Любовница бури
Шрифт:
– Но… - растерянно пролепетала она, - это ты… меня переодел… и раны обработал?
– Извини, но горничных держать на войне как-то не принято, - фыркнул Монстр и заставил ее глубоко задуматься.
Большинство людей, которые ее окружали, в принципе не имели прислуги, даже довольно богатая родня Паскаля. В либеральном Париже такие вещи вообще считались пережитком и привилегией избалованной элиты. Но в романах, которыми была забита прикроватная тумбочка мадам Амальрик, в каждом благородном семействе и старинном замке были горничные. И гербы фамильные тоже были. Как на красивом перстне мужчины.
И
– А у тебя до войны были горничные? – спросила она. Рихард растерялся, даже перстень перевернул на пальце гравировкой вниз, словно засмущался его существования.
– Ну… да… давно, в детстве, - промямлил он, - но это не важно.
– Важно, - возразила Поль, не зная, зачем так упрямствует, - мне интересно узнать немного… о твоей жизни до этого всего. Это же не военная тайна?
– Поверь, малышка, там не было ничего хорошего, - выдохнул мужчина и тут же снова сконфузился от случайно выскользнувшего у него ласкового обращения. Поль вытащила глаза. Он, конечно, тут же отвернулся к стене, демонстрируя ей свой точеный профиль и жалкие попытки нацепить на лицо непроницаемую маску равнодушия.
Что это вообще было такое? Поль залилась краской до кончиков ушей и закуталась в одеяло.
«Какая я тебе малышка, - злобно подумала она, - чертов монстр. Своих нацистских проституток так называй…»
И тут же отругала себя за эти ядовитые мысли. Все-таки он был к ней добр по-своему и пока ничем не заслужил такого жестокого отношения к себе.
Шварц тем временем, видимо решил поискать способ загладить свою оплошность и хоть немного утолить любопытство девушки в качестве моральной компенсации.
– Моя мать происходила из очень… благородной европейской семьи, - с явной неохотой заговорил он, и было нетрудно заметить, с каким трудом ему дается каждое слово, - а отец… он был просто какой-то проходимец. Из греческих евреев-романиотов. Так что, я вовсе не еврей, - заключил мужчина, словно оправдываясь, - еврейство передается по матери, если ты не знаешь. Но… мне досталась эта ужасная внешность от отца.
– Нет, я этого не знала, - покачала головой Поль и не удержалась, о чем тут же пожалела, - я не вижу ничего ужасного в твоей внешности.
Рихард хмыкнул.
– Ты ничего не понимаешь, - заявил он, - лучше уж носить маску.
Поль хотелось поспорить с ним, но она понимала, что разговор движется в слишком опасном направлении. Неизвестно, каким образом Монстр оценит комплименты от девушки, которая полураздетая сидит на его, между прочим, постели, в его, между прочим, комнате. Вдруг все-таки решит потребовать благодарность или компенсацию за потраченные на нее силы и время? Она ведь сейчас полностью в его власти.
Поль совершенно не хотелось думать о том самом плане, который они обсуждали с Кэтрин, и который она столько времени тщетно пыталась претворить в действие. Она была слаба, измучена и испугана.
Да и разборка с озлобленными арестантками наконец-то донесла до девушки всю серьезность ситуации, в которой она невольно оказалась. Ей совершенно не
хотелось, чтобы в следующий раз они все-таки довели начатое до конца… Если, конечно, остались в живых.– Что стало с той Рыжей? – спросила она, - ты убил ее?
– Нет, - тихо и раздраженно ответил Монстр, - хотя стоило бы… они не имеют никакого права так обращаться с тобой.
Поль опустила глаза в пол и еще больше закуталась в одеяло, с ужасом осознавая, что так старалась соорудить себе из него гнездо, что теперь вряд ли сможет выпутаться из него без посторонней помощи. Ткань вся собралась на плечах, невольно обнажая острые худые коленки.
Это не укрылось от внимания Шварца, он бросил в сторону девушки быстрый взгляд и тут же снова отвернулся к кирпичной кладке стены, делая вид, что это зрелище куда интереснее тела арестантки.
– Я не имею права их осуждать, - тяжело вздохнула Поль и, нехотя поделилась, - потому что для них все выглядит по-другому. Для них я шлюха, нацистская подстилка…
– Не смей, - рявкнул мужчина, - я не хочу этого слушать. Думаешь, я не знаю, что в голове у этой черни? Почему, по-твоему, я тогда придушил того охранника? Он позволил себе…
– Души – не души, - пожала плечами девушка, - они все равно будут так думать.
– Я что-нибудь придумаю, - пообещал Рихард, хотя прозвучало это глупо и самонадеянно. Что, он, собственно, собирается предпринимать с этим неприятным обстоятельством?
Поль стало грустно и смешно одновременно.
Сделает официальное заявление на весь лагерь о невиновности девушки и исключительно просвятительском характере их почти дружеских встреч? Или будет убивать каждого, кто посмеет заподозрить их в низменной, плотской связи…
Поль попыталась распутать одеяло и улеглась обратно на жесткую подушку, разглядывая темный потолок. Шварц неслышно приблизился к ней и присел на корточки рядом, но дотронуться не решался, хотя девушка без всякого чтения мыслей считала в нем потребность в этом.
– Я не позволю никому тебя обидеть, - проникновенно пообещал он.
– Меньше всего я хочу, чтобы ты тут все окончательно утопил в крови, - усмехнулась Поль, чувствуя приятную сонливость, укутывающую тело. Вероятно, начал действовать выпитый ей отвар. Веки потяжелели и слипались; мысли замедлялись и путались.
Может быть, благодаря этому, она и смогла спокойно воспринять все произошедшее дальше. Потому что теперь все это казалось уже скорее сном, чем реальностью.
– Как скажешь, - покорно согласился с ее просьбой Монстр и его голос прозвучал так мягко и… нежно? – не беспокойся ни о чем.
Он наклонился над девушкой и коротко коснулся губами ее лба. Поль улыбнулась ему сквозь сон и провалилась в приятное забытье.
Глава пятнадцатая.
Аквитания, осень 1941 г.
Монстр разбудил Поль еще до рассвета.
Девушка нехотя открыла глаза, слепо щурясь в глубокий полумрак, разрываемый только светом ночника. Мужчина положил на кровать стопку одежды и удалился, вероятно, дав своей гостье (или все-таки пленнице?) переодеться в одиночестве. Уважение, которое он выказывал к ее личному пространству, умиляло.