Малахитовый царевич. Сказки проклятых царств

– Благодарю, госпожа! – вновь упал на колени парень. – Век не забуду!

– Да уж конечно, – хмыкнула Баюнка.

«Лапки мои, коготочки… А ведь я давненько не развлекалась в том граде», – подумала она и криво улыбнулась.

Железные когти уже чесались. Зудели зубы, сжималось голодное нутро.

Пора приступать к делу.

***

Ярослав любил посещать весёлые дома. Платить невеликие деньги, чтоб так и эдак мять покорных непотребных девок. Более того, при крутом нраве у него находились и свои поклонницы.

А что? Собой витязь был весьма хорош, хоть и страдал, бедняжка, лёгким косоглазием: волнистые волосы до широких плеч, высокий рост и бугры мускулов, что топорщили кольчугу. Неудивительно, что тем вечером к нему было не протолкнуться: стоило лишь Ярославу появиться на улочке, что прилегала к дому Томных вздохов госпожи Медуницы, как со всех сторон к нему ринулись сразу три девки. Закудахтали, отпихивая одна другую, вот-вот выдранные волосы полетят:

– Здравствуй, сердце моё! Как истомилась я, соскучилась!

– Здрав будь, Ярослав Иваныч! Идём скорее, идём со мной!

– Нет, со мной!..

– Со мной!

– Ах ты, стерва!

– Да я тебя…

Ярослав засмеялся, разнимая девок:

– Тише, любушки! Тише! Никого не обижу. Я… – и осёкся, услышав незнакомый, мелодичный голос:

– И меня не обидишь?

Витязь застыл, чуть приоткрыв рот. Из тёмного переулка, грациозно ступая, вышла четвёртая блудница, чьи удивительно-зелёные глаза сверкали так, что заходилось сердце, а на шее, смотрясь не хуже золотого, виднелся оловянный ошейник.

– Тебя как звать, красавица? – мигом позабыв про трёх зашипевших девок, шагнул к незнакомке Ярослав.

Девушка улыбнулась. Перекинула распущенные, буйно кудрявые волосы через одно плечо, мимоходом обнажив молочно-белую шею.

– А как назовёшь, такой и буду, – промурлыкала она, метнув на него лукавый взгляд из-под ресниц.

Витязь усмехнулся. Уверенно, по-хозяйски взял её за плечо, и, склонившись, шепнул на изящное ушко:

– Чаровница. Покажи мне, что умеешь…

«Ещё как покажу», – мысленно оскалилась Баюнка и, торжествующе глянув на обозлённых соперниц, повела витязя к Дому.

Обдурить госпожу Медуницу было нетрудно: прикинуться новенькой, что пришла к ней на службу, поразить её богатыми внешними данными и как следует припугнуть девок, что сразу наметились устроить ей трёпку, но риск сломанных конечностей и выбитых зубов быстро сделал их шёлковыми. Баюнка мысленно ухмыльнулась, вспомнив, как ранее раскидала девиц тут же, в переулке. А теперь и рыбка попалась на крючок.

Да только рано её есть. Сперва нужно всласть наиграться.

Ярослав облапил её сразу же, как они вошли в свободную для утех горницу: стал мять жёсткими пальцами, слюнявить Баюнкины лицо и шею.

– Торопливый ты. Меры не знаешь, – хохотнула Баюнка и, вывернувшись из объятий, толкнула Ярослава на кровать.

– Раздень меня! – сипло приказал он, прожигая её взглядом.

– С удовольствием, – белозубо улыбнулась Баюнка.

Ловкие пальцы с милыми, короткими ноготками справились с его одеждой быстро. Помедлили, подбираясь к подолу Баюнкиного платья, а затем резко рванули его прочь, вызвав у Ярослава придушенный, восхищённый вздох: ведь под платьем не было ничего, кроме неё, – безупречной, розовой и гладкой, как лепесток шиповника.

– Любо тебе? – мило улыбнувшись, спросила Баюнка, усаживаясь на кровать.

– Чаровница! – прорычал Ярослав, подаваясь к ней, чтобы притянуть и перевернуть. Подмять под себя, как делал сотню раз, как делали и те, другие, и Баюнка, наконец, дала выход накопленной ярости:

– Замри, ублюдок! – грозно прошипел удивительный, мелодичный голос, и Ярослав оцепенел.

Язык его застыл, превратившись в замороженный кусок мяса. Да и сам он – обездвиженный, застигнутый врасплох – сейчас стал мясом. Кормом для неё.

И, щёлкнув зубами, Баюнка стала меняться.

Розовые ногти обратились железными когтями, нежная кожа поросла иссиня-чёрной шерстью, покрылась шрамами, что ныли всякую ночь.

Раковины ушей заострились и вытянулись, клыки сверкнули, предвкушая погружение в чужую плоть.

– А теперь ты умрёшь, – прошипела Баюнка перед тем, как метнуться вперёд.

И Ярослав завопил. Беззвучно, как все, кому выпадало несчастье угодить ей на зуб.

Кусочек за одного, шматочек за другую – Баюнка старательно, вслух перечисляла всех, кого мерзавец когда-то погубил.

Умирать ему, пожираемому заживо, предстояло долго.

***

…Мельница встретила усталую Баюнку тишиной. Здесь давно не звучали мяукающие голоса, полные жизни, и больше не пахло мукой. И каждый раз, стоило ступить на эти обгорелые останки, горло, меченое шрамом, словно сжималось изнутри, а к глазами подступали слёзы.

Да. Кошки тоже плачут. Даже если это большие, убийственные котолюдки, недавно сожравшие человека.

Баюнка опустилась на колени. Ей было плевать, что устроят с весёлым домом, когда найдут там полуобглоданный Ярославов труп. Госпожа Медуница, эта сволочная тётка, что не брезговала заманивать к себе девочек-подростков из числа нищенок и сирот, вполне заслуживала встряску.

Баюнка мотнула головой, отметая ненужные мысли. Достала из кармана мешочек, в который спрятала немного окровавленных костей, и высыпала их на землю у мельницы.

– Я здесь, родненькие, – прошептала Баюнка. – Придите!

Конечно же, ей никто не ответил. Но лишь прищурься, представь – и вот на обломках костей заплясали огоньки. Точно котята, что прыгали туда-сюда, котята, что звали её по имени, хвостиками бегали за старичком мельником, все припорошенные белым.

Другое время. Другая она.

«Братики любимые… Сестрички…» – Баюнка зажмурилась. Прижала к лицу руки, ещё покрытые засохшей, человечьей кровью.

А ведь когда-то эти руки были покрыты их кровью. И виновата в этом…

Баюнка сдавленно зарычала. Воображаемые огоньки метнулись к ней, завертелись, объединившись в клубок, а потом сгинули, вернувшись к месту своего упокоения: на дно Окиян-моря, туда, где не отыщешь костей, не вспомнишь, где случилось то жуткое, невыносимое, страшное…

Сколько бы Баюнка не представляла эти огоньки, сколько бы она ни звала своих мёртвых, они не возвращались.