Любовники (На Ревущей горе, у Лимонадного озера.Царство покоя.В другой стране)

Повсюду стояли палатки и индейские вигвамы, которые неправильным кругом обрамляли передний план удивительного зрелища. У каждой палатки и каждого вигвама был вкопан высокий столб, на котором развевался флаг. За пределами этого круга группами стояли мулы и лошади, однако некоторые из них находились и рядом с жилищами людей. Несколько лошадей бродили в одиночестве без всадников, остальные же были оседланы, и на них, демонстрируя небывалое умение, весело гарцевали всадники.

Часть женщин была одета в красные миткалевые платья и белые чулки. Индейцы-мужчины были почти обнажены или щеголяли в черных штанах из оленьей кожи с бахромой, как у трапперов — охотников, ставящих капканы. Повсюду развевались разноцветные перья. Руки женщин украшали серебряные браслеты, а шеи — ожерелья из небольших зеркал, поэтому повсюду сверкали, переливаясь огоньками, солнечные зайчики. Все пребывало в движении, казалось, даже облака не стоят на месте, а тоже куда-то спешат. Джасинта увидела бесчисленное количество костров, от которых тонкими прямыми линиями исходил сероватый дым.

Шерри с Джасинтой сидели, изумленно разглядывая эту картину, словно находились в цирке, на каком-то невиданном доселе представлении. Обе женщины почувствовали себя детьми, даже открыли рты от удивления. Они одновременно повернули головы и пристально воззрились друг на друга.

— О! — воскликнула Джасинта, еле переводя дух. — Какая красота!

— О да, дорогая. Эй, кучер, давай-ка вперед… но не спеши!

Подъезжая все ближе и ближе к этому фантастическому «бивуаку», они услышали шум. По мере их приближения он становился все громче и громче. Индейцы воины издавали дикие воинственные кличи, лошади проносились мимо с громким цокотом копыт, иногда вставали на дыбы и пронзительно ржали. Встревоженные собаки непрерывно лаяли, бегая вокруг лошадей, то и дело сталкиваясь друг с другом. Некоторые трапперы громко распевали какие-то песни, которые давным-давно привезли с собой в эту новую дикую страну. Пронзительно кричали и плакали младенцы. Дети постарше с веселым улюлюканьем носились вокруг палаток и вигвамов, кувыркались, прыгали и возились друг с другом. Откуда-то раздавался громкий бой барабанов. Этот мощный гулкий звук напоминал звук пульсирующей крови в жилах гиганта. Повсюду раздавались смех, громкие разговоры, хриплые и грубые голоса мужчин и певуче-нежные тонкие голоса женщин, которые о чем-то без умолку болтали.

Экипаж медленно приближался к этой неугомонной живой массе.

Лошадей индейцы украсили разноцветными бусами и сверкающими металлическими побрякушками. Верхом на этих лошадях изящно гарцевали умопомрачительно красивые женщины, с виду не старше шестнадцати лет. Они проносились мимо Шерри с Джасинтой с громким смехом, который показался новоприбывшим несколько вульгарным. Людей становилось все больше и больше. Судя по огромному количеству мулов и бочонков с горячительными напитками, знатная намечалась попойка. А индейцы все прибывали и прибывали, кто верхом, кто на своих двоих. За ними бежали собаки, запряженные в повозки с имуществом. Примерно такие же повозки тащили и лошади. То и дело верхом приезжали трапперы, могучие рыжебородые мужчины в грубых штанах из оленьей кожи. По выражению их глаз было видно, что эти люди давным-давно покинули цивилизованный мир и обрели полную свободу.

Одетые по последней моде, изысканные леди и джентльмены прибывали сюда из отеля в каретах и экипажах. Они учтиво кивали друг другу, приветственно помахивая руками и заразительно смеясь, словно предстоял самый веселый пикник в их жизни. Экипаж наконец остановился.

— Давай выйдем и отправимся дальше пешком, — предложила Шерри, раскрывая зонтик и грациозно выходя из экипажа. Джасинта несколько секунд поколебалась, но все же последовала за ней.

— Вы нас подождете? — неуверенно осведомилась Джасинта у кучера, который, развалясь, сидел на облучке и тупо усмехался.

— Я буду здесь, пробормотал он в ответ тоном, который подразумевал, что они будут просто осчастливлены его присутствием.

— Кучер не осмелится уехать, — проговорила Шерри — не осмелится нарушить его приказ… Ну что ж, пошли, только давай постараемся не потерять друг друга в этой толчее.

— О Боже… только не это! — был ответ.

Подняв над головами зонтики, Джасинта с Шерри, взявшись за руки, довольно робко двинулись вперед и прошли сквозь туманную пелену воздушных вихрей, с ужасом почувствовав, что попали в какой-то враждебный водоворот.

— Боюсь, все это он предназначил для нас, — робко проговорила Джасинта, оглядываясь по сторонам.

— Чепуха! Уверяю тебя, это только сейчас так страшно. Но потом ни одной из нас даже в голову не придет повернуть назад.

— Не знаю, не знаю… — неуверенно сказала Джасинта. Ей казалось, что все это необузданное празднество являет собой зловещий заговор против них, чтобы испытать их преданность и любовь друг к другу, и если в них осталась хоть капля этой любви, то уничтожить ее на веки вечные.

