Мадемуазель Виктория
Шрифт:
– - А... а мне дядя Феликс смехунчика подарил.
– - Ну?
– - оживляется Лешка.
– - Покажи-покажи.
Они бегут в Викину комнату. Вика достает розовую коробочку и нажимает на кнопку,
О-о-хо-хо-хо!
– - тотчас закатывается смехунчик, будто сидел в своем домике и втихомолку давился от смеха, только и ждал, пока дадут ему волю.
– А-а-ха-ха-ха!
Вика и Лешка сидят друг против друга и сдерживают смех. Вика зажимает рот ладошкой, Лешка закрывает глаза, но смех прямо-таки распирает их, как сжатый воздух.
Э-э-хэ-хэ-хэ!
– - заливается смехунчик.
Первым
– - Ой-ой-ой, не могу!
– - тоненько кричит Лешка.
– - Ой-ой-ой, лопну!
Он так покраснел и надулся -- кажется, сейчас и впрямь лопнет. Уже и смеяться трудно, животы будто одеревенели. Лешка икает сквозь слезы.
– - Хва-ик-хватит, ик, ой!
– - машет он рукой.
– - Ик-хватит, а то, ик, ой, до смерти засмеемся!
Они сидят рядом, отдыхают от смеха. Лешка теперь не кажется взрослым -такой же, как и был.
– - Давай в прятки, -- предлагает Вика.
– - Не, вдвоем неинтересно. Давай лучше Асуанскую плотину строить!
Они принимаются за плотину. Длинный коридор превращается в Нил. Из комнат извлекают стулья, тумбочки, чемоданы. Плотина растет и перегораживает коридор поперек.
– - Воду бы пустить.
– - Папа, наверное, ругаться будет. Лешка вытирает пот с зеленой физиономии.
– - Я -- советский специалист, -- говорит он, -- а ты -- моя жена. А потом я буду президент Насер и приеду нас благодарить.
– - Не хочу я твоей женой быть. Я лучше бульдозером буду. Лешка опять смотрит на Вику непонятными взрослыми глазами.
– - Я так не играю. У специалиста должна быть жена.
– - Не хочу.
Лешка останавливает работу, ковыряет оспины и задумчиво говорит:
– - А я, если хочешь знать, когда вырасту, на тебе взаправду женюсь. Вот.
– - А я к тебе в жены не пойду, -- сердито отвечает Вика.
– - Так нельзя, -- рассудительно говорит Лешка.
– - Ты девчонка, слабачка, а я тебя буду защищать.
– - Тоже мне, защитник!
– - фыркает Вика. Лешка раздувается от обиды.
– - Я вырасту, знаешь-знаешь, какой сильный буду! А папа меня оставил, чтобы тебя защищать, вот.
– - От кого это меня защищать?
– - А вот бандиты полезут-полезут через балкон...
– - Какие еще бандиты? Зачем им в русскую колонию лезть?
– - А "Братья-мусульмане"? "Братья-мусульмане"? Вика слышала эти слова в разговорах
взрослых. Эти "Братья-мусульмане" хотели убить президента Насера. Вот они карабкаются по бугенвиллиям на балкон, в черных галабиях до пят, в черных платках. Плывут по коридору, как черные тени. Под полой галабии -кривые острые ножи. Платки закрывают лицо, только черные глаза сверкают злым огнем...
Вика смотрит на балконную дверь. За дверью -- непроглядная египетская ночь. Балкон в дальнем конце коридора теряется в полутьме. Свет только на кухне и здесь, над входной дверью. В Египте дорогой свет, его гасят, выходя из комнаты. Распахнутые двери зияют черной гулкой пустотой по всему коридору.
А
вокруг -- чужая страна. Чужая ночь. Ни звука...– - Кажется, балконная дверь скрипит...
– - шепчет Вика.
– - Это ветер, наверное, -- неуверенно отвечает Лешка.
– - Нет. Слышишь, скрипит...
На балконе и в самом деле что-то скрипит. Комнаты вдруг наполняются неведомыми шумами и шорохами.
– - Когда же папа вернется?
– - Вика вот-вот заплачет от
страха.
– - Нескоро еще...
– - сиплым шепотом отвечает Лешка.
Они жмутся у входной двери. А за тонкой дверью будто бы чьи-то шаги.
– - Надо свет включить...
– - шепчет Лешка.
– - Включи...
Лешка колеблется. Включатели в глубине страшных черных комнат.
Он смотрит на сжавшуюся Вику и смело встает. Перелезает через "Асуанскую плотину", ощерившуюся распахнутыми пастями чемоданов. Подкрадывается на цыпочках к ближней комнате, заглядывает...
– - Темно...
– - Включай скорее, -- просит Вика.
Лешка медлит, раскачивается, как перед прыжком в высоту. Бросается в комнату, шарит дрожащими руками по стенам, повизгивая от страха, нащупывает включатель, щелкает им и с воплем вылетает обратно, будто из темноты тянется за ним огромная рука.
Свет включен, в комнате никого нет. Темнота и страшные шумы отступили к балкону.
Уже смелее Лешка расправляется с темнотой во второй комнате, в третьей... Остается только Викина, самая дальняя. Лешка ныряет в нее и с визгом вылетает, несется назад, выкатив глаза:
– - Че-человек! Че-че-черный!
Вспотев от страха, они спрятались за "плотину" и ждут. Ничья тень не падает в коридор из освещенной комнаты.
Лешка уходит на разведку, издалека заглядывает в комнату...
– - Тьфу!
– - громко говорит он.
– - Это зеркало.
Весь этаж ярко освещен. Зато за окнами стало совсем черно. Лешка идет на кухню и приносит охапку столовых ножей.
– - Главное, не спать, -- говорит он, раскладывая ножи на полу.
– - Чтобы врасплох не застукали...
Темное вечернее солнце опускается на Ученский лес, оплывает, растекается на полнеба. Лес и облака пропитались вишневым светом. От Учи поднимаются синие сумерки, а последние лучи уходящего дня еще чертят светлое небо. Из низин, балок, овражков, через край, как переспевшая квашня, вываливается туман, катится по марфинским улицам. По самые плечи в теплом тумане бежит сосед Вовка. Его стриженая макушка то пропадает, то появляется над белесыми клубами.
– - Зае-е-ец! Зае-е-ец! Отец твой еде-е-ет!
У околицы, приглушенный туманом, гудит мотор. Надсадно ревет и мечется на привязи Коська, который до смерти боится папиной "Победы".
– - Да разве я так свою доченьку зову? Ведь я зову ее -- Заинька!
От машины вкусно пахнет бензином, а от папиной щеки -- утренним одеколоном и еще чем-то родным, только папиным...
Вернувшись с виллы, родители застали престранную картину. Под дверью, свернувшись калачиком на половике, крепко спали Вика и ее мужественный защитник. Кругом них веером лежали тупые столовые ножи. Весь этаж был залит светом, а коридор перегородила высокая плотина из стульев, тумбочек и чемоданов.