Лживая птица счастья - 2

Стиснув зубы, она вынесла всё, вплоть до нескольких происшествий, которые подозрительно походили на неудавшиеся покушения на её жизнь, как-то: падение массивной рекламной конструкции с кучей оголённых кабелей, находящийся под током, или автомобиль, потерявший управление, но почему-то упорно стремящейся к ней. Благодаря присмотру вампирской СБ, Тамара не пострадала, но, как говорится, осадочек остался.

Остракизм пошёл на убыль, когда сотрудники ЦРУ поняли, что выскочка далеко не глупа и в профессиональном плане способна переиграть даже матёрых коллег.

Конечно, Тамара была дилетанткой и на первых порах плохо ориентировалась в хитросплетениях мировых политических течений; она бы треском провалилась, если бы за её спиной не стоял Штейн, руководящий её действиями. Благодаря его помощи она составляла такие блестящие планы операций, что оставлять её в загоне было бы опасно, со временем её могли перекупить другие разведки, из-за чего ЦРУ потеряло бы не только великолепного специалиста, но и приобрело бы опасного врага.

С появлением Дугласа Джонсона успешное шествие госпожи Сабуровой по карьерной лестнице резко замедлилось. Новый директор ЦРУ, опасающийся за своё кресло, — что было вполне вероятно на фоне катящейся по миру мутной волне феминизма и толерантности — выпихнул Тамару в политику, чему она была только рада. Чем больше она узнавала кухню своей работы, тем больше её воротило от неё: всё же она была убийцей по необходимости, а не по призванию. Тем не менее бывшие коллеги не забывали о ней и после увольнения установили наблюдение за её домом. Когда же пошли слухи о её связи с Анри Кравчинским, который был не только чудовищно богат, но и крайне влиятелен в среде политиков, ЦРУ отреагировало тем, что за Тамарой установили круглосуточную слежку. Вот и сейчас один из агентов пасся поблизости, маскируясь под менеджера, присматривающего за официантами.

— Дорогая, чего грустим? — Кравчинский склонился к уху Тамары. — У тебя месячные? Так я не брезгливый. Или тебя тревожит что-то другое? Так я весь внимание. Только скажи, моя смуглая русская лилия, и я устраню любые препятствия на твоём пути.

— Спасибо, но я предпочитаю справляться с ними сама, — ответила Тамара, подавив невольную дрожь от его близости. Не то чтобы он был ей неприятен, сколько она чувствовала, что он чрезвычайно опасен.

Кравчинский принюхался и бросил на неё озабоченный взгляд.

— Всё же у тебя проблемы и, похоже, немалые. Ты поэтому пьёшь с утра пораньше?

Тамара покосилась на соседей.

— Анри, давай не сейчас. Обсудим наши дела без посторонних.

— Ну, если это наши дела, тогда всё нормально, — успокоился Кравчинский и, запустив руку под стол, сжал её колено. — Люблю тебя, — сказал он во всеуслышание, отчего она была готова провалиться сквозь землю.

— Заткнись, — посоветовала ему Тамара и он улыбнулся.

— Злюка! Я же действительно тебя люблю и, что печально, ничего не могу с этим поделать.

«Твою ж мать!» — ругнулась Тамара и с вежливой улыбкой вышла из-за стола.

— Прошу меня простить, кажется, у меня пропал аппетит, — сказала она в ответ на вопросительные взгляды коллег по партии.

— Дорогая, неужели ты беременна? Тогда ты непременно должна сходить к гинекологу.

Улыбка Тамары закаменела. Стараясь не смотреть на знакомых, она быстрым шагом пошла к выходу. Кравчинский, идущий следом, что-то говорил, но она его не слушала. У машины она обернулась и смерила его уничтожающим взглядом.

— Замуж за тебя? Да ни за что в жизни!

Не удовольствовавшись этим, она хлопнула дверцей мерседеса, а затем выглянула из окна и швырнула ему под ноги обручальное кольцо.

— Шиксе оно ни к чему, слишком много чести.

Кравчинский расплылся в довольной улыбке.

— Ну точно моя девочка! А я ещё сомневался, — пробормотал он и наклонился, ища, куда упало кольцо. Как истинный сын еврейского народа, он был бережлив и без нужды не разбрасывался своим добром. Найдя отвергнутый символ любви, он щёлкнул пальцами, подзывая машину, и супернавороченный титановый монстр мягко притормозил около своего хозяина.

