Маджонг

Однажды, еще студентом, ему пришлось читать стихи перед праздничной, гуляющей толпой. Дурацкая была затея, и, разумеется, ничего из нее не вышло. Заканчивался май, собирался дождь, толпа желала пива и неизвестно чего еще; она желала, чтоб ей делали хорошо, а вместо этого в программе вечера были близкий дождь и какие-то стихи с невысокого, наспех сколоченного помоста. Стихов, конечно же, никто не слушал, но, удивительно, от того вечера осталось не чувство провала, досадной неудачи, а лишь непривычное и пугающее ощущение соседства глухой массы людей, колышущейся в опасной близости, перекатывающейся, подчиняющейся непонятным законам и гудящей глухо и враждебно.

Их было несколько, и после выступления они собрались дома у кого-то. Неожиданно в памяти Кара Гэргэна отчетливо проступили необычные обстоятельства того вечера, и легкий озноб прошел по позвоночнику. Удивительно, но никогда прежде он не вспоминал о них. Никогда не вспоминал.

Почему-то они тогда долго стояли в длинном коридоре, змеящемся между дверями старой коммуналки. Стены коридора до потолка были увешаны полками с пыльной рухлядью, накопленной несколькими поколениями обитателей квартиры. В доме стоял обычный запах старого жилья, запах дымоходов, забитых сажей давно и надежно, потолков, посеревших от жирной копоти, и деревянных полов, которые уже никогда не отмыть. Они чего-то ждали, почему-то не могли войти в комнату и, чтобы скоротать время ожидания, начали придумывать истории вещей на полках, разглядеть которые им с трудом удавалось в тусклом, мерцающем свете лампы, кое-как освещавшей коридор. С ними была девушка, и, выдумывая невероятное, все старались в первую очередь ради нее, ради минуты ее благосклонного внимания, ради мгновений легкого ее смеха. Сейчас Кара Гэргэн никак не мог вспомнить ни одной из тех историй, хотя, как мог, старался и понимал, что это важно. И все это время шум праздничной толпы стоял у него в ушах.

Потом им наконец открыли дверь одной из комнат, и это была странная комната. Она походила на зал небольшого ресторана, нет, если уж точно, она была похожа на бар в киевском Доме кино, где столики стоят вдоль стен, отделенные друг от друга застекленными перегородками. Так же была устроена и эта комната, только под потолком к перегородкам тянулись черные резиновые трубы. На конце каждой из них крепилась небольшая и не очень яркая лампа. Эти трубы были щупальцами огромного кальмара, длинная и узкая голова которого висела под потолком, выступая из полумрака комнаты.

Они собрались возле кальмара, обсуждая его вид и размеры, огромные щупальца, раскинутые по всей комнате, и только тут Кара Гэргэн заметил, что столики за перегородками — шахматные и на них уже расставлены фигуры.

— Интересно? — спросил хозяин комнаты, подходя к ближайшему столику со стороны черных и приглашая его сесть напротив.

Кара Гэргэн охотно занял предложенное место. Остальные продолжали говорить о гигантских кальмарах, вспоминали какие-то случаи из долгой и непростой истории отношений людей и кальмаров, а хозяин уже предложил ему сделать первый ход.

Только тут Кара Гэргэн увидел, что перед ним не обычные шахматы. Рядом с привычными конями, слонами и пешками несколько клеток были заняты небольшими разноцветными перьями, косточками слив и абрикосов, а посредине лежали игральные кости.

Не зная, как себя повести, он решил, что значение имеют только фигуры, и начал Испанскую партию, двинув королевскую пешку на привычное е4.

Противник в ответ бросил кости, после чего снял с доски очищенный лесной орешек, легко бросил его в рот, прожевал и проглотил. Это и был его ход.

Кара Гэргэн не знал правил, он совершенно не понимал, что делать, что можно и чего нельзя в этой игре. Он продолжил Испанскую партию и, игнорируя косточки и перья, вывел слона на с4. Противник сдул с доски все его перья.

«Даже кости не бросил, — возмутился Кара Гэргэн. — Сейчас снесу к чертям все на пол, что он тогда скажет?»

