Люс-а-гард
Шрифт:
— Нет! — решительно сказала Мэй. — Я и так уже засветилась. Это непрофессионально, тем более, что…
Тут только она вгляделась в лицо юного лорда и застыла, приоткрыв род в изумленной полуулыбке.
— Тушите факел, добрый сэр, да поскорее, — начиная что-то понимать, приказала Люс. — И — на сеновал!
Юноша сунул факел в бочку с водой, и все трое, вбежав в конюшню, быстро вскарабкались по приставной лестнице.
Они успели вовремя — во двор уже сбежались люди, и там царил полный переполох, усилившийся, когда нашли меч из запертой оружейной.
Одному ему известными лазами поэт быстро привел обеих женщин в какую-то комнату, небогато убранную,
— Откуда ты знаешь меня? — спросила Люс.
— Еще бы мне тебя не знать! Твой портрет висит в актовом зале десантного училища!
— Та-ак… — только и смогла вымолвить Люс. — Значит, целое училище?
— Конкурс — сто сорок человек на место, и это при том, что принимают ежегодно не менее сотни.
— А Зульфия?
— Портрет Зульфии-А-Гард висит рядом с твоим. Она же — мама первого десантного сыночка!
Тут обе десантницы опомнились и одновременно поглядели на сэра Эдуарда. Он же с недоумением взирал на них — и видно было, что их разговор для него — сарацинская грамота.
— Послушайте, добрый сэр! — проникновенно обратилась к нему Люс. — А не сходить ли вам в разведку?
И, видя, что ему не больно-то хочется уходить, Люс употребила сильное средство.
— Я прошу вас, сэр Эдуард, — сказал она ласково и положила руку ему на грудь.
Сверкнув глазами и задохнувшись от восторга, юноша схватил обеими руками этот неслыханный дар судьбы, поднес к губам, но не поцеловал, а лишь благоговейно прикоснулся. Затем он так же стремительно вылетел из комнаты.
— Я угадала! Это он! — и Мэй в величайшем смятении села на подоконник.
— Он?
— Он! Эдуард!
— Ну да, добрый сэр Эдуард, — подтвердила Люс, не понимая, на что тут таращить глаза и с какой стати трепетать. — Ты лучше скажи, сколько же лет прошло?…
— С первого десанта? — рассеянно спросила Мэй, глядя на дубовую дверь, за которой скрылся поэт.
— Нет, с первого полета на Луну! — возмутилась Люс.
— С первого десанта прошло, чтоб не соврать, полтораста лет… — задумчиво сказала Мэй. — Портреты всех первых десантниц висят в зале. Их операции мы проходили на втором курсе. Моя подруга защитила дипломную по теме «Люс-а-Гард и баллады Шервудского леса».
— Какие еще баллады? — изумилась Люс. — Баллады — это не я! Это он — сэр Эдуард!
— Знаешь, я отчетов фольклорных экспедиций института хронодинамики не читала, что они там обнаружили — не скажу, но название дипломной я помню точно! — сердито сказала Мэй. — А в честь Зульфии-А-Гард даже оперу сочинили. По-моему, сплошное вранье. Только это было давно. Главную партию пела сама знаменитая Марианна Ольдерогге. И если судить по записям, она бесподобно вжилась в образ хронодесантницы.
Люс зажала себе рот рукой, но это не помогло. Щеки ее раздулись от сдерживаемого хохота, зато ноги подкосились, и прославленная А-Гард Шестнадцатая сползла по стенке на пол.
С одной стороны, это радовало — значит, Свирель благополучно вернулась домой и похудела настолько, что согласилась выйти на сцену. А с другой — невозможно было без судорог вообразить Свирель в роли Зульфии-А-Гард, и Люс корчилась на полу до тех пор, пока Мэй не привела ее в чувство пассами бесконтактного массажа.
— Значит, сумасшедшая затея моей бабки увенчалась успехом? — спросила она, насилу продышавшись.