Она отказывалась верить в слова кучера, что эти собрания, случающиеся время от времени, происходят только ради того, чтобы вспомнить былые времена и «тряхнуть стариной». Доказательство подозрений Джасинты было очень простым: зрелище, представшее перед ее взором, оказалось слишком огромным и ужасающим, чтобы не послужить чему-то очень скверному.

— Вспомни, что ты говорила совсем недавно… — тихо намекнула Шерри.

— Да помню я, помню! — чуть раздраженно откликнулась Джасинта.

Тут им стало понятно, что их пристально разглядывают. Когда они с опаской проходили мимо лающих собак и резвящихся детей, мимо шатающихся вокруг воинов и молоденьких озорных индейских девушек, мимо искореженных временем стариков, курящих трубки возле своих вигвамов, все головы поворачивались в сторону наших путешественниц. И возникающие рядом трапперы, заткнув большие пальцы за ремень, вызывающе-нагло разглядывали молодых женщин. Трапперы передвигались огромными шагами, как люди, привыкшие к большим пространствам. Когда Джасинта с Шерри проходили мимо всех этих людей, громкие голоса иногда внезапно стихали… секунды на две-три. Но едва женщины отдалялись, хохот и громкий разговор тут же становились прежними, а какой-то горец, сидящий у своей палатки, смачно выплюнул на землю коричневый ком табака, который до этого жевал, и Джасинте пришлось отпрыгнуть в сторону, чтобы мерзкий плевок не угодил прямо в нее. Горец же еще больше вытянул ноги, откинул голову и зашелся в диком хохоте.

Пришлось ускорить шаг, их руки все крепче сжимали друг друга. Сейчас Джасинта думала: «Даже если он не собирался испытать нас, все равно это произойдет рано или поздно, и финал будет абсолютно тем же».

Каждый попадающийся им на глаза мужчина был вооружен так, словно собирался тотчас же идти на войну. У трапперов выделялись засунутые за ремень пистолеты или ножи; у индейских воинов — луки, стрелы, а на бедрах — томагавки.

— О, посмотри! — воскликнула Джасинта, сжимая руку Шерри и показывая куда-то пальцем.

— Что такое? — спросила Шерри нервно.

— Да это же… Это… По-моему, это…

— Скальп! — одновременно выкрикнули обе женщины и, в ужасе приподняв широкие юбки, бросились бежать как можно дальше от палатки, рядом с которой висел совершенно свежий скальп с еще не успевшей высохнуть кровью. Вдогонку им раздался дикий хохот, от которого им стало еще страшнее, и они еще быстрее устремились прочь от проклятого места, не осмеливаясь оглянуться.

Пока женщины бежали, страх в их душах возрастал многократно, постепенно порождая настоящую истерику. Они мчались, не чуя под собой ног, высоко подняв широкие юбки. Только бы убежать от неведомого ужаса, от чего-то невероятно жуткого и странного! Им пришлось лавировать между вигвамами, шарахаясь от лошадей, неожиданно появлявшихся рядом, на них сидели разрисованные полуобнаженные воины с пестрыми головными уборами из перьев. Джасинта с Шерри миновали наскоро поставленные палатки, шатры и вигвамы, бродивших и сидевших трапперов, которые пили какое-то опьяняющее варево, состоящее из меда и спирта или из воды и спирта… Бежали мимо каких-то грязных людей, вливающих это огненное пойло себе в глотки с таким видом, словно жажда мучила их долгие-долгие годы. Опьяняющая жидкость текла по их бородам и груди; они тупо смеялись, покрякивали от удовольствия и похлопывали друг друга по плечам. Джасинта и Шерри все бежали и бежали, стараясь в этой суматохе случайно не наступить на индейских младенцев и ребятишек, бродивших повсюду. Вдогонку им остервенело лаяли собаки и, широко раскрыв пасти, пытались вцепиться в кружевные оборки их платьев.

И в тот момент, когда им казалось, что их вот-вот поймают, внезапно раздался громкий оклик:

— Эй!

И перед ними возник чей-то силуэт. Они увидели, что человек, загородивший им путь, стоит, широко распахнув руки, но, несмотря на это, устремились прямо на него и сразу же в ужасе отпрянули назад.

— Грант!

Они стояли и оторопело смотрели на него, почти задыхаясь от стремительной гонки; обе дрожали от беспредельного напряжения, овладевшего ими. Особенно их пугала мрачная и презрительная ухмылка на губах Гранта. Они медленно обернулись и посмотрели туда, откуда бежали. И не заметили ничего, что могло бы испугать их. Все оставалось как прежде. Несколько трапперов играли в кости с индейцами. К ним присоединились три или четыре женщины, которые в безмятежном спокойствии сидели полукругом, скрестив ноги, и о чем-то непринужденно болтали. Судя по их голосам, разговор был очень живой, дерзкий, даже развязный.

Джасинта с Шерри переглянулись и стали смеяться.

— Ох, ну какие же мы простофили! — вскричала Шерри.

— Испугались собственной тени!

Все это время, пока они убеждались, что никакая опасность им не угрожает, Грант стоял рядом и кисло смотрел на них. Но вот он опять привычно резко взмахнул рукой и грубо проговорил:

— Кончайте пялиться! А ну пошли со мной!

Он двинулся вперед, однако они остались стоять на месте, переглядываясь, словно мысленно советуясь друг с другом. Их руки так и не разъединились. Грант обернулся, увидел, что женщины не сделали ни шагу, и физиономия его исказилась от беспредельной ярости.