Малахитовый царевич. Сказки проклятых царств

– То были мои братья. Средний и Старший.

Ворон непонимающе заморгал.

– Кто?..

– Ты не ослышался, – резковато сказал Ягыч. – Когда-то Царство костей охраняли трое.

– А что…

– А потом я их убил, – перебив, просто и холодно ответил Ягыч.

ГЛАВА 7. ФИНИСТ. Урок для соколёнка

Враги алчным вороньём кружили вокруг него. Раздували трепещущие ноздри, сверкали внимательными глазами. Сжимали кулаки, готовые ударить по голому телу, точно булава, вонзить поглубже, помучительней, дорвавшиеся до плоти коготки кинжалов, а потом – как следует рвануть…

Финист позволил себе кривую усмешку, а «врагам» – подобраться ещё на шаг ближе. Всё, что произошло после, уловили единицы. Казалось, его противников подхватил и разнёс по двору какой-то внезапный ураган. Только что пригибались, крались, готовились к нападению аж десять взмыленных отроков – а вот уже валяются вверх тормашками, совсем не по-воински раскидав руки-ноги. Словно тряпичные куколки, брошенные заскучавшим, наигравшимся дитём.

– Соколята, – отчеканил Финист, неспешно подойдя к раскиданному молодняку. – Ещё не соколы. Далеко вам до них. Ой далеко.

– Дяденька Финист, ну мы же старались… – неловко сев, заныл самый смелый, но получил такой суровый взгляд сверху-вниз, что живо прикусил язык.

– Что-что вы делали? Старались? А ты видишь на мне хоть одну царапину? – Финист горой навис над незадачливым птенцом, загораживая ему весь свет. Сложил мускулистые руки на груди, склонил голову на бок. Прищурил единственный, хищно-жёлтый глаз.

Обнажённый по пояс, Финист был страшен и могуч. Белые змейки давних шрамов, застывшие на его сильном торсе, внушали младшим особый трепет. И почти такой же трепет внушал и смелый до безрассудства, вбитый в кожу рисунок, что темнел у самого сердца Одноглазого сокола: портрет Василисы, младшей дочери их царицы.

– Ну, чего замолчал? Портки, что ли, замарал из-за дяденьки? – уколол Финист, демонстративно оглядев мальца, и старшие – гридни, которые наблюдали издалека, – тут же обидно расхохотались. Вот уж кто всем соколам – соколы: сильные, гордые, умелые. У каждого – почётная отметина на спине, узор с распахнутыми крыльями одноимённой птицы. Верная дружина Финиста, молодец к молодцу, все как на подбор. Ни у кого таких больше нет.

Насупившись, мальчишка побурел, но с ответом так и не нашёлся: уставился в землю, сжав покрепче жилистые, но такие ребячьи кулаки. Ну точно птенец, которого мамка ещё не накормила, – голодный, нахохленный. Сидит себе в гнезде, ждёт и страдает.

«Ничего, справится. Заматереет. Если жить захочет», – подумал Финист и, напоследок смерив отрока взглядом, неторопливо направился в сторону гридней.

И тут же, лишь стоило повернуться спиной, ощутил быстрое движение воздуха. То, что не могло быть простым ветерком.

– Ах вот, значит, как? – хохотнул Финист, лихо крутанувшись на пятках. Приняв ладонью кулак мальчишки, который вознамерился всё-таки достать его, но, конечно, вновь потерпел неудачу.

Ругнувшись, отрок отскочил – на сей раз совсем свекольный. Сразу встал, склонил буйную голову, ожидая неминуемой кары, но вместо оплеухи получил похвалу:

– Вот это я понимаю… – улыбнулся Финист и небрежно, как мог ласково, потрепал младшего по спутанным вихрам. – Звать как, напомни?

Отрок засопел.

– Сталемир, дяденька.

– Славное имя, – заметил Финист и, оглядев птенцов, возвысил голос: – Все видели? Все запомнили? Пред вами отрок, что не отступил, попытался ещё раз, пока вы сомневались и распускали нюни! Неужто он единственный, кто запомнил, чему я вас учил? Я вам что твердил, сопливцы? Ну?

Младшие заёрзали, зароптали, пряча глаза. Наверняка кто-то из них думал, что ударить в спину – это нечестно. Однако Финист давно считал, что в борьбе и на войне, как в любви, все средства хороши. Вот и учил, как считал нужным.

– Не слышу! – рявкнул Финист, угрожающе шагнув к отрокам.

– Нельзя сдаваться… – раздалась вокруг тихая разноголосица.

– Громче!

– Нельзя сдаваться! – послушно отозвались отроки, наконец-то дав слитный, уверенный ответ.

– Верно. Сдаваться, – презрительно выплюнул Финист. – Забудьте это слово.

– Да, дяденька!

– Конечно, дядька!

– Больше не подведём, господин Финист!

«Ну, смотрите мне», – обведя взглядом каждого, мысленно пригрозил Одноглазый сокол и повернулся к ждущим гридням:

– Продолжайте урок. А с меня на сегодня хватит.

Подхватив с утоптанной земли сброшенную им, обшитую перьями безрукавку, Финист пошёл со двора, одеваясь на ходу. Он давно заметил наблюдателей у ворот, что появились перед нападением Сталемира, но они не представляли для него особого интереса. А вот он для них – да.

– Красиво ты его, Соколик, – промурлыкала Елена, когда Финист поравнялся с царевнами.

– Аж дыхание перехватило! – с томным вздохом добавила Марья, вызвав у него лишь усмешку, которая расширилась, когда Финист увидел умело зачёсанные волосы, скрывавшие утерянное ухо. То самое, что не так давно, войдя в раж, оттяпала сама Василиса.

Которой, в отличие от сестёр, в зрителях нет и не было.

И мысль об этом заставила усмешку застыть и исчезнуть.

«Васенька, Васенька… Где ты сейчас?»

– Что посмурнел? Неужто устал? – увидев его помрачневшее лицо, тотчас обеспокоились царевны. Подступили ближе и в открытую начали завлекать: – Пойдём с нами, мы тебя и накормим, и напоим… И спать уложим… Слаще сладкого будет… Ну, пойдём…

Финист заставил себя улыбнуться.

– Спасибо, прекрасные. Но недосуг мне отдыхать, дел по горло. Пойду я.

Царевны обиженно скривились. Передёрнули плечиками, но дорогу всё же уступили. Не стали задерживать.

«Ничего, скоро утешатся», – подумал Финист. Как и все, он отлично знал о повадках близнецов, что развлекались то с витязями, то со слугами, меняя любовников, как перчатки. Да только сам трепета к ним не испытывал. Не тянуло его к столь похотливым, умелым в любви девкам, пускай они и раскрасавицы.

Финист отлично знал, кто ему нужен. Портрет этого кого-то грел ему сердце без малого пять лет, да только сам кто-то никак не хотел покорно склонить голову ему на грудь. Прижаться нежными, трепещущими губами к его обветренным губам, вживую сделать всё то многое, о чём лишь мечталось.

Василиса, его милая, строптивая дурочка. Вот кого неистово жаждали душа и тело.

И Финист не выдержал. Выйдя за ворота, обратился и стрелой понёсся на поиски.

Он отыскал её быстро: на стрельбище, где царевна, упрямо насупившись, била по круглым мишеням в гордом одиночестве – один выстрел, затем почти мгновенно второй, за ним третий… Какое-то время любовался ею издали, соколом на ветке, надёжно укрытый листвой. А потом решился.

В воздухе мелькнула пернатая молния, ударилась оземь, выросла воином в шаге от срединной мишени…