— Да, вы вовремя взялись за дело и успели спасти генофонд, — тут Мэй-Аларм почему-то вздохнула.
— Так почему же десанты продолжаются? — с подозрением
спросила Люс.Мэй развела руками.
— Понимаешь, Люс, — сказала она, — вы все делали с лучшими намерениями. Вы искали великолепных мужчин — флибустьеров, мушкетеров, гусар, повстанцев… О Господи, каких только красавцев вы не выкапывали из раннего и позднего средневековья! Родилось не меньше десяти тысяч сыновей, похожих на отцов, как две капли воды. Сперва, конечно, восторгу не было предела. Росли изумительные, сильные, здоровые, бойкие мальчишки. Ну и, конечно, хилые отпрыски твоих современников оказались неконкурентоспособны. В общем, ты можешь мне не верить, но это так… Парламенты всех развитых стран приняли законы, допускающие многоженство!
— Ничего себе побочный эффект! — изумилась Люс.
— Этого твоя бабушка никак не могла предусмотреть, правда? Но идем дальше. Женщины получили то, чего хотели, — красивых, крепких, активных, мускулистых мужчин.
Мэй замолчала, и по лицу ее было видно — из этого воспоследовала какая-то пакость.
— Дальше, — коротко сказала Люс, готовясь к худшему.
— Ты понимаешь, всем нам решительно не в чем упрекнуть ни твою бабушку, ни первые десанты… — опять вздохнула Мэй. — Вы сделали все, что могли, и вы действительно спасли генофонд. Я даже допускаю, что вам было действительно хорошо с этими атлетами. Вы истосковались по ним не столько физически, сколько психологически. Когда изо дня в день видишь то лысину, то пузо, то кожу да кости, а там, где ищешь характер, находишь кисель, это, наверно, очень раздражает… Естественно, вы с восторгом обнимали разбойников из Шервудского леса!
Люс не знала, радоваться ей или злиться. Невольно подпущенная Мэй шпилька означала, что в конце концов Люс добилась своего. Но при теперешнем положении дел это все же была именно шпилька…
— Эти мужчины давали им такое наслаждение, какого они раньше не знали, — на всякий случай гордо отрубила Люс, глядя при этом не в глаза Мэй, а куда-то в узкое окно, потому что особой правды и убежденности в ее ответе не чувствовалось. Но она обязана была постоять за честь первого десанта.
— Да разве я спорю? — удивилась Мэй. — Ну, конечно, это так приятно — когда тебя впервые берут на руки и бегом несут куда-нибудь… И когда рядом с тобой — безупречно сложенный, с идеальной загорелой кожей, с прекрасными волосами, всегда готовый страстно откликнуться на твой призыв…
— Так что же вам, в вашем веке, не понравилось? Вы соскучились по импотентам, что ли? — не выдержала Люс.
— Когда слишком хорошо — это тоже плохо, — объяснила Мэй. — Я же говорю — благодаря вам появилась новая порода мужчин — дьявольски красивых и неутомимых в постели. Но при этом им было совершенно безразлично, кто с ними рядом. Они у нас настолько переполнены энергией, что партнерша для них особой роли уже не играет. Не эта — так другая, в одиночестве они не останутся. У меня было два таких муженька… спасибо, хватит!
Физиономия Мэй изобразила совершенно людоедскую ярость, а руки сами поползли к левому боку искать рукоятку меча. Люс попятилась. При всей своей отваге она не хотела бы подвернуться Мэй-Аларм под горячую руку.
— В чем же мы-то виноваты? — спросила она.
— Вы слишком многое им прощали! — и, видя на лице Люс полнейшее непонимание, Мэй продолжала уже более мирно: — Не признается в любви — и прекрасно, от него совсем не это требуется. Его близость однообразна? Тоже не беда, зато какая мощь! Где хватит лапой, там синяк останется? (Тут Мэй непроизвольно шлепнула себя по крутому бедру.) Ерунда, заживет!