Magnum Opus

Я зачарованно слушал, удивляясь её профессионализму и мастерству, но не заточенному и бездушному, а окрашенному чувствами. В следующих произведениях я узнал «Октябрь» Чайковского, один из Ноктюрнов Рахманинова. Западала нота Ля второй октавы, правда, это не портило общего впечатления. Но девушка, в очередной раз коснувшись клавиши, едва качнула головой. А я очень живо представил, как она поморщилась, и усмехнулся.

Она красиво сняла руки, положила на колени и задумалась. Я уже хотел к ней подойти, но зазвучала новая мелодия. Я понятия не имел, откуда эта музыка. Классику я знал досконально, «спасибо» музыкальной школе. В современной культуре тоже ориентировался довольно-таки хорошо. Ничего похожего я не слышал никогда. Мотив был мажорный, мягкий, нежный и очень проникновенный. Басы оказались хорошей опорой, а основная мелодия всё чаще трепетала в верхних регистрах. За умелые вариации я мысленно поаплодировал автору. Потом музыка оборвалась, но ненадолго. Тот же самый мотив, но в минорной тональности, приобрел какое-то очарование и немного восточного окраса. Мелодия перешла в крещендо, упала громким аккордом, а затем рассыпалась по клавишам лёгкими арпеджио.

Она не просто играла. Она на клавиши выплеснула душу. Когда прозвучали эффектной точкой басы, я ринулся было к девушке, но услышал Димку:

– Пап, я выбрал!

Я второпях достал бумажник, наспех отсчитал купюры, метнулся обратно в холл, но увидел только силуэт возле входных дверей за добрую сотню метров от меня. Черт! Выбежав на стоянку, я её, естественно, нигде не увидел. Наверное, она села в машину и уже успела отъехать… Как же её теперь найти?..

Валерия

– Рассказывай, – бросила я, выйдя из ординаторской, на ходу застёгивая халат и собирая волосы в пучок.

Рита, молоденькая медсестра нашего отделения, едва за мной поспевала:

– Валерия Павловна, я вечером градусники разносила. И вошла как раз в тот момент, когда Инна Евгеньевна переодевалась. Я заметила несколько красных пятен у неё на теле. Может, ничего серьёзного… Но я решила на всякий случай перезвонить вам.

– Правильно решила, спасибо.

– Вы же просили присмотреть, если вдруг что-то… Позвонить… Я же знаю, что вы с Инной Евгеньевной…

Да… Я и Инна Евгеньевна… Инна была моей лучшей и единственной подругой. Мы познакомились на первом курсе института и с тех пор, такое ощущение, что не расставались. Вместе готовились к экзаменам, плакали на плече друг у друга, испытав первые разочарования в любви, тряслись за кулисами перед выступлением на «Весне студенческой…»

Мы не потеряли друг друга и после окончания учебы. Взрослая жизнь была насыщена событиями. Видеться получалось реже, но мы находили время для встреч и обмена новостями. Например, совсем недавно Инна обрадовала меня, что выходит замуж. У меня же личная жизнь не складывалась – с самого студенчества я была глубоко и надёжно замужем за своей работой. И непонятно, что было причиной, а что следствием…

Мы подошли к палате. Я остановилась, сделала глубокий вдох, натянула подобие улыбки и открыла дверь. Инна лежала на кровати и играла на телефоне в какую-то игру.

– Привет, подруга, – слабо улыбнулась она. – Ну, вот зачем тебя дёрнули? Ну, бывает… Просто аллергическая реакция…

Я нащупала пульс на запястье, глянув на настенные часы, посчитала удары. Учащенный.

– Подними-ка сорочку.

Инна послушно оголилась. На её животе я увидела несколько крупных красных пятен и задумалась.

Инна и Женя, её жених, планировали ребенка. Беременность не наступала уже больше года. Обследование показало, что у Жени всё в порядке. А вот у Инны была небольшая проблема с яичниками, решаемая с помощью простейшей лапароскопической операции. Я положила Инну к нам в гинекологию утром и уже через пару дней планировала отпустить домой. Что могло пойти не так?