Верность, как и тактичность, не была сильной стороной Кравчинского, избалованного женским вниманием. Впрочем, только тогда, когда он не считал нужным их соблюдать.

Поссорившись с Тамарой, он отправился к любовнице, где отлично провёл время. Его отношения «деньги — товар» всегда действовали безупречно. Впрочем, Кравчинскому было всего лишь сорок и внешностью он походил на Хью Гранта[2], конечно, не без участия пластического хирурга. Да и в общении он казался обаятельным рохлей, но так думали только те, кто его не знал. Как бы то ни было, женщины любили его не только за деньги.

По рождению Анри Кравчинский был французом, по национальности евреем. Его прапрадед по матери был выходцем из России и звали его Аарон Кравчук, но он, перебравшись во Францию, сменил имя и фамилию.

Семья Кравчинских, эмигрировавшая из России ещё до революции 1917 года, была изначально богата, так что Анри не пришлось начинать с нуля, но он настолько преумножил семейное состояние, что близкие в шутку называли его царём Мидасом. Правда, сестра-близняшка, когда злилась, звала его зловредным лепреконом, что, в общем-то, было ближе к истине. Он любил шутить шуточки с людьми, причём далеко не всегда безобидные, а ещё он мог предать, пытать, убить, но, как правило, старался этого не делать — если позволяли обстоятельства. Но это было не главное, свой авторитет и положение на мировой арене Кравчинский заработал умом и чудовищной энергией, которая била в нём ключом, порождая деньги и детей, и то и другое по большей части незаконного происхождения. Впрочем, мамашам его отпрысков не на что было жаловаться, он был щедр, и они купались в королевской роскоши. Единственно, дети Кравчинского не обладали его удачей и по разным причинам редко перешагивали порог зрелости.

______________________

[1] Бэбиситтер (англ. язык) — временная нянька.

[2] Естественно, в его лучшие годы.

Глава 32-24

***

Тамара попала в поле его зрения на вечеринке у приятеля по университету. Чем уж она ему приглянулась, Кравчинский затруднялся сказать. Хмурая женщина — не слишком красивая и не слишком молодая — стояла в стороне от веселящейся толпы и изредка прикладывалась к бокалу шампанского. Единственно, что ему понравилось в ней, это её фигура, да и то лишь потому, что удачное бордовое платье выгодно подчёркивало её крутые бёдра и высокую грудь. Потом он обратил внимание, что не последние люди в их тусовке, ищут её расположения и это его заинтересовало, причём настолько, что он не поленился и спросил у приятеля кто она такая и как её зовут.

Узнав, что госпожа Сабурова в прошлом довольно большая шишка в ЦРУ, а теперь подвизается в политике, он удивился. Почему-то её вид не вязался у него ни с тем, ни с другим, но, подойдя ближе, он увидел её глаза и понял, что ошибся. Это была умная и беспощадная женщина, которая ради своих целей была способна на всё — что не противоречит её убеждениям. В общем, его поля ягода.

Они познакомились, и Кравчинский обнаружил, что она интересная собеседница, правда, временами склонная к патетике и пафосу, но своеобразный сухой юмор сглаживал этот её недостаток.

Сабурова знала, кто он такой, и его забавляло её прохладное отношение к его попыткам ухаживать за ней. После смерти трёх жён в обществе его прозвали Чёрным вдовцом, поэтому его не удивляла настороженность новой знакомой. Тем не менее она явно искала его расположения, и он посчитал, что она клюнула на его деньги.

Кравчинский снова её недооценил. Как потом выяснилось, под видом флирта госпожа Сабурова прощупывала его, а затем, посчитав достойным доверия, рассказала о расе людей, похожих на вампиров, и о том, что Землю скоро накроет смертельное излучение нейтринной звезды. Само собой, он не поверил ни единому её слову. И поскольку Тамара была ему небезразлична, к концу беседы он решил, что незамедлительно отправит её в лучшую психиатрическую клинику. Умные женщины были его слабостью, и он не хотел её терять. Шизофрения его не пугала, в его семье она встречалась куда чаще, чем он был готов признать при посторонних. Да и жить с шизофреничкой ему было не привыкать, к тому же на фоне его второй жены Тамара выглядела сущим ангелом.