Любовники (На Ревущей горе, у Лимонадного озера.Царство покоя.В другой стране)

Он засмеялся.

Тут же они высунули головы из-под юбок и посмотрели на него. Он сидел верхом на своем черном жеребце, который беспокойно перебирал ногами и рыл копытом землю, то и дело поднимая переднюю ногу, словно намереваясь снова отправиться в путь. Он же был опять одет всего лишь до пояса; на ногах — вышитые бисером мокасины, а на голове — огромный головной убор из разноцветных перьев. Единственное, чего ему недоставало, чтобы окончательно выглядеть индейцем, это краски на туловище и лице. Заметив, что страх на лицах Шерри и Джасинты сменился изумлением, а следом — гневным негодованием, он откинул голову и громко рассмеялся.

— Ну и парочка! Испуганные букашки! Ну что еще с вами стряслось?

Женщины пристально смотрели на него, по-прежнему держа друг друга за руки. Потом вновь переглянулись, словно стараясь утихомирить кипящий в них гнев, и снова перевели взгляд на него, гордо выпрямились, подняли подбородки и брови, несмотря на то что их лица все еще были смертельно бледны, а сами они не переставали дрожать от потрясения и пережитого страха.

Пока Шерри с Джасинтой ожидали, что будет дальше, «черноногие» подскакали к ним и начали кружить вокруг экипажа. Они держались на лошадях поразительно легко и свободно, ежесекундно кто-нибудь из них демонстрировал сложнейший номер на своей лошади, при этом индейцы обменивались улыбками и что-то говорили друг другу. Кроме того, всадники отчаянно жестикулировали, смеялись и, казалось, пребывали в самом прекрасном расположении духа. Наверное, они наслаждались мыслью о том, что довели до потрясения двух совершенно беззащитных белых женщин, поскольку то и дело бросали на них взгляды, глуповато посмеиваясь.

Он сидел верхом напротив них, положив руки на луку своего красивого кожаного седла с вычурными серебряными украшениями, какие часто встречаются у испанцев в Калифорнии. Его гигантская грудь вздымалась, словно кузнечные мехи; коричневая кожа сверкала от пота. Он олицетворял собой непреодолимое искушение, был беспредельно, неукротимо чувственен. И когда смотрел на женщин, взгляд его был пронзительным и тяжелым, а улыбка — снисходительной и презрительной.

— Вижу, вы тоже упрямы, — проговорил он.

Шерри отпустила руку Джасинты и быстро поднялась на ноги. Сейчас, стоя на полу экипажа, она возвышалась над ним, сидящим на коне, и смерила его царственным взором.

— Да, мы упрямы, — сказала, вернее, объявила она, и Джасинта испытала чувство невольного восхищения. Это восхищение приятной волной пробежало по всему телу. — Мы упрямы, и мы преданы друг другу. Ты поймешь, что мы не похожи на остальных Мы поняли, что должны довериться друг другу, поскольку здесь нам больше не на кого положиться. И ты ничего не сможешь сделать, чтобы помешать нам! — Шерри проговорила последние слова тоном решительным и не терпящим никаких возражений. — Тебе не удастся изменить наше решение! — добавила она, и ее голос звучал певучим колокольчиком. Джасинте страстно захотелось зааплодировать матери, словно та только что выступила на сцене с великолепным монологом.

Тем не менее он продолжал с улыбкой рассматривать Шерри, и непонятно было, слушал ли ее или нет. Его взгляд медленно блуждал по ее телу с дерзостью и самоуверенностью, присущим всем завоевателям, разглядывающим своих пленников. Когда Шерри завершила свою речь, его губы презрительно искривились. На лице появилось угрюмое, мрачное выражение, словно в эти минуты он изобретал против них какой-то жестокий и изощренный план.

