Люди на болоте. Дыхание грозы

– Не очень кинутся покупать!
– сказал он с прежним возмущением.
– Все

сами глядят, как бы сбыть!

– Д-да, - согласился Зубрич, - люди чувствуют, чем это пахнет.

Конъюнктура торговая, так сказать, не благоприятствует продаже. Однако

надо считаться с обстановкой, и надо действовать в этом направлении.

Только в этом. Чтоб не рисковать остаться и без денег и без имущества...

– И ето, и имущество, заберут?!

– Есть основания считать, что все будет реквизировано - изъято - для

колхозов. Без какого бы то ни было возмещения. Для выполнения дальнейшей

генеральной линии - вырвать капитализм с корнем. Без остатка.

Евхим злобно ругнулся. Свирепо глянул исподлобья, не видя выхода из

безнадежности, омрачившей все, чувствуя, что жизнь будто издевалась над

ним, остервенело плюнул. Весь мир готов был испепелить он в эту минуту,

растоптать, разбить все - такая ненависть обуяла.

Зубрич будто пожалел:

– Бурелом этот не обойдет никого. Всех захватит,-каждое дерево вырвет,

с корнем. Не обойдет никого - Он добавил как особенно важное: - Не обойдет

ни крепкое, ни слабое дерево. Ни кулака, ни - бедняка.

– Как же быть?
– не сразу отозвался Евхим.

– Так и быть. Помня, что ничто не вечно, что все меняется, как говорил

Карл Маркс. Сегодня - они, завтра...
– Зубрич сказал многозначительно: -

Завтра мы.
– Воодушевился, заговорил с верой, с убежденностью: - Надо

смотреть вперед! Уметь предвидеть, куда течет жизнь! Жизнь поворачивает в

нашем направлении! Чем крепче большевики будут прижимать, тем будут

слабее. И тем сильнее будем мы!

Такова диалектика! Народ никогда не смирится с колхозами!

С этим издевательством над крестьянином, над самой его природой.

– Кто не смирится, а кто - как на рай надеется, - перебил его Евхим.

– Их мало! Не надо обманываться! Масса крестьян - против колхозов!

Против! Не единицы, не сотни - масса!

Масса!

– Ето такая масса, - сморщился Евхим, будто от детской выдумки, - что

только сидит да ждет, как оно будет.

Жиманут завтра большевики - дак и попрет в колхоз. И служить будет.

– Ты ошибаешься! Ты не умеешь оценивать обстановку!

Движение истории! Все это не так просто, как ты думаешь!
– попробовал

вразумить его Зубрич, но Евхим зло перебил:

– Да что тут - просто, не просто! Тут уже сам подумываешь - чтоб в

колхоз! Все равно жить нечем!

– Не следует падать духом!
– Зубрич покачал головой:

надо же такое неверие! С бодрой, мудрой усмешечкой увещевал: - Выдержка

и вера! Не надо вешать голову, это временно. Придет наша пора, вернется

все! Еще немало и в придачу возьмешь! Если только заслужишь, конечно!..
–

добавил Зубрич уже совсем весело.

Евхим не поддержал его веселого тона. Хмуро смотрел вниз, на дорогу,

сгорбившись, покачивался, будто и не слышал Зубрича. Зубрича это не

смутило.

– Мы свое выполним, - сказал он, сделав ударение на "мы" и придав этому

"мы" загадочную значительность.
– Но успех нашей работы будет зависеть от

тебя, от многих других наших сообщников среди народа... Надо работать с

нами.

Надо показывать, какую беду несут большевики. Одному, другому растолкуй

– и пойдет по селу. Пускать слухи, давать советы - что делать с

хозяйством, например... Подымать панику, недовольство. Подбирать

недовольных, объединять их в группки. Чтоб в подходящий момент было на

кого опереться.

Поднять их и повести за собой в подходящий момент...

Зубрич еще говорил деловито, важно втолковывал, но Евхим почти не

слушал его. Евхим понимал больше, чем Зубрич говорил: он понимал, что

ничего хорошего ждать не приходится, что надеяться не на кого. Когда

выехали на развилку дорог, он перебил наставления Зубрича:

– Я тут пойду.

Евхим, не спрашивая согласия, соскочил с брички. Зубрич приостановил

коня. Посмотрел бодро, дал установку:

– Терпение. Выдержка! И - вера! Вера, Евхим!

Евхим хмуро отвел глаза. Не смотрел, как скрылась легкая бричка; сразу,

как только бричка тронулась, Евхим осторожно, медленно поплелся своей

дорогой. Уже отойдя далеко, остановился, сердито плюнул: "Обещал еще

просторы земли, червяк!.."

3

Зубрич остался недоволен - и Евхимом и собой. Недовольство собой было

также связано с Евхимом: не смог переубедить безграмотного, недалекого

мужика. Зубрич тут же сам себе возразил: почему недалекого? Безграмотного

– это верно, но "недалеким" назвать его нельзя. Этот неуклюжий,

прямолинейный зверь если и не доходит до чего головой, то хорошо чувствует

инстинктом. Интуицией, мужицким звериным нюхом.
– Нюх, как известно из

зоологии, у низших развит не хуже, чем у высокоорганизованных. Даже

лучше.. .

Под шуршание колес в песчаных колеях, тихо покачиваясь вместе с

бричкой, Зубрич размышлял. После недавнего возбуждения, после недоброго

расставанья на душе было неспокойно, мысли неотвязно преследовали,

цеплялись одна за другую, бередили. Да он и не отмахивался от них: от

недавней встречи осталось и желание поразмыслить, обдумать виденное,

слышанное; ответить как-то на чувства, вызванные встречей. Он потянул

вожжи, попридержал коня, чтоб свободнее было думать.

Быть недовольным ему, думал он о Евхиме, есть все основания. Если берут

за горло, немногие умеют оставаться довольными. И не натурально ли, что

особенно зло берет на того, кто мог бы помочь, даже обязан помочь, а не

помогает.

И не обещает помочь. Открыто, можно сказать, цинично признается в своем

бессилии. Так что реакцию, если смотреть трезво, нельзя не признать