Любовные чары
Шрифт:
Мы с Фицроем к этому моменту уже полчаса пировали за столом, оба понимаем, что королю Антриасу нужно сперва решить, сообщать или не сообщать, а раз уж сообщать все равно нужно, то сперва нужно решить, как именно…
Фицрой посмотрел на меня с укором, я напрягся, что-то Антриас темнит, в прицел я видел хорошо, как тяжелая пуля снесла герцогу верх черепа…
Финнеган подпрыгнул, на лице дикое и радостное изумление длилось целую секунду, затем помрачнел и сказал мрачным голосом:
— Горе, какое горе!.. Надо продумать, как именно выразить свое соболезнование его величеству.
Эллиан и Баффи сперва
— Как вам не стыдно, почему не проливаете горькие и горючие слезы? Вон глерд Финнеган в таком горе, таком горе… Вы должны хотя бы рыдать и биться головами о стол. Лучше об углы…
Эллиан перестал лыбиться, поглядел на Финнегана с непониманием, как же так, враг серьезно ранен, как это не радоваться, Баффи улыбаться перестал и помалкивает на всякий случай, осторожный, быть ему дипломатом, хоть и на вторых ролях, только Фицрой сказал с удивлением:
— Как, его светлость почему-то ранен? На него зверь напал?.. Или кто-то нечаянно пырнул пикой в спину…
Я подсказал:
— И так двенадцать раз…
Фицрой сделал титаническое усилие, чтобы не заржать, покраснел от натуги, наконец выдавил из себя придушенным голосом:
— Но как он мог? А как же без него Опалосса…
Финнеган метнул в его сторону злой взгляд. Я встревожился, Фицрой может и проколоться, но на его лице такое искреннее непонимание, что Финнеган только буркнул:
— Нам сообщат.
— Что? — спросил Эллиан.
— Что надо, — отрезал Финнеган, — то и сообщат. Пока никаких комментариев. Всем хранить молчание и вести себя скорбно и печально.
— Да, — сказал Фицрой, — это такое горе, как сказал глерд Юджин, такое горе!.. Хорошо, что мы успели съездить в село за молоком, свеженького попили, а то здесь только сыр и творог…
Финнеган поднялся и сказал коротко:
— Все уходим. Поговорим у меня. По дороге ни слова!
Народ поспешно, хоть и с неохотой, покидает зал, мы вышли в общем потоке, а потом отделились, Финнеган вошел в свою комнату первым, Фицрой появился последним и деловито закрыл за собой дверь на задвижку.
Эллиан нервно оглянулся, Фицрой сказал зловеще:
— Пока бить не буду. Все потом…
Я сел все так же на край стола, на этот раз никто не косился, не до того, начали обсусоливать случившееся на охоте, но я уже видел, что совещания не получается, обсуждать нечего. Все, что удалось узнать, герцог ранен диким зверем, что совсем не редкость на охоте. Правда, оленем, а не львом или медведем, но олени достаточно часто нападают на охотников, иногда бьют рогами, чаще — копытами, и хотя это часто, но редко, так что бывалые охотники учитывают даже то, что могут убить и зайцы, когда поднимаешь раненого зверька за уши, а он сильными ударами задних лап распарывает тебе живот так, что кишки лезут наружу.
Некоторое время вяло обсуждали разные случаи из жизни охотников, наконец Финнеган сказал твердо:
— Наша миссия окончена. Нужно как можно быстрее вернуться к ее величеству и доложить, что здесь случилось.
Фицрой сказал весело:
— Пойду распоряжусь насчет коней?
Финнеган кивнул.
— Да. Эллиану проверить, чтобы мы успели попрощаться со всеми высокими должностными лицами. Баффи, проследи, чтобы мы ничего не оставили важного.
— И
компрометирующего, — подсказал я.Финнеган бросил в мою сторону косой взгляд.
— За этим нужно смотреть ежечасно, — изрек он, — а не только в моменты покидания… удаления… отбытия!.. А вы, глерд Юджин…
— Понял, — ответил я с готовностью, — пошел, пошел, пошел… И не буду мешать умным и занятым людям, а то еще спалю что-нибудь по дурости.
Глава 5
По дороге в Нижние Долины я пять или шесть раз пытался на привалах создавать порталы, но получилось только дважды. Первый раз я видел все тот же лес, во второй раз появился некий ручей, я рискнул сунуться в проем, оказался в самом деле в виду ручья, но опять же на расстоянии вытянутой руки от прежнего места, просто не заметил, что с той стороны дерева бежит этот самый ручеек.
Лучше бы не пытался, как будто душу из меня вынули, устал и одновременно проголодался. Фицрой встревожился, примчался с огромным куском мяса и бурдюком вина, кормил и отпаивал, приговаривая, что колдовство до добра не доведет, то ли рога отрастут, то ли еще хуже — к женщинам ходить не смогу.
— Да какое колдовство, — пробормотал я, — так… ослабел что-то… Я вообще слабый…
Он сказал понимающе:
— Ешь-ешь. Я же не против. Сам бы получился, если бы умел… и не боялся того самого… говорят, у колдунов такое часто. Что-то новое придумываешь или тайком бриллианты с кулак создаешь?
— С орех, — ответил я. — Но много.
Он ухмыльнулся.
— Хорошо! Бриллиантами будем бросаться оба, а по бабам ходить буду я один. Но ты не волнуйся, буду за двоих!
Я с трудом поднялся.
— Пойдем, а то Финнеган уже кипит. Не терпится принести важную новость королеве.
— Думаешь, война будет?
— Не хотелось бы, — признался я. — Мы с тобой спецы по булавочным уколам, ими можно изменить ход истории, а против армии с булавкой не попрешь.
Он помог мне выпрямиться и даже поддерживал, пока не вышли на поляну, где расположились, обедая, Финнеган и его помощники.
Финнеган взглянул в нашу сторону, бросил Эллиану:
— Глерд, соберите все в мешок, пора ехать.
Фицрой сказал мне громко:
— Видишь, как харчи прячут?
— Пожрем? — спросил я.
— Вместе со скатертью, — заверил Фицрой. — Ага, все унес… Жадные они?
— Просто хозяйственные, — сказал я. — Все-таки это ж свое, а королевство… оно хоть и побольше этой скатерти, но сам понимаешь…
Финнеган крикнул от коней сердито:
— Побыстрее!.. Мы торопимся.
— Отечество в опасности, — сказал я Фицрою. — Поспешим. Тебе же все равно кого спасать?
— Не совсем, — ответил Фицрой после минутного раздумья, — но ладно, для разнообразия спасем отечество, а баб потом, но только на этот раз…
И снова нескончаемая дорога, что вниз-вверх, в сторону, через болота, речки, ночевки в селах и просто в лесу, но все же высокие башни Санпринга показались много раньше, чем я ожидал.
Фицрой заметил радость на моем лице, сказал мудро:
— Дорога обратно всегда короче.
Финнеган все поторапливал своего конька, так проехали под аркой городских врат, через город, часовые на въезде в дворцовый сад признали Финнегана и торопливо распахнули перед ним ворота.