Любовница №2358

Поцелуи скользнули на живот, горячий язык очертил пупок и рисовал дорожку вниз по тонкому кружеву трусиков. Дыхание опалило самое чувствительное место, и я почувствовала, как Пол стянул ткань и прижался губами, одновременно поглаживая мои бедра. Я вскрикивала, ерзала, выгибалась от этих прикосновений. Мои ноги уже были у него на плечах, и руки Пола с нажимом мяли ягодицы. Когда наслаждение стало нестерпимым, я выгнулась, задерживая дыхание на вдохе, попыталась отстраниться, но он крепко держал меня, пока я не затихла и не обмякла в его руках.

Я не узнавала его взгляд. Мутный, шальной, опасный. Не было прежней сдержанности, прежней холодности. Пол встал и стащил штаны вместе с бельем, высвобождая налившийся член. Внушительный, толстый, перевитый вздутыми венами. Будто вытесанный из камня. Я села в кровати и подалась вперед, мучительно желая дотронуться. Почувствовать под пальцами, коснуться губами. В Центре я видела десятки симуляторов. Искусственных, но исполненных предельно натуралистично. Достоинство Фирела ничем не уступало. Хотелось коснуться, провести языком, ощутить вкус.

Пол не запрещал, и я сочла это разрешением. Потянулась и обхватила пальцами толстый ствол, чувствуя, как он дрогнул под моими прикосновениями и еще больше устремился кверху. Я заглянула в лицо Фирела, он лишь едва заметно кивнул. Я обхватила крепче и стала водить рукой вверх-вниз, коснулась губами яркой головки, с каждым движением забирая в рот все больше. Я это умела, и даже сдавала, мать его, экзамен. Пожалуй, я действовала, как заправская шлюха, и моего партнера это, кажется, заводило. Пол намотал мои волосы на кулак и контролировал движения, чтобы я не заставила его кончить. Наконец, отстранился, опрокинул меня на кровать и впился в губы, накрывая всем телом. Он был очень тяжелый, как каменная плита, но я млела под этой тяжестью, ощущая его силу, свою слабость. Я хотела покоряться его рукам, его воле, его желаниям.

Он посмотрел мне в глаза:

— Ты готова?

В горле пересохло, и я едва смогла выдавить слово:

— Да.

Не скажу, что я не боялась, потому и брала таблетку. Нам показывали слепки эмоций, слепки этой боли разной градации, но лишь сделали медвежью услугу. Боялись все девочки, потому что никто заранее не знал, как будет конкретно у них. Может, легкий дискомфорт, а может дерущая боль, которую сложно описать словами, и лужа крови, как на бойне. Случай редкий, но возможный. Эта угроза так и оставалась нашим ночным кошмаром. Каждой из нас. Не знаю, зачем они это делали. Когда совсем не знаешь — гораздо проще сделать шаг.

Пол снова целовал меня, одновременно раздвигая мои ноги и примеряясь к входу. Я жадно отвечала, стараясь не думать. Наконец, он подался вперед, удерживая меня за плечи, и замер, всматриваясь в мое лицо, давая привыкнуть к ощущениям. Я вцепилась в его руки и запрокинула голову. Не смертельно.

Едва боль начала отступать, Пол медленно задвигался:

— Потерпи, девочка моя, я буду аккуратным.

Он снова склонился к моим губам, стараясь сгладить неприятные ощущения, но тело привыкало. Проникновение не вызывало особой радости, но было вполне терпимым. Меня больше заботило, чтобы Пол остался доволен. Через некоторое время он задвигался быстрее, безжалостнее, потом замер на вытянутых руках и запрокинул голову, сцеживая стон сквозь зубы. Я чувствовала, как меня наполняет горячее семя. Потом Пол обмяк и снова накрыл меня всем телом, нежно целуя:

— Ты моя. Только моя.

25

Я даже не предполагала, что можно быть такой счастливой. Если раньше я старалась смотреть на Фирела, как на работу, то теперь буквально растворялась в нем. Кейт долго смеялась, констатируя, что я влюбилась. Хотя, она сказала не так: втрескалась. Пусть. Мы болтали по видеосвязи вечерами, когда я ждала Пола. Кейт была искренне рада за меня. Это всегда чувствуется. И я не могла выразить, как была благодарна за эту поддержку. Дарка бы тоже поддержала, она умела так же искренне радоваться. Она бы обязательно понравилась Кейт. Я порой представляла, как бы мы сидели где-нибудь в кафе, втроем… Я бы хотела съездить в Муравейник, зайти по старым адресам. На улицу Красных фонарей и в нашу с отцом квартиру. Она все еще формально была моей, но сейчас там наверняка обосновались бродяги, а все, что представляло хоть какую-то ценность, вынесли несколько лет назад. Она будто тянула меня на дно, как веревка, не позволяющая оторваться. Отвратительная пуповина. Нужно съездить в управу и отписать эту рухлядь в городской фонд без требования компенсации. И забыть навсегда. Но не думаю, что Фирел одобрит этот визит. Сделать это втайне невозможно — я не могу и шагу ступить без охраны. По крайней мере, точно не сейчас, тем более Пол подарил мне роскошные апартаменты в квартале от Центрального банка. Совсем недалеко отсюда. Но я была там всего один раз не дольше часа. Лишь чтобы запеленговать новый адрес для отчета в департамент и дождаться одобрения. Фирел плевал на правила департамента, предписывающие мне ночевать в собственной квартире минимум дважды в неделю.

