Мальчик нарасхват

– Что осталось?
– бездумно повторил за мной тот.
– Последствия, я полагаю.

Слова мужчины меня не утешили. Ну совсем.

Видя, что я не тороплюсь отвечать, мужчина вдруг нахмурился, со стуком опустив стакан на поверхность стола. Я почесал локоть.

– Слышь, пацан, - опять интонация неуловимо изменилась, больше не придавая голосу той дотошной серьезности, но оставляя уверенность, - томящийся в холодильнике торт меня напрягает. Во-первых, он стоит там уже третий день, во-вторых, мы его уже почти сожрали. А одной булкой я, знаешь ли, не наелся.

Хотелось спросить, а как же съеденный гороховый суп, но вместо этого, угрюмо повесив нос, сообщил:

– Я пойду к Славе.

Вадим поморщился.

– Валяй, кто тебя держит-то. А без торта ты к нему пойти не сможешь?

– Ну, - замялся я, - нет…

– Нет?

– Да.

– Или все же да?

– Нет.

– Так нет или…

– К Славе я пойду с тортом!

Мужик закатил глаза, иронично проронив:

– Не извольте гневаться, барышня, я только уточняю.

Ага, ври побольше. Я мрачно надулся.

– И когда же ты пойдешь?
– печально подперев щеку кулаком, сделал глоток Вадим.

– Ну, наверное, завтра…

– Началось, - одними губами выдохнул мужчина, недовольно пялясь в потолок.
– До завтра торт засохнет.

– Не засохнет, - упрямо набычился я.

– “Не засохнет”, - скривив губы, передразнили меня.
– Где ты вообще деньги на него взял?

Вопрос меня несколько выбил из колеи. Встрепенувшись, я несколько секунд судорожно соображал, что бы такого сказать.

– Э-э…

– Помнится, ты мне уже давненько жратвы не носил. Стало быть, финансов нет. А тут целый торт!

Мне не оставалось ничего, кроме как отчаянно и жалостливо скривиться. Ну сколько можно этих издевательств? Я думал, худшее позади.

Вадим вдруг хмыкнул.

– Ладно, кислолицый, можешь не отвечать. Ты поел? Свободен.

***

Если я наивно полагал, что мою тушку после всего пережитого оставят в покое, то я конкретно ошибался. Мало того, что от количества выпитого чая меня мутило, то еще приходилось каждый раз, вздрагивая, подскакивать от воодушевленных воплей: “Ага, попался, гад!”. Исходили они из-за двери, где Вадим спустя много дней отводил душу, с головой погрузившись в какую-то, судя по всему, игру. И ладно, если бы он тихо-мирно бурчал себе под нос, матеря врагов сего народа, так он восклицал во всю свою богатырскую мощь, чтоб его и так и эдак! Я раз пять чуть заикой не остался, пришипившись в уголке на диване, проваливаясь в приятную дремоту.

В спокойные минуты, когда мутило не так сильно и горластый гад затихал, а я остывал и прекращал созывать всевозможные проклятия на кое-чью голову, меня одолевали гнетущие мысли. Угрюмо повесив нос, мне то и дело хотелось порезать себе вены страницами журналов, которые заманчиво лежали около домашнего телефона, и забиться куда-нибудь под кресло, затерявшись среди крошек и прочего мусора.

А причиной тому являлись те сто раз проклятые слова, произнесенные Вадимом мне на ухо. И ладно, если бы ему самому взбрело их ляпнуть, я б пережил, но так это был ответ на мой же вопрос! Ну зачем я спросил? Для чего?!

В очередной раз ощущая, как щеки заливает краской, я чуть не стек унылой лужицей на ворс ковра. Стыдно было - не то слово.

Попытки отвлечься ни к чему хорошему не приводили. Вернее, их просто не было. Просмотр телевизора не помогал: глаза были устремлены в экран, но мысли витали в совершенно ином месте; думать о том, чтобы отвлечься на прием пищи, я не мог. Также у меня нашлось еще миллион причин не идти в ванную, отлеживаться в горячей воде, не звонить, к примеру, Алине. Проскользнула мысль даже почитать что-нибудь (в кои-то веки!), но кроме журналов эротического содержания и книг по медицине, я больше ничего не нашел. Убойное сочетание, не правда ли?

Спустя какое-то время моим страданием был положен конец. Ну, вернее сказать, только малой доли страданий: из спальни вдруг вышел Вадим. Не поворачивая в его сторону голову, я хмуро пялился в ящик, поджав к себе колени.

Мужчина, побродив по квартире, все-таки сел на другой конец дивана, то и дело поглядывая на меня. Тихо хлопнув себя по коленям, он принялся отбивать пальцами какой-то, только ему известный, ритм. Затем он, протянув задумчивое “хм-м”, как бы невзначай осведомился:

– Что смотришь?
– я промолчал, и ему пришлось ответить самому себе: - О, спортивные новости. Интересно?

– Безумно, - кивнул я головой, никак не реагируя на саркастические нотки в голосе.

– Серьезно?
– вскинул мужик брови.
– Ты смотришь спорт?

– Временами.

– И как, нравится?

– А по мне не видно?

– Что ты любишь спорт?
– уточнил Вадим.

– Да.

Несколько секунд оценивающего взгляда, а затем невозмутимое:

– Не-а.

Я обиженно засопел. Да, не имею я завидного телосложения, ну и что теперь? Спортивные матчи посмотреть нельзя, за других поболеть?

– Вообще-то когда-то я карате занимался!
– не выдержав, заявил, негодующе повернувшись к хозяину квартиры. Тот скорчил недоверчивую физиономию.

– Видимо, очень давно… Ладно-ладно, не надувайся, а то лопнешь, деточка. Чего бросил-то?

– Да так, - замялся я, - прогуливал часто. С друзьями гулял, вместо того, чтобы в секцию ходить.

– А друзья твои где?

Я помрачнел. Вадим спохватился.

– Ах да, ты же говорил… Ну да, ну да. Знаешь, совсем без друзей тоже…

– Да знаю я!
– раздраженно поморщился.

Вадим пожал плечами, а я несколько удивился. За такую вольность, как повышение голоса, и не получил! Где это видано, а? Может, того щетинистого угрюмого скупердяя похитили инопланетяне? А то этот что-то слишком добренький. И чистенький. Щетины нет, не ворчит, не зыркает, не затыкает, пинков не дает, булочками угощает.

Меня, судя по всему, только это и смущает. А то, что вчера произошло, это так, чепуха. И ко всему этому отношения не имеет, ага.

– Сегодня уже двадцать четвертое.

Моргнув, я снова повернул голову к Вадиму. Тот, удобно развалившись в противоположном углу дивана, странно смотрел на меня. Словно ожидая моей реакции. А я, слегка растерявшись, просто ответил:

– Знаю.

– А твои родители?

– Тоже, наверное, в курсе.

– Нет, - чуть нахмурившись, покачал тот головой, - я не об этом. Когда ты планируешь возвращаться? Скоро первое сентября.

– Ну-у, - выдохнул я, всей своей сущностью показывая трудность вопроса.
– До сентября уж уйду…