И тут Джасинта тоже вскочила на ноги и громко обратилась к нему:

— Почему вы не оставите нас? — Она сама удивилась своим словам и вначале почувствовала страх и нерешительность, но мало-помалу они сменились гордостью, что она не оставила Шерри одну бороться с ним. — Мы были бы счастливы, если бы вы оставили нас в покое!

На это он лишь презрительно усмехнулся, потом поднял своего жеребца на дыбы, сидя на нем совершенно прямо, поднял руку и, сделав ею округлый жест, что-то пронзительно прокричал на языке «черноногих». Те мгновенно умчались куда-то на огромной скорости. Он исчез вместе с ними.

Его исчезновение было настолько внезапным, что Шерри с Джасинтой некоторое время стояли как вкопанные, смотря ему вслед. Затем повернулись друг к другу в полном замешательстве, словно не до конца понимая, что же все-таки произошло на самом деле, и так простояли еще несколько минут до тех пор, пока на их лицах не появились улыбки. Бросившись наконец друг другу в объятия, они еще долго стояли так и смеялись.

— Мы победили! — воскликнула Шерри, словно восторженная маленькая девочка.

— Мы победили! Победили! — громко кричали они во весь голос.

Потом женщины опять уселись в экипаж.

— Вот видишь, как все оказалось просто? — сказала Шерри. — Нам нечего бояться его, логичнее бояться самих себя. Да, только себя. Он не станет ничего делать с нами, если мы сами не разрешим ему этого. Гм, странно… — добавила она задумчиво. — Я всегда смутно чувствовала и осознавала нечто подобное и все же окончательно пришла к такому выводу только сейчас.

— Как хорошо нам теперь, после всего этого! — громко заявила Джасинта, и лица обеих женщин просияли от беспредельной радости и ликования.

Шерри наклонилась немного вперед и заговорила с возницей, который все время сидел, ссутулившись, совершенно равнодушный ко всему: к тем, кто ехал в его экипаже, к появлению хозяина вместе с индейцами, к разговору, который вели женщины между собой… Казалось, он целиком погрузился в свой собственный мир и так и застыл в нем навеки.

— Куда они отправились? — спросила его Шерри.

— На встречу.

— На какую встречу?

— О которой они договорились много лет назад, — объяснил возница. — Это было еще до вашей смерти. Он разрешил эту встречу, чтобы, как говорится, тряхнуть стариной. Индейцы, конечно, еще не умерли, а только проходят через это место, чтобы сразу отправиться в ад, — произнеся последние слова, возница самодовольно усмехнулся, желая привлечь внимание женщин к своему, по его мысли, весьма остроумному замечанию.

Шерри с Джасинтой многозначительно переглянулись, и тогда Шерри изящно наморщила носик.

— А нас пригласили? — осведомилась она.

— Никого не пригласили, — отозвался возница. — Тут нет приглашенных. Туда может прийти любой, кто находится в этой местности.

— Тогда чего мы ждем? Поехали!

Снова кнут взметнулся ввысь и со свистом опустился на лошадиные спины, и экипаж, подскакивая на ухабах и раскачиваясь из стороны в сторону, помчался по дороге, оставляя за собой клубы пыли. И снова вокруг него заструились серные испарения и какие-то непонятные тени, напоминающие призраки, бесцельно ступающие в то же место, где только что побывали копыта лошадей, уносящих экипаж все дальше и дальше. Тут и там в полумраке маячили странные, сверхъестественные тени, а на дороге виднелись грязные лужи, оставшиеся после недавней бури.

— Я слышала об этой встрече, — заговорила Шерри. — Когда я только что прибыла сюда, то еще ничего не знала, однако все местные старожилы все еще судачат о последней такой встрече. — Она обмахнулась веером и, наклонившись к Джасинте, продолжила шепотом: — Говорят, на этих собраниях все невероятно порочно! — И она поджала чувственные губы, а потом кивнула и улыбнулась, ее темные глаза озорно засверкали.

— Порочно? — переспросила Джасинта. — Чем же они там занимаются?

Шерри изящно сложила веер.