Люс-а-гард

— Зачем вам понадобилась моя нежная, тонкая, благородная рука? — осведомилась Люс. — Что вы с нею собрались делать?

— Я все сказал не так… — юный лорд вздохнул. — Ничего я не собираюсь делать с вашей рукой! Я хотел, напротив, посметь предложить вам свою руку… в качестве опоры, разумеется! Иначе вы рискуете не заметить ступеньку, упасть и разбить колено. А мне бы этого не хотелось. Я понимаю, что право прикоснуться к вашей белоснежной руке нужно заслужить, возможно, даже на турнире, а я, увы, не гожусь в турнирные бойцы…

— Вы заслужили… — задумчиво молвила Люс.

— Чем я мог заслужить? — не поверил юноша.

— Вы же спасли меня…

Но она сейчас вспомнила не об этом, а как в ночном лесу у разбойничьего костра белокурый мальчик читал ей свои новорожденные стихи на совершенно непонятной латыни, и все их колдовство растаяло во мраке, не найдя пути к женскому сердцу, кроме одного-единственного слова «amor»— любовь. Это латинское словечко запало-таки в душу.

— Тогда, если вы позволите… — юный поэт взял ее за правую руку кончиками пальцев и, насколько позволял узкий ход, склонился для поцелуя.

Губы у него были сухие и горячие.

Мимо щеки Люс дважды скользнула прядь пушистых и теплых волос.

— Пойдем, добрый сэр! Время не ждет! — приказала она — из соображений гуманности, потому что для будущего монашка такие поцелуи в потемках были совершенно ненужной роскошью.

А в том, что сэру Эдуарду придется уйти в монастырь, она после подслушанных откровений леди Мэри уже не сомневалась.

Поэт вздохнул и покорился.

Потом, когда они оказались на смотровой площадке донжона, юноша отпустил ее руку и громко вздохнул с сожалением. Ведь он обещал, что будет служить ей опорой и поддержкой только в экстремальных условиях темного, как преисподняя, хода — и слово свое сдержал.

Близился вечер. Закат уже вовсю раскрашивал облака, а с востока понемногу подступал мрак.

— Мы подождем, пока в замке успокоятся, — сказал юный лорд, — и тогда пойдем выручать вашу сестру. В худшем случае, я ведь могу и приказать страже! Я пока еще не монах, а брат его светлости!

Он приосанился.

— Надеюсь, мы умудримся обойтись без этого… — Люс, перегнувшись, смотрела между зубцов в сторону Шервудского леса. — Но вывести из Блокхеда Марианну — это еще половина дела. Нужно разоблачить убийцу. И я, кажется, знаю, кто отравил леди Лауру.

— Возможно, и я это знаю.

Люс уставилась на лорда, как на привидение.

— Так что же вы молчите, добрый сэр?

— Во-первых, справедливость — не человеческое дело. В Евангелии сказано — «дайте место гневу Божию». Во-вторых, я не могу обвинять женщину только потому, что заметил в ней склонность к своему брату. Дурной характер и склонность к мужчине — это еще не доказательства.

— Тоже верно… — пробормотала Люс. — Но давайте сведем воедино то, что знаю я, и то, что знаете вы. И если приметы совпадут — значит, мы правильно вычислили отравительницу!

— Что сделали? — удивился юный лорд. — Вычисления — это ведь из области геометрии, леди. Вычисляют площадь луга или поля.

Люс опять погорела на буквальном переводе.

— Ладно, — сказала она. — Назовем это дело иначе. Мы постараемся понять, кто подставил Свирель… то есть Марианну.

— Подставил? Свирель? — сэр Эдуард был в большом недоумении. — Вы, леди, заговорили на каком-то невероятном языке. Свирель…

— Это прозвище Марианны. Там, где она жила, ее называли Серебряная Свирель, — объяснила Люс.

— А как называли вас?

— Меня называли Люс-а-Гард… — и Люс вздохнула, подумав, как это, в сущности, глупо — получать боевой титул в женской компании. — Итак! Отравительница — не простого звания.

— Не простого, — подтвердил юный лорд.

— Она — леди, и у нее имеются драгоценности.

— Разумеется.

— Два перстня — один с красным камнем, другой — с зеленым, и она оба носит на одной руке. Камни довольно грубой огранки, и впридачу подозрительной величины.

— Вот такие? — лорд изобразил пальцами овал, соответствующий перепелиному яйцу.

— Возможно, — согласилась Люс, которой Свирель могла только рассказать о камнях, но не показать их размеры.

— Перстень с таким рубином был у моего брата, — сказал сэр Эдуард, — был еще совсем недавно. И вы правы, леди, рубинов такой величины в округе почитай что нет. Его еще дедушка привез из Константинополя.

— Перстень — такая штука, которую можно снять с пальца и подарить женщине, — резонно заметила Люс. — Это — всего лишь доказательство, что отравительница была близка с сэром Эдгаром.

— Вы лучше скажите, леди, кто из окрестных жен, вдов и девиц не был с ним близок, — заявил юный лорд с немалым презрением. Тут Люс сообразила, откуда у поэта столь яркая неприязнь к интимным отношениям. Очевидно, примитивные похождения старшего братца порядком его допекли.

— Но женщин можно поделить на высоких и маленьких, толстых и тощих, брюнеток и блондинок, не так ли, добрый сэр? — Люс уже не могла избавиться от этого учтивого оборота.

— Разумеется!

— Интересующая нас женщина имеет длинные темные вьющиеся волосы, она примерно моего роста. Это вас не наводит ни на какие мысли?

— Наводит, — согласился юный лорд. — Длинные темные вьющиеся волосы в Блокхеде — только у сестры леди Лауры — леди Гвендолен. Но да простит меня Бог…

— В чем дело, добрый сэр? — спросила Люс, когда смущенное молчание лорда уж больно затянулось.

— Я, право, не решаюсь оскорбить ваш деликатный и целомудренный слух, — опять ударился в выкрутасы юный поэт.

— Для первого раза я вас прощу, — пообещала Люс. — Так в чем же дело?

— Я не хочу, чтобы вы подумали, будто я способен оклеветать женщину!

— Речь идет о жизни и смерти! — напомнила Люс.

— Я понимаю это, леди.

— Если мы почему-либо не сможем вывести из Блокхеда Марианну и не найдем отравительницу, то что грозит Марианне? Ну?

Юный лорд надолго замолчал.

— А если я рискую оклеветать женщину? — спросил он с таким пасмурным видом, будто уже и оклеветал, и был облит за это презрением всей округи.

— А если вы рискуете жизнью другой женщины?! — яростно воскликнула Люс и, сама того не желая, добавила уже куда мягче: — Добрый сэр…