Но, даже думая так, он знал, что ничего похожего не сделает, — это значило бы, что он сдался. А сдаваться он не собирался.

«Как же играть?» — растерянно оглянулся он и увидел, что на остальных столиках нет даже шахмат. На одном были натянуты какие-то веревки, а между ними разбросаны стеклянные шарики, на другом стояли вырезанные из темного и светлого дерева слоны и носороги, еще на одном вместо клеток были сделаны небольшие углубления, заполненные небольшими разноцветными камнями.

— Послушай, — не выдержал Кара Гэргэн, — у этой игры есть правила? Как в нее играть?..

— Правила есть, — ответил хозяин комнаты. Лицо его все время было в тени, и только теперь он подался к доске и свет из щупальца кальмара лег на его лицо. — Только это не игра.

— Да что же это так шумит? — оглянулся Кара Гэргэн. Гул, преследовавший его все это время, стал громче и продолжал стремительно нарастать.

— Это вертолеты.

* * *

Это действительно были вертолеты. Две машины, черные в лучах противостоящего солнца, медленно поднялись над сопкой и зависли на несколько мгновений, отбрасывая такие же черные тени, прежде чем, набрав скорость, понестись на Кара Гэргэна. Растерявшись, он бессильно замер, следя за их стремительным, хищным полетом. Вертолеты промчались в нескольких десятках метров от него, и он отчетливо разглядел людей в камуфляже с карабинами. Уже провожая их взглядом, он с удивлением понял, что эти вертолеты, и охотники, и сама возможность встречи с ними вызвали у него совершенно невозможный, нечеловеческий, звериный ужас.

Спустя всего минуту вертолеты исчезли из виду, и еще через минуту стих звук винтов.

«Удивительно, — подумал Кара Гэргэн, — я ведь слышал их долго. Все время, пока они летели сюда, я слышал их, я спал и слышал их. И это было. Сколько же это длилось? Час? Два?»

Но ни солнце, висевшее там же, где он видел его, когда только поднялся на сопку, ни часы, хотя нарочно время он не замечал, не подтверждали это его предположение. По всему выходило, что спал он не больше нескольких минут.

* * *

— Очень хорошо, — выслушав вечером его рассказ, сказал Кай Данх. — Только это был не сон. Это проявилась твоя новая природа, включился инстинкт кама. Цепь событий, которые привели тебя сюда и сделали шаманом, уже начала выстраиваться. Ты не в силах остановить этот процесс, но можешь его направить.

В доме старого шамана было тихо. Они сидели вдвоем в той же заполненной медведями комнате, что и утром.

— Но там не было ничего такого, — пожал плечами Кара Гэргэн. — Я просто вспомнил давний случай. Хотя, конечно, как-то странно вспомнил. Да нет же, это был сон. Вот, послушай.

— Стоп! — Кай Данх остановил его быстрым жестом. — Никогда никому не рассказывай своих видений. Можешь считать их снами, можешь — божественным откровением, чем угодно, ты сам потом решишь, как к ним относиться. Но никогда никому не рассказывай, что ты видел на самом деле.

— Хорошо, — не стал спорить Кара Гэргэн. — А что же вертолеты?

— Это охотники. Здесь заповедник, но им плевать. Летают, стреляют.

— И ты не можешь ничего сделать? — Кара Гэргэн взял в руки плюшевого медведя, валявшегося на диване. У зверя были большие глаза ребенка и хищно оскаленная пасть.

— А что я могу? Привезти сюда зенитную установку и сбивать их? Кроме того. Ладно, оставим на время этот разговор. С охотниками мне самому пока не все ясно. Там много странного. Но в твоем рассказе была еще одна интересная деталь. Скажи, ты ведь не брал с собой бубен?

— Нет, ничего не брал.

— Думаю, это шум подлетающих вертолетов помог тебе так быстро войти в транс.

— Вертолеты в роли бубуна, — засмеялся Кара Гэргэн.

— Да запросто. У меня зять собственное мычание записал. Когда ему надо поработать, он включает плеер, надевает наушники и впадает в транс.