали драгоценности?

Я уже выходила из ограды парка, и дом, в котором находилась служебная квартира, хорошо просматривался через оживленный перекресток. Едва ли предоставится шанс лучше. В квартиру я, конечно, не пойду, она, наверняка, опечатана, а вот глазастая миссис Гросвел… Главное, чтобы она еще не ушла — ее сменщица была вовсе не такой приветливой и разговорчивой. Да и ничего не могла знать.

Решение появилось быстро. Я дошла до ближайшего торгового центра, купила коробку термолистого чая и решительно вошла в подъезд.

— Мисс Абьяри!

Миссис Гросвел «выплыла» из своего аквариума и мелкими шажками засеменила ко мне на толстых устойчивых каблучках. Несмотря на года, она все еще была кокеткой. Радушно улыбалась идеальными искусственными зубами:

— Здравствуйте, милая. Как же мне жаль, что так вышло. Ах, как жаль.

— Добрый день, миссис Гросвел, — я улыбнулась как можно приветливее. — Я была неподалеку и решила зайти поздороваться. Надеюсь, вчерашнее происшествие никак не отразилось на вашем здоровье. Это волновало меня.

Консьержка доверительно тронула мою руку сухими, как пергамент, белыми пальцами с красным маникюром:

— Все в порядке, милая. Всякое бывает. Что такое жизнь без потрясений…

Я достала коробку с чаем, заметив, как жадно миссис Гросвел наблюдала за моими движениями:

— Небольшой презент от меня. Термолистый чай. Очень хорош для лица. Думаю, вы помните, — я вновь многозначительно улыбнулась.

Консьержка вцепилась в коробку:

— Конечно, помню, моя дорогая. Не стоило вам так хлопотать… Как жаль, мне сказали, что вы съезжаете.

— Да, так решили, — я кивнула. — Мне тоже жаль.

— Конечно, конечно. Такая неприятность. Кто бы мог подумать. Я работаю консьержкой без малого тридцать лет. Никогда такого безобразия не было. Никогда. Но, говорят, ничего не украли.

— Этажом выше тоже ничего не украли?

Миссис Гросвел нахмурилась:

— Этажом выше?

Я кивнула:

— Говорят, ограбили квартиру этажом выше.

Консьержка замотала головой:

— Вы что-то путаете, мисс. Этажом выше все в порядке. Безобразие только в вашей. — Она заговорщицки понизила голос и вновь доверительно коснулась моей руки: — Сколько шуму было ночью, я глаз не сомкнула. Два раза показания фиксировали. Даже ваш мистер Фирел приезжал.

Я похолодела:

— Мистер Фирел? Вы уверены?

Миссис Гросвел кивнула:

— Как же вам повезло, моя милая! Мистер Фирел — такой мужчина! Еще лучше, чем по телевизору! Мой мистер Гросвел много-много лет назад был даже чем-то похож на него. Высокий, статный. — Консьержка приосанилась: — Да и я тогда была ничего. Красавица! А уж любил меня… Но и ревновал страшно. Не приведи вам, дорогая моя, такого ревнивца. Это чистый зверь. Себя изводил, меня изводил, потом, как водится, каялся. А я прощала — как не простить?