Макабр. Книга 1

Новость номер два: хорошая. Мое внутреннее оборудование не тронули. Не представляю, сколько им вообще об этом известно – все зависит от того, какое обследование провели, пока я был в коме. Но даже если рассматривать худший вариант, это не так уж важно. Что с того, что они знают? Повлиять на внутренние хранилища оружия можно только моим же нейрочипом, а он на месте. Работает нормально, вскрыть даже не пытались, да и не смогли бы. Короче, когда пройдет болезненная слабость и я смогу восстановить потерянную мышечную массу, у меня есть все шансы стать прежним.

Новость номер три: плохая. Все эти крайне приятные перемены были бы невозможны, если бы меня уволокли в какой-нибудь темный угол и просто позволили отоспаться там. Похоже, меня полноценно лечили, а сделать это можно только в центральном медицинском отсеке. И, судя по гулу окружающего меня оборудования, там я и нахожусь. То, что я не связан, не имеет никакого значения: они-то знают, что я в ближайшие дни буду не особо прыгуч, они реальность не по фильмам, а по учебникам познают. Удрать будет чуть сложнее, чем мне хотелось бы.

Новость номер четыре: плохая. И она, как ни странно, тоже связана с тем, что я здоров и прекрасно себя чувствую. Получается, кочевники никак мне не отомстили, а они от такого не отказываются. Любопытно, что это означает. Сатурио еще жив? Или им не хотелось лишать себя удовольствия пытать меня, когда я все чувствую, а не валяюсь тут коматозным бревном? Очень может быть, кочевники – своего рода романтики смерти.

Новость номер пять: плохая. Конечно же, ведь плохих новостей в моей жизни всегда было больше. Я потерял свое прикрытие, которое значительно упрощало мне жизнь на станции. Не знаю, частично или полностью, но я его лишился. Даже не потому, что валялся тут в собственном обличье, это как раз ничего не значит. Просто все это время моя маска не мелькала на виду, даже самые тупые из кочевников соотнесут одно с другим.

Ну да и ладно. Все, о чем я думал в эти часы, вообще не влияло на мое настроение. Это были просто обстоятельства, с которыми мне предстояло работать. Не худшие, кстати. Когда я вел охоту, лучшую охрану смог позволить себе ныне покойный и, вероятнее всего, кремированный губернатор. После того, как все закончилось, я оказался на полностью роботизированной барже с прессованными отходами, где в моем распоряжении было три пищевых пайка, крем от солнечных ожогов и аптечка парапланериста-любителя, а бонусом – ожог шестидесяти процентов тела и перелом четырех костей. Жизнь учит изобретательности.

Терзаться тем, что я спас всю станцию, я вообще не собирался – как и гордиться этим. Как по мне, экзистенциальные кризисы уровня «так плохой я или хороший» уместны в образовательных программах для детей до шести. В осознанном возрасте ты не плохой и не хороший. Ты просто делаешь то, что нужно, а потом несешь ответственность за свой выбор.

К моменту, когда мое тело снова было готово к движению, я определился со своим местом в реальности. Настала пора проверить, насколько эта реальность способна меня принять.

Я открыл глаза. Встать пока не пытался, у меня и так был неплохой обзор благодаря приподнятой медицинской кровати. Открытий оказалось чуть больше, чем я ожидал…

Первым из них стала Мира. Она оставалась рядом со мной и, судя по тому, как она тут обустроилась, делала это уже давно. Если бы это был стандартный визит на пять минут, она бы просто зашла, поговорила со мной, как с бодрствующим, полила слезами мою героическую грудь, ну или что там делают благодарные девицы, и с чистой совестью умотала по своим делам. Она же без сомнений захватила половину тесной медицинской каюты: приволокла откуда-то большое кресло, столик, установила компьютер, позволявший ей наставлять своих подчиненных на путь истинный прямо отсюда. Не думаю, что это из любви ко мне… Да понятно, что нет. Просто Мира была в состоянии оценить, как много на этой станции набралось желающих разобрать меня на запчасти.

Этого я ожидал – выжить я мог только с внешней помощью, и на момент, когда я отключился, все было очень сложно. А союзников у меня вообще полторы штуки – Мира целиком и половинка адмирала, которой принципы претят полностью перейти на мою сторону. Да, Мира должна была наблюдать за мной, и поразило меня не это… Меня поразило то, что рядом с Мирой стоял я.

Судя по всему, я как раз у собственной постели не дежурил. Я ненадолго зашел, передал Мире какой-то планшет. Пока она изучала схему, открытую на нем, я даже пошутил – не смешно, но вполне связно! Больше, чем можно ожидать от того, внутри кого пусто. Потом Мира заверила подпись, я забрал планшет и покинул палату.

Когда за мной закрылась дверь, Мира заперла ее и повернулась к кровати.

– Я знаю, что ты проснулся, – сообщила она. – Я слышу, как ты дышишь. В момент, когда ты увидел его, дыхание чуть заметно сбилось.

И мы оба знали, что самый обычный человек такого не заметил бы. Но ведь у Миры по-прежнему была ее тайна, и она будто намекала мне, почему помогает. Она не бросилась ко мне с объятиями, но я этого и не ожидал. Теперь, когда таиться не было смысла, я устроился на кровати поудобней, заодно и проверил, как после долгой комы двигается тело. Нормально… могло быть и хуже.

– Здесь есть камеры? – спросил я.

– Были, я убрала. Мне иногда нужно отсюда выходить, и, если бы я оставила тут камеры, Барретты не упустили бы возможность отрезать тебе ногу. Убивать тебя им запрещено, про ноги разговора не было.

– Сатурио жив?

– Да. Иначе Отто не пошел бы на сделку… да и я бы тебе не помогла.

Тут она права. М-да, надо будет подумать, как его починить… Если он протянул так долго, шансы очень велики.

Кстати, об этом…

– Сколько я здесь?

– Двадцать восемь земных суток, – сообщила Мира. – Врачи сказали, тебе этого хватило.

– Правильно сказали. Почему ты не представила меня своему приятелю?

– При виде которого у тебя перехватило дыхание? Мне показалось, вы и так знакомы.

Похоже, за время моего лечения Мира успела подточить зубки… Интересно. Причин может быть две: она считает, что я ей должен, и тогда у нас проблема. Или на станции уже успело произойти нечто такое, что до Миры дошло: выживут только сильные и уверенные, нужно соответствовать.

Ставлю на второе. Мира недостаточно глупа для слепой наглости, а в Секторе Фобос спокойно и не бывает.

– Кое-кто на корабле допускает, что теперь, когда тебе даровано помилование, ты будешь играть по правилам хотя бы частично, – продолжила она. – Я-то знаю, что ты захочешь смыться, когда окончательно встанешь на ноги. Поэтому я решила, что нужно сохранить твое прикрытие. Благодаря тому, что оно мелькало на виду, пока ты спал, оно станет только лучше.

– Правильно решила. Как ты это сделала?