Лживая птица счастья - 2

— Что ж, скоро время покажет, прав я или нет. И всё же будь готов кем-нибудь меня заменить.

— К чёрту! Тебя никто не заменит! — сердясь, заявил Палевский.

— Ты же сам говорил, что незаменимых нет, — возразил Ник, наблюдая за его хождениями.

— Только не тогда, когда дело касается вас с Мари. Вы оба — мои дети.

— Это спорный вопрос…

— Замолчи! Ты мой сын и этим всё сказано.

Палевский сел напротив Ника и тот, не выдержав его взгляда, опустил ресницы.

— Спасибо, Михаэль, — сказал он, а затем встал и, отступив, с торжественным видом преклонил колени.

— Сонами-сонам, Ае Рай-ин-Рай вэйт Ганье райтан Таятан Реази Вистанио таноэль Малосье аде и эд Литосо Южи. Ае райделин Никотан Реази Вестаньо баено код ал румам. Неда! Неда! Неда! Неда!

Когда Ник ушёл, Палевский позвал к себе Штейна, который с его разрешения наблюдал за их разговором.

— Нет, ты это слышал? — вопросил он возмущённым тоном. — У нас тут дел по горло, а мальчишка приходит и заявляет, что скоро умрёт, потому что так говорится в каком-то дурацком пророчестве. И при этом ещё ездит мне по ушам какой-то эрейской ахинеей, не потрудившись даже перевести.

— Забей! — посоветовал Штейн. — На мой взгляд, это полная ерунда… — он замолчал, не договорив, и его как-то странно передёрнуло, затем его глаза залила синева, свидетельствующая о появлении рая Реотана.

— Вообще-то, это не ерунда, — сказал тот, озабоченно хмурясь. — Смотри, Таятан, если твой щенок убьёт мою девочку, чтобы уйти от судьбы, я не посмотрю на наши родственные связи и сверну вам обоим головы.

Не изменившись в лице, Палевский налил себе коньяка, а гостю из прошлого — водку, извлечённую из холодильника, и протянул ему запотевший стакан.

— Мне-то за что? — поинтересовался он прохладным тоном.

— За компанию, — ответил Реотан, но стакан принял. — Как будто я не знаю, что мальчишка дорог тебе, и ты обязательно отомстишь за него.

— Всё же Томас тебе дороже нас с Ником, — резюмировал Палевский, отчасти довольный появлением древнего интригана. — Если уж вы нарушили своё слово и снова появились, то скажите, это правда, что Ник говорил об этой вашей чертовщине с Пророчеством Лоти?

— Абсолютная правда и я живое тому подтверждение… Или не совсем уже живое, и тем не менее.

Прежде чем выпить, Реотан с озабоченным видом принюхался к содержимому хрустального стакана, что не ускользнуло от внимания Палевского. «Интересно, это привычка или он считает, что я способен отравить Томаса?» — подумал он, задетый тем, что древний король считает, что он способен убить того, кто был ему как сын.

— Крейд, какая дрянь! Твой коньяк и то будет получше, — поморщился Реотан, который был не менее зорок, чем его собеседник. Он понял, какое направление приняли его мысли, и сделал вид, что ничего не заметил.

— Вот и я о том же, но Томас не хочет признавать мою правоту. Столько лет пытаюсь приучить его к благородному напитку, и всё без толку, — поддержал Палевский его игру.

— Каждому своё, — отозвался рай Реотан и протянул стакан, когда король вампиров достал своё сокровище Henri IV Dudognon и в безмолвном вопросе поднял бровь. — Наливай, выпьем на брудершафт, — ухмыльнулся он.

— Только не из этого, — Палевский выдал ему чистый пузатый бокал. — Не стоит портить вкус коньяка, который обошёлся мне в сто миллионов долларов, — пояснил он.

— Ого! Вижу, ты не жалеешь денег на свои прихоти.

— Чего их жалеть? Деньги на то и нужны, чтобы их тратить. А вот на что именно, зависит от их количества.

— Это в тебе от меня, — убеждённо проговорил Реотан и, подражая Палевскому, принюхался к напитку. — Ничего. Вот только запах спирта перебивает букет напитка, так что с эрейскими винами твоему коньяку никогда не сравниться.

Он мечтательно поднял глаза.

— Эх, какие у меня были вина! Уверяю, попробовав их, ты отдал бы за них душу.

— Не думаю, что моя душа стоит столь дёшево, — возразил Палевский.

— Это в тебе говорит незнание, — парировал Реотан и пристально посмотрел на него.

— Знаешь, ты очень похож на своего предка Витатана. Когда мы впервые встретились, он был совсем мальчишкой, но уже тогда чувствовалось, что в нём заключена сила духа истинного короля. В дальнейшем он попортил немало крови моему наследнику, но я рад, что не убил его. Правда, моей заслуги в том нет. Витатана спасла Руана. И когда ты будешь выбирать между её новым воплощением и Никотаном, вспомни, что лишь благодаря ей мы сидим здесь и беседуем. Ну а теперь давай выпьем. Америа байс, рай Таятан!

— Америа байс, рай Реотан! — отозвался Палевский.

Соприкоснувшиеся бокалы приглушённо звякнули и после того, как они опустели, он протянул гостю коробку с сигарами.

— У нас, эреев, не было этой привычки, — отказался Реотан, и на лице Палевского промелькнуло одобрительное выражение.

— Оно к лучшему. Конечно, наш организм не чета человеческому, но и он не железный. Загрязнение лёгких на пользу никому не идёт, — вздохнул он и, открыв коробку, придирчиво оглядел ряд бронзово-золотых сигар, скрученных вручную. Чем-то ему глянулась третья справа и он, обрезав кончик, щёлкнул зажигалкой.

Понаблюдав за тем, как он пускает замысловатые колечки дыма, Реотан не удержался и со словами: «В жизни нужно всё попробовать», тоже взял себе сигару. К разочарованию Палевского, он не поперхнулся дымом, как это часто случается с новичками. Колечки дыма у него выходили даже лучше, чем у него. «Ведь Томас курит, так что ничего удивительного, что у него с ходу получилось», — сказал он себе в утешение.

— Вы обещали рассказать о пророчестве, — напомнил он собеседнику.

— Потерпи, — Реотан протянул ему опустевший бокал: — Давай лей, не жалей свой коньяк. В конце концов, когда тебе ещё удастся побеседовать с привидением, которому двести пятьдесят миллионов лет.

— Двести пятьдесят миллионов лет… — Палевский вдруг осознал, какая пропасть лет стоит за этим числом. — Уму непостижимо! — пробормотал он, впечатлённый гением своего предшественника, его предусмотрительностью и твёрдостью духа. «Ради призрачной надежды на возобновление биосферы Земли рай Таятан поставил на кон самое дорогое — свою репутацию учёного и своих детей, хотя вполне могло случиться, что он отправил их на смерть, причём мучительную. Тем не менее он рискнул и выиграл», — подумал Палевский без привычного раздражения, которое возникало всякий раз, когда он вспоминал о своём происхождении. Поначалу известие о том, что он всего лишь клон, больно ударило его по самолюбию, но со временем потрясение сгладилось и он уже менее остро реагировал на упоминание рая Таятана.