Сегодня я проснулась, едва занимался рассвет, некогда было разлеживаться, но Пола рядом уже не было. Порой мне казалось, что он вообще не спит. Я провела рукой по простыням на его половине, будто хотела почувствовать тепло. Мы почти месяц просыпались рядом… или почти рядом, как сейчас. И я все еще не верила, что это происходит на самом деле. Наша первая ночь просто перевернула мой мир, и теперь казалось, что без этого мужчины я не смогу даже дышать. Кому-то нужны годы, а кому-то короткий миг. В его присутствии замирало дыхание, подкашивались ноги. Я чувствовала себя слабой, ведомой. Теряла контроль от его касаний, покорялась сильным рукам и, наверное, без колебаний прыгнула бы в пропасть, если бы он попросил. Меня не оставляло чувство, что Центр, департамент были лишь для того, чтобы прийти к нему. При воспоминании о его губах тело охватывала мучительная истома. Я жила нашими ночами. Жарким дыханием, своими криками, его шепотом, сокрушительными оргазмами, порабощающими мое тело. Одинокие утренние пробуждения оставляли ощущение пустоты, отчаянной ломки. И тогда я ложилась на его подушку, жадно вдыхая любимый запах морозного дерева.

На прикроватной тумбочке запищал мой коммуникатор. Мартинес.

— Доброе утро, мисс Абьяри.

— Доброе утро, Сандро, — я улыбнулась, произнося это имя.

О да, у него, оказывается, было имя. И оно мне нравилось. Разговаривать с Сандро всегда было приятнее, чем с агентом Мартинесом — так он казался гораздо человечнее. Фирел не запрещал — и бедняге приходилось терпеть. Пусть считает это мелкой местью за нотации у торговых галерей. Кажется, я буду помнить это вечность.

— К вам поднимаются стилисты, мисс.

Я едва не выронила коммуникатор, пытаясь развернуть часы.

— Спасибо, Сандро.

Твою мать! 8:09. Небывалая рань, особенно если учесть, что мы с Полом заснули около пяти утра, но сегодня особенный день — ежегодный прием, который устраивает Торговая Палата. Так сказать, мой первый выход в свет. И у меня всего двенадцать часов, чтобы стать идеальной. Достойной Фирела.

Когда система оповещения разлилась переливами по всем апартаментам, я наспех набросила халатик на обнаженное тело:

— Открыть входную дверь.

Мисс Аманда Павани с помощником Кларком приходили не впервые, и уже точно знали, куда именно идти — в одну из гостиных на первом ярусе. Подождут. Они еще несколько минут будут распаковывать свои коробки и доглаживать платье. Я юркнула в «свою» спальню, которая, по факту, служила лишь складом моих старых вещей, наспех приняла душ, выудила из комода белье. Пригладила волосы и спустилась.

Едва я вошла, мисс Павани подскочила и кинулась навстречу, простирая руки:

— Мелисса, душа моя, вот и вы!

— Доброе утро, Аманда.

Милейшая дама. Я так и не смогла угадать ее возраст, но порой мне казалось, что ей лет сто. Поцелуи воздуха, нарочитое чмоканье. Едва она отстранилась, присеменил Кларк, жеманно вытянув накрашенные губы:

— Наша королева!

— Доброе утро, Кларк. Дивная прическа.

Он кокетливо смутился и поправил голубые, как небо, кудри, взбитые на макушке на щедрую пару-тройку дюймов. Впрочем, нетрадиционными были не только кудри. Если бы я вдруг захотела сочинить сальный анекдот — героем выбрала бы именно Кларка. Все в нем было слишком: от выщипанных бровей до длинных лиловых ногтей. Однажды я видела, как он скалился Фирелу. Как девица с улицы Красных фонарей. А стоило представить Кларка, мечтающим о Поле в уединении… я просто не могла смотреть на него без улыбки. Едва ли я так улыбалась бы, будь у этого красавчика хоть какие-то шансы. Но он мне нравился, как чудаковатый персонаж из кино.