Магия торжествует

— Я не думаю, что ты не понимаешь всю эту подноготную с хищными кошками, — сообщила мне Андреа.

— Он любит мед.

Мы сидели в тишине.

— Это не работает, — прорычала я.

Ее глаза заблестели.

— Тебе следует попробовать позвать: кис, кис-кис-кис.

— Я прибью тебя, и никто не найдет твоего тела.

Она усмехнулась.

Еще минута. Из-под кровати донеслись звуки приглушенного жевания.

— Он что-то ест. Что он там может жевать?

Андреа нахмурилась.

— Электрические провода. Старые салфетки. Дохлых жуков.

Кейт Леннарт, мать года. Чем вы кормите своего сына? Дохлыми жуками, которых он находит под кроватью. Я спрыгнула с кровати.

— Нам нужно вытащить его немедленно.

Андреа закатила глаза.

— Я говорила тебе, что ты долбанутая мамашка?

— Через минуту я стану адской мамашкой. — Я присела на корточки у кровати. — Ты поднимаешь, я хватаю.

— Хорошо. — Андреа ухватилась за край массивной кровати и рывком подняла ее, словно та ничего не весила. Черный львенок размером с маленького чау-чау метнулся к ней. Я бросилась на него и промахнулась. Он зарычал и вцепился зубами в голень Андреа.

— Оу!

— Не роняй кровать на моего ребенка!

Я схватила Конлана за шиворот и дернула к себе.

— Убери его от моей ноги! — взвыла Андреа.

Я просунула руку под мохнатое горло Конлана и сжала, в моем голосе звучала сталь.

— Отпусти. Отпусти прямо сейчас.

Андреа зарычала, и звук, вырвавшийся из ее горла, был чисто гиены. Я сжала сильнее, применяя удушающий захват. Конлан разжал зубы и ахнул. Я откатилась в сторону, переместив сына так, что приземлилась на него сверху, и Андреа уронила кровать. Пол содрогнулся.

Красное пятно расползлось по ее джинсам.

— Твой сын укусил меня!

— Прости.

Конлан взбрыкнул подо мной. Я держала крепко.

— Он укусил меня! — Она указала на свою ногу.

— Он ничего не может с этим поделать. От тебя пахнет гиеной, и ты страшная.

— Я не страшная. Я хорошая! Я раз двадцать с ним нянчилась. Я угощала его мороженым! Неблагодарный мальчишка!

Паршивец оставил попытки сбросить меня и распластался на полу. Я встала. Конлан встряхнулся. Он выглядел точь-в-точь как львенок. Его мех был черным и бархатисто-мягким, с едва заметными дымчатыми полосками, а уши круглыми и пушистыми. Он моргнул и подергал ушами. Я рассмеялась.

— Он очаровательный, — сказала Андреа. — Я все еще злюсь, но он такой пушистый. Малышка Би раньше была такой же пушистой.

— Раур-раур, — сказал ей Конлан.

Я протянула руку и щелкнула его пальцами по носу.

— Нет.

Он отпрянул, как наказанный котенок, и моргнул.

— Ты укусил тетю Андреа. Мы не кусаем своих друзей.

Конлан заметил тарелку и подошел к ней. Розовый язычок выскользнул у него изо рта. Он слизнул мед.

— Теперь видела все, — сказала Андреа. Она задрала штанину джинсов и показала мне красную рану на голени. — Я почувствовала, как его зубы царапнули кость. У него чертовски острый укус. Прям лев.

— Прости.

— О, тебе придется придумать что-нибудь получше, чем «прости». Твой сын напал на альфу клана буда. — Она сморщила нос, глядя на меня.

— Оно уже закрывается, ты, большой ребенок.

— Заведение закроется лучше, если ты угостишь меня поздним обедом и «Маргаритой».

Конлан дочиста вылизал тарелку, забрался ко мне на колени и прижался. Он, похоже, весил не менее тридцати пяти фунтов. Вероятно, ближе к сорока.

