Люди на болоте. Дыхание грозы

– Куда?

Только бы не молчать, она ответила:

– Вот... Схожу... Проведаю своих...

– А ето?

Он потянул узел, хотел посмотреть, что там.

– Ето - не твое...

– Дай!..

– Не твое, говорю!..

Он дернул за узел, из узла высунулся красный носок ботинка.

– Иди в хату!
– приказал Евхим.

Она не сдвинулась с места.

– Иди! Не вводи в гнев!

Ганна хоть бы шевельнулась.

– Слышишь?!
– закричал Евхим. Под глазами его выступила зловещая

краснота.

– Не кричи!

– Тихо, твердо она высказала: - Не пойду!

– Не пойдешь? ..

Голос его вдруг осекся. Глаза округлились, остро вонзились в нее.

Кололи неподвижно, настойчиво.

– А-а!
– странно глотнул он.

Только теперь дошло до него все. Губы его скривились, задрожали, он на

мгновение растерялся.

– Вот оно что!..

Он умолк. Что-то будто таяло в нем. Тише, мягче, будто виноватым тоном,

сказал:

– Иди в хату!

– Не пойду.

Он подождал, переспросил, еще надеясь:

– Не пойдешь?

– Нет.

Снова умолк. Но пока молчал, прямо на глазах, видела Ганна, менялся:

жестче становились губы, холодел, наливался злобой взгляд.

Зачем было скрываться, искать удобного момента! Судьба все-таки свела,

поставила лицом к лицу! Не уклонишься!

И нечего уклоняться! И так долго покорялась, боялась!

Хватит!

– Ну вот, все!
– сказала странно спокойно. Шагнула, хотела идти.

– Все?!

Он схватил ее за плечо. Рука была как железная, и взгляд дичал от

ненависти. "Сейчас ударит. Сейчас..." Она не додумала, что может быть

сейчас. Может быть, сейчас убьет.

Но удивительно, страха не было... Все равно! Чем так жить...

– Пусти!

Мельком заметила: от повети, пригнув голову, тяжело идет Степан.

– Все?!
– Евхим вдруг обхватил ее за шею, сильно, с ненавистью рванул

вниз, люто изо всей силы ударил носком по ноге. Ганна едва устояла. Во

второй раз Евхим ударить не успел: на него, как рысь, весь подавшись

вперед, ринулся Степан, нетерпеливыми руками рванул сзади за ворот. Рванул

так, что Евхиму мгновенно перехватило, сдавило горло.

Евхим крутнулся, вырвался, но Степан ринулся, насел снова.

– Пусти ее!
– крикнул Евхиму как-то визгливо, задыхаясь.

Евхим прохрипел свирепо, с угрозой:

– Не суйся, сморкач!

– Пусти!!!

Евхим бросил Ганну, вырвался, сгоряча ударил кулаком Степана в челюсть

– так, что тот, вскинув голову, отлетел к забору. Какое-то мгновение

лежал, упираясь локтями в землю, будто приходя в себя, потом подхватился,

сплевывая кровь, с угрозой бросился на Евхима снова.

И снова отлетел к забору, стукнулся о штакетину затылком.

– А-а-а!
– закричал он от боли, злобы и бессилия.

Вскочил, намереваясь броситься на Евхима, не помня себя, вытер ладонью

рот, глянул на руку, увидел кровь.

В глазах его, обычно застенчивых, появилось что-то звериноглушаковское;

полный мстительной ярости, Степан кинулся к повети. Ганна, ушедшая уже

далеко, увидела, как он схватил у поленницы топор; держа его перед собою,

наклонив, как бык, голову, неудержимый в слепой отчаянности, тяжко,

вперевалку двинулся на Евхима.

Евхим, готовый уже броситься за Ганной, тоже увидел Степана. Испуганно,

даже растерянно остановился. Отступил несколько шагов назад.

– Ах ты байстрюк!..
– погрозил странно неуверенно.

Чувствуя, как холодеет внутри, видя все время Степана, повел взглядом

вокруг: если б какой кол! Бросился вдруг поспешно, как к единственному

спасению, к забору, изо всех сил рванул штакетину.

– Степанко!!!
– вырвался неожиданно крик ужаса. Глушачиха, вскинув

испуганно руки, слетела с крыльца.

Протянув руки к ним, задыхаясь от страха и бега, с растрепанными на

ветру волосами без платка, с воплем бросилась к сыновьям:

– Степанко!!! Евхимко! Божечко!.. Степанко!!!

Добежала, стала между обоими, раскинула дрожащие руки, будто оберегая

их друг от друга.

– Степанко! Евхимко!
– переводила полные ужаса глаза с одного на

другого.

Быстро приходила в себя. С упреком, приказывая, выговаривала обоим:

– Побесились!..
– Она подошла к Степану, остановившемуся в

нерешительности, отняла топор. Тогда оглянулась на старшего, который

держал штакетину.
– Брось!
– крикнула Евхиму...

Ганна, онемело следившая, чем кончится схватка Степана с Евхимом, как

бы опомнилась. Стряхнула оцепенение, почти бегом заспешила со двора к

амбару, за гумна... Успела еще заметить, что во двор повалили люди...

Вскоре, то быстрым шагом, то бегом, то и дело вскидывая узел,

непослушно съезжавший с плеча, добралась она до леса, побежала мокрой

дорожкою. Часто она поскальзывалась на траве, раз упала, наступив на

скользкое корневище, больно ударилась боком, поцарапала висок обо что-то,

но даже не остановилась вытереть кровь.

Пошла тише, только когда добежала до болота. Дальше дорожка повела ее

меж чахлого болотного ольшаника и березняка. Вода здесь не всегда

пересыхала и летом, теперь же осенние дожди еще добавили ее. Под лаптями

сначала прогибалось да хлюпало, потом ноги стали уже раз за разом

проваливаться, все чаще, все глубже; черная, липкая грязь, как холодным

железом, обтянула голые колени. Идти быстро без передышки становилось все

труднее: начала совсем выбиваться из сил. Сердце колотилось, ноги

подкашивались, руки дрожали - вот-вот выпустят узел.