Люди на болоте. Дыхание грозы

вперед головой, почти не шевелясь, Рачицкий возмущался: "Есть попытки

запугать, что организационно и технически мы не будем способны обслужить

то колхозное движение, которое имеется сейчас и которое нарастает все с

большей силой, не сумеем это движение приспособить к нашей организационной

способности, технической вооруженности и финансовой возможности. Такие

настроения, по-моему, очень вредны, и их надо "ю всей решимостью, со всей

силой пресекать!"

Рачицкий заранее.объявлял, что колхозы не получат соответствующей

техники и что денежная помощь будет недостаточной. "Наша главнейшая задача

на ближайшее время, - говорил он, - это...

мобилизовать все ресурсы, которые имеются у самого крестьянства, и

полностью направить их на социалистическую реконструкцию в сельском

хозяйстве".

И тогда, в зале, и особенно потом, ночью, когда заново обдумывал все,

беспокоило Апейку недоуменное: и специалистов для колхозов почти нет, и

техники мало, а словно бы грех - считаться с этим. Невесело было на душе,

когда вспоминал, как Рачицкий, отметив, что часть колхозов засорена

"кулацконэпмановским элементом", заявил, что будто из-за этого "колхозы

уклоняются от сдачи излишков продуктов и сырья, не выполняют договоров по

контрактации". Рачицкий заявил, что надо вести решительную борьбу с такими

"лжеколхозами"; теми колхозами, каким, думалось Апейке, может, наиболее

необходимо терпеливое внимание, разумная помощь!

Разве ему, наркому земледелия, не известно было, что эти "лжеколхозы-"

часто не выполняли договоров потому, что только становились на,ноги!

Одной фразой нарком отметил, что особое внимание общественности надо

обратить на подготовку колхозов к весенней сельскохозяйственной кампании.

"Кампания", которая для многих была первой колхозной весной!

С пристальным вниманием ждал Апейка, что скажет в содокладе Тарасенко,

председатель Климовичского райисполкома. Климовичские руководители были

героями сессии: их хвалили, по ним призывали равняться; Апейка слушал это

с недоверием - каждый раз вспоминалось то, что видел и слышал в Жлобине.

Тарасенко вышел на трибуну необычно для героя скромно - в стареньком

пиджачке и темной рубашке, с озабоченным, выпуклым лбом, деловито

собранный. И заговорил сдержанно, по-деловому: фактами, цифрами. Не таясь,

открыто повел речь о трудностях, о сомнениях, о неполадках.

Разумно сказал, что организовывать колхозы из раздробленных хозяйств -

это совсем не то, что создавать их на помещичьих землях, как было раньше.

Отметил, что были товарищи, которые вообще сомневались в возможности

создать хорошие коллективы "в наших условиях со старыми традициями

земельной политики". Не скрывал, что даже не все члены партии сразу и

легко поверили в колхозы. Что "твердой стеной" стали поперек колхозной

дороги женщины.

Привлекала его манера говорить: это был словно не содоклад, а беседа

очевидца, который глуховатым голосом, просто, открыто рассказывал все, что

видел, что происходило на его глазах. Но он был не только хорошим

рассказчиком, а и вдумчивым, разумным человеком, - Апейка убеждался в этом

чем дальше, тем больше. Взять хотя бы то, что он особенно -выделял мысль:

организовать колхоз намного легче, чем закрепить, наладить его. "Особенно

мы трудно чувствовали себя при составлении внутреннего распорядка колхоза,

– говорил он спокойно, рассудительно.
– Это ж не колхоз, который

объединяет каких-нибудь пять - семь дворов. Это колхоз, который имеет

шестьсот рабочих рук, это, что называется, целая фабрика. Им необходимо

дать каждому работу, и надо, чтоб эта работа была продуктивная. Надо, чтоб

люди не слонялись по полю или по углам, а чтоб они работали...

Примеров для нас еще не было нигде. Нигде не было таких планов

внутреннего распорядка... Бюро районного комитета партии пришлось

превратиться в Колхозсоюз. Мы сидели и сами писали, придумывали, каким

способом построить внутренний распорядок. Так и составили распорядок,

которым пользуются и теперь..."

Он не рисовал идиллической картины: на той земле, о которой рассказывал

он, почти не было техники, удалось добиться двух тракторов, тогда как

нужно их ни мало ни много - пятьдесят. И не скрывал, что люди - было такое

– подавали заявления о выходе из колхоза. И что была угроза, что колхоз

распадется. Может быть, только твердая воля районного руководства удержала

колхоз: сразу же провели собрание и исключили из колхоза нескольких

наиболее зажиточных. Исключили, "возбудив ходатайство переселить их в

другое место, на земли запасного фонда". В другом сельсовете "почти целая

организация" заявила:ни за что не пойдет в колхозы. Тарасенко открыто

сказал: "И что вы думаете - пришлось сражаться с этой частью долгое время.

И только когда отвели хороший участок для коллектива, вся деревня пошла в

колхоз". Он не скрывал, что в районе есть "довольно нездоровые моменты" -

крестьяне распродают имущество.

Очень гнало агрономов, мало изб-читален... Когда он сказал это,

Рачицкий перебил его: читальни самим строить надо! Тарасенко вспыхнул:

"Как это можно!..
– Он заговорил жестко, с возмущением: - Вы дайте им хоть

первый урожай снять!

У них средств нет!.." Позже он еще раз с упреком заявил:

"Надо закрепить коллективы! А их можно закрепить не разговорами и

резолюциями! А конкретной помощью!.."

Он сказал и больше и лучше, чем другие. И все же, вспоминая, вдумываясь