Македонский Лев

— Нечестная тактика! — крикнул Парменион.

— Победа, — тихо ответил Филипп, повалившись на землю и раскинув руки, с красным лицом и частым сбивчивым дыханием. Он восстановил силы за несколько минут, и тогда двое мужчин расположились в тени, рассматривая поля и горы, однако глаза Филиппа то и дело возвращались к белому мраморному дворцу.

— У меня будет такой же дом, — произнес он. — Даже боги почтут за честь жить в нем. Однажды у меня будет всё это, Парменион.

— Это всё, чего ты желаешь, государь?

— Нет. Чего хочет всякий мужчина? Приключений. Власти. Я часто думаю о Бардилле — старый, увядший, почти что мертвый. Я смотрю на себя и вижу молодое, сильное тело. Но меня не одурачишь, Парменион. Бардилл — это отражение того, каким станет Филипп. Я хочу прожить свою жизнь по-полной. Не хочу, чтобы сожаление омрачало мой старческий рассудок.

— Ты многого хочешь, Филипп, — мягко произнес Парменион. — Сожаление посещает всех — даже Царей.

Филипп посмотрел на Пармениона и улыбнулся. — Два года я просил тебя называть меня просто по-имени, когда мы одни — но ты ждал до этого дня. Почему?

Спартанец пожал плечами. — Нынче вообще странные дни. Вчера ты говорил со мной как отец. Потом я встретил женщину и испытал чувство, которого не знал вот уже десять лет. Сегодня я чувствую себя… иначе — снова как молодой мужчина.

— Ты переспал с ней?

Парменион усмехнулся. — Порой, Филипп, твоя предсказуемость изумляет меня. Нет, я не переспал с ней. Но, честно говоря, хотел бы. И это желание было мне чуждо уже очень давно. Кстати, сколько женщин ты имел прошлой ночью в своих покоях? Судя по звукам, там у тебя была целая труппа танцовщиц.

— Да всего двадцать или тридцать, — ответил Филипп. — Так как зовут ту женщину?

— Не знаю.

— А где она живет?

— И этого я не знаю.

— Ясно. Не думаешь, что так тебе будет сложно продолжить с ней отношения? Как она хоть выглядит?

— На ней была вуаль.

— Итак, великий полководец Парменион покорен женщиной, лица которой не видел и имени которой не знает. Мне не дано понять, отчего ты так возбудился. У нее красивые ступни?

Парменион непроизвольно рассмеялся. Он лег на траву и посмотрел в небо. — Я не видел ее ног, — сказал он. Снова послышался его смех; он был заразителен, и Филипп тоже захохотал, и его плохое настроение улетучилось.

Через некоторое время мужчины вернулись во дворец, где Царь позавтракал во второй раз. Темноволосая девушка явилась к нему после полудня. — Госпожа Аида желает видеть тебя, господин, — сказала она. Филипп последовал за ней по длинному коридору в покой с высокими потолками, вдоль стен которого стояли статуи обнаженных женщин. Женщина ждала его у южного окна, она обернулась как только Филипп вошел. Она была одета в темный плащ с капюшоном, лицо ее было белым, как слоновая кость. Филипп тяжело сглотнул, узнав в ней незнакомку из своего первого сна.

— Наконец-то мы встретились, — произнесла она.

— Где моя невеста? — прошептал Филипп.

— Она будет ждать тебя, — сказала женщина в капюшоне. — Завтра, в ночь Третьей Мистерии, ее введут в твои покои. Но ты должен кое-что выполнить, Царь Македонский.

— Скажи, что.

— Ты не пойдешь к ней до третьего часа после полуночи; ты не должен видеть ее до того. И в тот назначенный час она зачнет от тебя сына — ни мигом ранее, ни минутой позднее. Вы должны будете возлечь вместе в третьем часу. Если это не будет выполнено, то браку не бывать.

Филипп рассмеялся. — Думаешь, у меня трудности по этой части?

— Надеюсь, что нет, Филипп, — холодно ответила она. — Но от этого многое зависит. Твой сын станет более могучим воином, чем все, кто был до него… но только если он будет зачат в третий час.

— Как я уже сказал, не вижу причин беспокоиться.

— Ну так я дам тебе две. Если ты не выполнишь этого, то все твои мечты о славе обратятся в ничто; боги оставят тебя. И, во-вторых, у тебя уже есть сын: Арридей. Он скуден разумом, слаб ногами; его мать умерла, рождая его на свет. Кроме этого единственного шанса, Филипп, все, кто родятся от тебя в грядущем, будут дочерьми. То, что я даю тебе сейчас, это шанс — твой единственный шанс — зачать идеального наследника.

— Как ты узнала об Арриадее? — спросил Филипп.

— Я знаю все твои тайны. Я знаю все тайны мира. Готовься, Царь Македонский. Олимпиада будет ждать тебя.

***

Аида наблюдала, как македонец развернулся и вышел из комнаты. Когда дверь закрылась за ним, она вернулась к своему стулу с высокой спинкой и села, мысли ее были неспокойны, чувства смешались.

Филипп был могучим мужчиной, его личный магнетизм был неотразим, но что-то было не так, и беспокойство Аиды росло. От этого союза зависело очень многое, столько планов, вынашиваемых многие годы.

Аида была еще ребенком, когда мать впервые поведала ей о великой мечте Темного Рождения, и о многих попытках, которые не увенчались успехом. Лишь единожды в пятидесятилетнем цикле замирает гармония вселенной, давая момент уникального расположения планет.

Во время прошлого парада планет в Месопотамии Аиде было четырнадцать лет. Ее мать околдовала Царя Царей и подготовила деву исключительной красоты. Брачная ночь прошла, как было задумано, но девушка — ее сознание было затуманено зельями — шагнула с балкона, разбившись насмерть о мрамор во дворе. Мать Аиды была подавлена и два месяца отказывалась разговаривать; а потом, когда казалось, что она идет на поправку, перерезала себе горло бронзовым ножом.

И вот этот момент наступил вновь. Олимпии не будет грозить балкон, никакая опасность не должна коснуться принцессы. Филипп был самцом, которому предназначено исполнить эту… необходимую… задачу.

Так что могло пойти не так? Аида не знала. Но она ощущала ледяное прикосновение страха.

Она закрыла глаза и воспарила духом высоко над дворцом, пролетая над зелеными полями — ища, как всегда, не зная, что ищет.

Головорезы, подосланные из Олинфа, были мертвы, их корабль был уничтожен внезапной бурей. Лишь один добрался до берега Самофракии, и его голова была разбита тяжелым камнем, брошенным двумя последовательницами Аиды. Опасности от наемных убийц больше не было. Аида бы знала.

Но она не могла избавиться от своих страхов. Она доверяла своим Талантам и своей интуиции. Хотя она не могла пройти тропы Прошлого и Будущего, Аида тем не менее была могущественна, умела читать в сердцах и головах мужчин, предвидеть некоторые события. Градоправители Олинфа боялись Филиппа. Несложно было угадать их намерения, особенно теперь, когда бывший фаворит Царя, Никанор, резвился с олинфийской любовницей у себя дома в Пелле.

Буря стоила дорого — две последовательницы Аиды были принесены в жертву, их сердца были извлечены из тел. Но рождение Повелителя Огня во плоти стоило и больших жертв. Аида пожертвовала бы целым народом ради такого священного чуда.