Маджонг

А Толстый Барселона, отвечая на тот же вопрос, вспомнит вдобавок, как, выгоняя второго и последнего мужа, Сонечка в ярости кричала ему вслед: «Ты ошибся! Хоть я и Сонечка, но фамилия моя не Мармеладова!» И что-то еще обидное и язвительное кричала она в глухую черноту коммунального коридора, когда в ней в последний раз исчезла спина ее уже бывшего мужа.

На самом деле Толстый Барселона с самого детства отлично знал, как ее зовут, потому что в тринадцать лет он тайно, страстно и безответно влюбился в Сонечку. Сонечка тогда ни о чем не догадывалась, а Барселону рядом с собой вообще не замечала. У нее была другая жизнь.

О давней своей влюбленности он как-то рассказал за маджонгом и потом повторял этот рассказ еще несколько раз, когда очередная игра подходила к концу. Сложившуюся закономерность заметил наблюдательный, но бесцеремонный Зеленый Фирштейн и предположил, что приступы сентиментальности у Толстого Барселоны вызывает третья кружка пива. Первые две проходят без последствий, а с третьей все начинается. Он же предложил Барселоне вспомнить молодость и приударить за Сонечкой, но Барселона, вместо того чтобы отшутиться, вдруг смутился и к теме больше не возвращался.

Перелистав правила, Сонечка отложила их и продолжила играть с бесстрастностью человека, участвующего в знакомом до последней детали и оттого уже крепко надоевшем ритуале. Так длилось всего несколько минут, а потом, глянув на очередную кость, только что взятую из Стены, Сонечка довольно улыбнулась:

— Ну вот, Качалов, а ты пугал меня, к разуму взывал. Какой у женщины может быть разум? Только инстинкты и чувства. В нашем случае это шестое чувство, интуиция. Маджонг, одним словом. Бриллиантовая рука.

— Варвары вы, что ты, что твой Фирштейн цвета знамени пророка. Как с вами играть после этого? — грустно вздохнул Старик Качалов. — Покажи-ка. Последовательность дотов от единицы до девятки; панг на Белых драконах; два Южных ветра. Что тут скажешь. Бриллиантовая рука. Тысяча четыреста очков. Поздравляю.

— Спасибо, Качалов, за искренние поздравления. Зеленый, — Сонечка повернулась к Зеленому Фирштейну, — это только у меня после Большой игры аппетит разыгрался?

— Я сыт, — пожал плечами Зеленый Фирштейн.

— А я нет.

Глава девятая Как на войне

Если игрок объявляет «чоу» и собирается взять камень с кона для завершения последовательности, он обязан уступить этот камень объявившему «панг» или «конг» даже в том случае, если этот игрок слегка замешкался.

Правила игры. Раздел «Игровая практика».

Чем можно удивить Петровку? Чем можно удивить людей, однажды уже потерявших все и выстроивших жизнь заново здесь, на Петровке?

В прошлом остались дипломы инженеров-технологов и сданные кандидатские минимумы, места за рассыхающимися столами в институтских лабораториях и вычислительных центрах.

А неоконченные и незащищенные кандидатские — это даже не прошлое, это будущее в прошедшем, время, для которого в русском языке не нашлось ни места, ни применения. Конечно, за прилавками Петровки собрались не одни лишь бывшие интеллектуалы институтских курилок, но здесь их безусловно больше, чем в PR-агентствах или девелоперских компаниях. Они начинали с продажи книг из семейных библиотек, с «Трех мушкетеров», полученных родителями за сданную макулатуру: один талон за 20 килограммов «Правды» и «Советского спорта» в пачках, аккуратно перевязанных веревкой.

На листах картона и обрывках полиэтилена, брошенных летом на замусоренный асфальт, а зимой — в растоптанную ледяную грязь, выкладывали они темно-зеленые с золотым тиснением «Литпамятники», тома Брэма и Литературной энциклопедии. Мордами в ту же грязь несколькими годами позже валили их люди в форме мышиного цвета и неизменных масках на репоподобных головах за продажу контрафактных дисков, а еще позже — за продажу порнографии.

Петровка спокойно пережила все, немного отъелась, заработала денег. Тоже немного. Из тех, кто пришел сюда первым и остался, никто не сделал состояний в десятки миллионов, хотя несколько человек открыли магазины, а по две-три точки в разных концах рынка завел почти каждый. Их ничем уже нельзя удивить, но ежедневная борьба за существование приучила быть внимательными к любому пустяку и к каждой мелочи, потому что мелочи и пустяки — это как раз то, чем живет Петровка.

В обед, в самый разгар рабочего дня, красный «Панамера» и следовавший за ним черный «Гелендваген» медленно пробирались среди автомобилей попроще, кое-как припаркованных вокруг рынка. Как ни старалась Рудокопова приехать на Петровку незаметно, это, конечно же, ей не удалось. На красно-черную парочку обратили внимание все: и те, кому положено было по долгу службы, и те, кто фиксировал все необычное просто потому, что к этому приучила их жизнь на Петровке. А яркий спортивный автомобиль в сопровождении джипа охраны среди книжных рядов появляется у нас не так часто и потому немедленно попал в разряд необычного.

По дороге Рудокопова еще раз внимательно выслушала историю Енота о том, как он лишился папки в павильоне Бидона. Потом Малевич в двух словах рассказал ей, кто такой Бидон, как он попал на Петровку и как с ним следует себя держать. Впрочем, как правильно вести себя с Бидоном, толком ей никто бы посоветовать не мог, потому что Бидон непредсказуем и его нужно чувствовать. Как ломоту в костях накануне перемены погоды. Об этом аккуратный Виталий Петрович тоже предупредил Рудокопову, но она его слова посчитала разновидностью старческого ворчания, очередной жалобой на здоровье и пропустила мимо ушей.

У входа в павильон Бидона болталась картонка с надписью «Закрыто», но и Енот, и Виталий Петрович были уверены, что Бидон там.

— Стеллажи собирает, — предположил Енот. — Я там побушевал немного.

— Да и куда ему деваться? — согласился с ним Малевич.

— Сейчас увидим, — Рудокопова взяла альбом акватинт, попросила ребят из охраны постоять у входа, чтобы не мешали случайные покупатели, и отправилась к Бидону.

В павильоне было пусто, и сперва ей показалось, что там вообще никого нет, но из дальнего угла, где пару часов назад смерчем прошел разъяренный Енот, послышались голоса. За столом, составленным из сдвинутых деревянных ящиков, покрытых старым пластиком, сидели два немолодых обитателя Петровки и Бидон, немедленно опознанный Рудокоповой по пылающей шевелюре.

Это были Борик и Жорик. Именно их позвал Бидон на подмогу против ужасного Енота. Борик и Жорик не отказали. Они и не могли отказать, потому что Борик был тем человеком, который несколько лет назад устроил Бидона на Петровке и помог здесь обжиться. Он знал папу Бидона, они вместе учились в Политехническом институте, и маму его тоже знал. Борик исходил из того, что окружать нас и в бизнесе, и в повседневной жизни должны люди непосторонние и, по возможности, лично преданные. Таким он пытался воспитать Бидона, так же вел себя и сам.