– Лера, о чём ты думаешь? – Инна посмотрела на меня встревоженно.

– Постарайся уснуть, – съехала с темы я, и мы с Ритой вышли в коридор. – Дай ей преднизолон и супрастин. Всё остальное пока отмени. И принеси её историю, пожалуйста.

– Да вот же он Рита выудила из подмышки документ и протянула мне.

– Приглядывай за ней, – я кивнула в сторону палаты.

Рита кивнула. А я направилась в ординаторскую. Вроде бы, повода для сильной тревоги не было, но ситуация не давала мне покоя. Предстояло подумать и кое-что почитать.

В ординаторской было пусто. Сегодня дежурила Лилия Михайловна, заведующая отделением. Видимо, сейчас она была в операционной. Я бросила историю Инны на стол, села на диван и обхватила голову руками. Где я прокололась? Что сделала неправильно? Я перебирала в мыслях все свои действия, все события сегодняшнего утра, начиная с первого шага в операционную. Обработка рук, спецодежда, инструменты…

Моя первая лапароскопическая операция длилась два часа сорок минут. Я тряслась, как осиновый лист, испытывая одно желание – развернуться и убежать. Это при том, что уже имела опыт работы в хирургии и в гинекологии, в частности. Этим утром я справилась за полчаса. Играючи, если можно так сказать. Но, видимо, я слишком много о себе возомнила, поэтому судьба решила спустить меня с небес на землю.

Я налила себе кофе, села за стол, открыла историю болезни Инны и углубилась в записи, сделанные собственной рукой несколько часов назад. Так, личная информация, диагноз, информированное согласие на медицинское вмешательство… А вот лист назначений. Как при любой операции, я назначила Инне антибиотик с профилактической целью, чтобы избежать инфекционного осложнения. Антибиотик… Антибиотик… В голове металась мысль, но я никак не могла ухватить её за хвост. Перелистав несколько книг, в том числе «Справочник лекарственных средств» Видаля, я, кажется, поняла, что происходило с Инной. Но очень надеялась, что ошибаюсь.

– О, Лера, а ты чего тут делаешь? – Лилия Михайловна вошла в ординаторскую, стянула хирургическую шапочку и устало опустилась на диван.

– Лилия Михайловна, мне нужна ваша помощь. Пойдемте, посмотрим пациентку?

Пятна покрывали уже и руки, и лицо Инны. Я передала ещё несколько назначений медсестре, и она побежала в процедурный кабинет за препаратами. Лилия Михайловна тяжело вздохнула и проговорила:

– Да, ты права, Лера. Это синдром Лайелла. Одна из самых тяжелых аллергических реакций на лекарства. Что она получала?

Я назвала антибиотик.

– Отменила?

Я кивнула.

– Да, – протянула заведующая. – Редкая болячка, но гадкая. Третий раз в жизни такое вижу. Вызывай на консультацию реаниматолога.

Николай

– Встретил вчера в приёмнике барышню – красотка, ну просто обворожительная! Пригласил её провести вместе вечер, а она мне знаешь, что в ответ? Практически послала меня! Вежливо, правда, корректно, но отшила! Послала меня! Меня – Романа Нестерова! – громким шепотом изливал мне душу коллега и по совместительству мой хороший друг.

Утренняя пятиминутка шла своим чередом. Актовый зал был полон докторов. Начмед больницы слушал доклад одного из дежурантов отделения, а я слушал откровения Романа Олеговича – тоже своего рода начмеда, но немного в другой сфере. Роман давно прослыл бабником в больнице. Но статуса своего он не стыдился. Напротив, гордился им. Семейными узами себя связывать не спешил, барышням своим ничего не обещал, но и не обижал никогда. Не обходилось, конечно, без скандалов. Они были редки, и Роман Олегович умело их гасил.