— С обедом, возможно, придется подождать. Вот что я тебе скажу: проведи для меня ускоренный курс по малышам-оборотням, а я угощу тебя нашей домашней сангрией.

Сангрия начиналась как эксперимент. До того, как образовался лес площадью в пятьсот акров, кто-то в этом районе, должно быть, выращивал виноград у себя на заднем дворе, потому что мы наткнулись на поляну с несколькими старыми лозами. Кристофер упомянул, что вырос на винограднике в Калифорнии, я попросила его научить меня делать вино, одно привело к другому, и теперь я готовила лесную сангрию. Я также посадила несколько лоз на заднем дворе, но они были слишком молоды, чтобы давать плоды.

Глаза Андреа загорелись.

— Ты приготовила новую порцию?

— Ага.

— Договорились. Обычно они меняются при рождении, а затем примерно раз или два в неделю, так что у тебя есть шанс привыкнуть к этому. Но твой мальчик никогда раньше не перекидывался, поэтому ваши промежутки могут отличаться.

У нас всегда все было не так.

— Как долго это длится?

— Он вернется назад, когда ему для чего-то понадобятся руки или когда он устанет. Те же правила, что и у взрослого оборотня: одна смена, может быть, две в сутки, а после этой секунды ему нужно вздремнуть. Малыши еще не знают своих пределов, так что будь готова к тому, что он попробует две смены подряд и шлепнется прямо на лицо. Это забавно. Они просто подпрыгивают и падают.

В последний раз, когда он упал и получил шишку на лбу, я, как летучая мышь из ада, загнала его к Дулиттлу.

Андреа села рядом со мной.

— Не унывай. С детьми все просто. Проблемы создают подростки. Не успеешь оглянуться, как он станет подростком, и Кэрран начнет учить его полуформе.

— Остановись.

— Худшее позади. Он хорошо сложен, он пропорциональный, нигде не торчат странные кости…

— Я серьезно, остановись.

— Ладно, ладно. Итак, что еще? О, ему придется немного поучиться, выясняя, что он может делать в каждой форме. Некоторые вещи происходят инстинктивно. Например, если он за чем-то гонится, он может перекинуться, не задумываясь. Но часто они пытаются укусить предметы, находясь в человеческом обличье, или меняют форму и хотят держать свою бутылочку. Малышка Би таскала ложку во рту, когда превращалась в гиену. Это было так смешно. Я нарезала ей мясо, а она хотела, чтобы я кормила ее им с ложечки. Подожди, пока я не скажу Рафаэлю.

— Я бы хотела, чтобы ты этого не делала.

— Что? Почему?

— Потому что твой муж сплетничает, как церковная дама.

— Пожалуйста, не оскорбляй меня. Церковные дамы выстраиваются в очередь вокруг квартала, чтобы взять уроки сплетен у Рафаэля. — Андреа ухмыльнулась. — Нет, серьезно, почему?

— Потому что, если ты расскажешь Рафаэлю, вся Стая сбежится сюда, чтобы поглазеть на него, а я не могу заниматься этим прямо сейчас. Мне нужно разобраться с одним дерьмом.

— Опять Роланд?

— Нет. — Я рассказала ей о Серенбе.

— Вот же хрень, — сказала она.

— Ага.

Некоторое время мы сидели тихо. Конлан растянулся у меня на коленях, издавая низкий урчащий звук. Это было почти похоже на мурлыканье. Оно было странно успокаивающе.

— Если бы тебе пришлось выстрелить стрелой из обычного лука в глаз собаке, с какого максимального расстояния ты могла бы это сделать? — спросила я.

— Из обычного лука я могла бы гарантировать выстрел на сорок пять ярдов. Если бы это была не я, а высококвалифицированный лучник, может быть, на тридцать, но глаз — маленькая мишень, а собаки любят двигаться. — Андреа вздохнула. — Покой нам только снится, не так ли?