Лжец, лжец

Никто не мог этого отнять.

Мой пульс участился. Мои ладони вспотели.

Потасовка заставила меня перевести взгляд через комнату туда, где рука Уитни обвилась вокруг бицепса Истона, красные ногти впились в его белую футболку, пока она удерживала его.

Можете называть меня привлекающей внимание шлюхой, но я хотела его горящих глаз на моих. Плечи напряжены, выражение лица убийственное. Все для меня. Я жила для того, чтобы быть замеченной им, чувствовать жар его взгляда. Но прямо сейчас я не испытывала удовольствия. Я чувствовала себя дерьмово.

Уитни что-то прошептала на ухо Истону, и он огрызнулся в ответ, сбрасывая ее руку со своей.

Наконец слизистый язык Картера исчез.

Дело сделано. Все кончено. Со мной все в…

По залу разнеслись одобрительные возгласы, и Картер отступил назад, вытирая рот тыльной стороной ладони, его темный пристальный взгляд устремлен на меня. У меня скрутило живот. Я соскользнула со столешницы, схватила рубашку и прямиком направилась в ванную.

Дрожа, я брызгала холодной водой в лицо. Я не могла перестать дрожать, даже когда говорила себе, что я в порядке. Я в порядке. Со мной все в….

Дверь распахнулась, и я вздрогнула.

Истон зашел внутрь. Я отшатнулась ни от чего, кроме яростного огня в его глазах. Он запер за собой дверь, и я не могла пошевелиться, когда он подходил ко мне, все ближе и ближе. Ярость, сожаление и кап, кап, кап из протекающего крана наполнило ванную. У меня перехватило дыхание, когда он запустил руку в мои волосы и заставил меня опуститься на колени.

— Это то, чего ты хочешь? — спросил он, дыхание такое же частое и неглубокое, как у меня. — Чтобы тебя использовали?

Мое сердцебиение отдавалось в горле. Я никогда не испытывала этой его стороны. Вид на него с ног. Его холодный гнев и крепкая хватка в моих волосах.

— Это так?

Нет, — я хотела сказать. Но правда застряла у меня на языке, запуталась в паутине лжи, и когда я открыла рот, вырвавшееся «Да» насрехалось над нами обоими.

Лгунья, лгунья.

Звук нашего дыхания запутался и утонул под техно-музыкой и протекающим краном.

— Это о нем ты думаешь, когда прикасаешься к себе? — вопрос звучал тихо, неохотно, как будто он заставил себя сделать это вопреки здравому смыслу.

Мой пульс участился, я не могла думать об этом. Он видел меня?

Он опустился передо мной на корточки и запрокинул мою голову назад, так что у меня не оставалось выбора, кроме как встретиться с ним взглядом. Виски кружилось в бокале. Затем его губы коснулись моего уха, и мягкое рычание пробежало по моему позвоночнику.

— Ты даже не знаешь, сколько ты стоишь, не так ли?

Мои глаза закрылись, колени задрожали. Я точно знала, сколько я стоила: двадцать баксов мелочью в хороший день. Наши груди вздымались в тандеме, вверх-вниз, вверх-вниз. Легкая щетина на его подбородке щекотала мою щеку. Его тепло просачивалось сквозь мою кожу, и я хотела обернуть его вокруг себя, как теплое одеяло. Я хотела утонуть в нем и никогда не выныривать за воздухом.

Мои глаза открылись, и я позволила желанию взять верх. Я провела пальцами по его волосам и вниз по затылку.

Он напрягся, и я наблюдала, как его кадык ходил вверх-вниз.

— Скажи мне, — прошептала я. Моя грудь сжалась от интенсивности его взгляда. — Сколько я стою, Истон?

Его челюсть дернулась, взгляд опустился на мой рот.

— Достаточно, чтобы прикоснуться к тебе?

Вопрос звучал как насмешка, но это не так. Эти слова — самые честные и уязвимые из всех, что я когда-либо произносила. Сердце бешено колотилось, я провела ногтем по вене на его шее и медленно наклонилась ближе. Так близко, что мои приоткрытые губы коснулись его.

— Достаточно, чтобы поцеловать меня?

Его взгляд удерживал мой, и он вдохнул мой выдох.

— Не надо.

Тихо. Предупреждающе.

Заявление о признании вины.

— Не надо что?

Может быть, я манипулировала им. Может быть, это доказательство того, что я действительно его не заслуживала. Но прямо сейчас мое сердце сделано из стекла, и если он отвернулся бы от меня, оно разлетелось бы вдребезги. Мои губы скользнули по его губам, и на этот раз мой язык вырвался, чтобы скользнуть по его нижней губе.

— Ева, — он застонал так, словно ему больно.

Его пальцы ослабили хватку на моих волосах, но затем он пропустил их через пряди и прижал меня крепче.

Мои ладони скользнули вниз по его груди и сжали пресс. Он обжег, но я не могла унять дрожь.

— Достаточно ли я достойна, чтобы ты прикоснулся ко мне в ответ?

Он испустил низкий вздох, пресс напрягся под моими руками, и каждое отрывистое слово звучало грубо.

— Ты много выпила. Ты не понимаешь, что говоришь, — затем его голос стал достаточно мрачным, чтобы заставить меня посмотреть на него. — Кроме того, у тебя есть из чего выбирать, и ты убедилась, что я это знаю.

Я нахмурилась.

— Это ревность, которую я слышу в твоем голосе, Истон Резерфорд?

Его глаза сузились, но он не отрицал этого.

Я хотела почувствовать удовлетворение, но не почувствовала. Кроме тепла его тела, я ничего не чувствовала. Если бы ревности было достаточно, он прикасался бы ко мне так, как я хотела.

— Хочешь узнать секрет? — спросила я.

В дверь заколотили кулаком.

Он проигнорировал это.

— Ни один из этих других парней никогда не заставлял меня кончить, — вена на его шее дернулась раз, другой. — К счастью, я могу позаботиться о себе.

Еще один стук в дверь.

— Эй, здесь очередь длиннее, чем Великая Китайская стена! Поторопись, черт возьми!

— Хочешь узнать еще один секрет?

Он наблюдал, как слова слетали с моих губ, его грудь поднималась и опускалась от неровного дыхания.

— Я думаю о тебе, когда делаю это.

Его ноздри раздулись, глаза темнее ночи.

Стук.

— Пять секунд, или, клянусь, я помочусь в горячую ванну.

Поднимаясь на ноги, я ушла от него. Притворяясь, что мне не больно. Притворяясь, что это легко.