Мальчик нарасхват

Но косвенно обозвать меня извращенцем-педофилом, это, извините меня, уже перебор. Тем более так явно намекая, что ориентация моя совсем не та, какой должна быть.

Выбешивает малость. Не подвело меня чутье, сразу мне этот липучка не понравился.

Стараясь успокоиться, постучал в дверь. Ее практически тут же открыли. Наверное, в это время кто-то находился рядом. Щелчок, дверь распахнулась. Я увидел вопросительное лицо пацана.

Несколько секунд я стоял, не шевелясь, пристально впиваясь взглядом в лицо сожителя. Тот быстро занервничал и, видимо, уловив мое настроение, решил скрыться из вида.

– Братец твой здесь? – выпалил я, боясь, что пацан убежит, и вовремя получить ответ я не сумею.

– Нет, - передернул пацан плечами, оглянувшись, а затем остановился. – А что?

– Да нет, ничего, - попытался улыбнуться, не обращая внимания, что чье-то перекошенное лицо в зеркале напротив доброжелательности не излучает.

Что ж, а она и не нужна. Придется пацану за слова своего братца отдуваться. Благо рожи у них одинаковые.

Скинув ботинки в привычное место, я протопал прямиком в спальню. В зале на диване болталась Юлька, сама себя развлекая, а Свету я нашел лежащей на моей кровати. Настенный светильник был включен, тетя читала.

Увидев меня, она лениво махнула рукой. Вместо приветствия зевнула:

– Уже вернулся?

– Угу, - буркнул я, раздеваясь на ходу.

Наблюдая, как я снимаю с себя рубашку, Света отложила книжку в сторону, на покрывало. Сложила ручки на животике и любопытно на меня уставилась, ангельски улыбаясь.

– Ну?

– Что?

– И как все прошло?

– Что прошло? – вздохнул я.

Комкая одежду, запихал ее в ящик комода, закрывая тете весь обзор широкой спиной. Увидев этот беспредел, она оторвала бы мне голову. Гладит-то вещи она.

– Ну, не знаю. Куда вы там ходили? – вслух принялась рассуждать Света.

Я обернулся, вежливо выгнув бровь.

– Мы?

– Не один ты точно, - усмехнулась проницательная, как и всегда, женщина.

Но, моргнув, она вдруг перестала улыбаться и, озабоченно на меня посмотрев, сочувственно поинтересовалась:

– Погоди-ка, какой-то ты кислый… Что, не получилось ничего?

Я не придумал ничего умнее, чем прикинуться дурачком. Передергивая плечами, проворчал:

– Кислый, кислый. Вы все сладкие, как будто! И вообще, я не понимаю, о чем ты говоришь.

Обчиталась моя тетя книжек своих женских. Думает теперь, что я романы какие-нибудь кручу. А чтобы в открытую говорить о своей «любви» я, конечно же, шибко стеснительный, несмотря на свои двадцать шесть лет. А что я на самом деле ходил всего-навсего спасти нашего пацана от грязных рук «голубого приятеля» и что при этом потерпел крах со всеми вытекающими – такое Света подумать никак не могла. Не способна ее фантазия на подобный абсурд. И слава богу.

Видя, что огонек интереса еще не полностью угас в глазах родственницы, спешно проговорил, направляясь на выход:

– В общем, неважно. Я жрать хочу.

– Ты иди, иди, - одобрительно закивала головой мне вслед Света. – Там как раз Артем обедает. Вот вместе и поедите.

На кухню вошел молча, ни на кого не смотря. Подойдя к холодильнику, задумчиво в него заглянул. Исследовал полки. Подумав, вытащил нарезной батон и кусок курицы. Крыло, если точнее.

Не обращая внимания, что с пальцев капает жир, я сел напротив пацана. Положив крыло на кусок хлеба, откусил. Медленно пережевывая пищу, пасмурно уставился прямо перед собой.

Пацан в моем присутствии заметно стушевался. Делая в рисе странные углубления, он вяло гонял по тарелке недоеденную и наверняка остывшую куриную ногу. Вести беседы пареньку явно не хотелось, потому что он скрыл свое лицо за волосами. Я как бы и не настаивал на разговоре. Сам не в настроении.

Напряженно переведя взгляд на длинные космы, снова откусил приличный кусок от крылышка. Хрустя попавшимся хрящиком, я еще больше насупился, когда увидел темный волос в тарелке пацана. Мое терпение тихо удавилось, когда последний, решившись-таки доесть свою порцию, поднес к лицу вилку с едой. Все бы ничего, но волосы, которые пацан заодно зажевал вместе с попавшей в рот едой, подействовали на меня, как красная тряпка на быка.

Вскочив, я решительно выдохнул: «Ну все!» и, вытерев жирные руки о скатерть (да, хорошие манеры - не мой конек), уверенно приблизился к холодильнику. Открыв его, опять пробежался взглядом по полкам. Натолкнувшись на интересующую меня вещь, протянул к ней руку.

Коробка конфет. Алина откуда-то притащила, а родственнички, конечно, сразу это изъяли. Ладно хоть открыть не успели.

Стоп. Погодите-ка, а где сестра? В комнатах нигде ее нет, а свет в ванной комнате вроде не горел.

Только сейчас спохватившись, я обернулся к настороженно косящемуся на меня пацану. Переловив мой взгляд, он снова уткнулся в тарелку. Брезгливо глядя на его волосы, я спросил:

– Где Алинка?

– Ну, - лахудра съежился, отведя глаза в сторону.
– Ушла.

– Куда?

– К Славе.

– К кому?!

– Ну… к Славе, - неуверенно повторил он, а я озверел окончательно.

Нет, ну что за день, а? Планы портят, обвиняют почем зря, обзывают - в общем, настроение отравляют к чертям, а тут еще эта пустоголовая сестрица! Какого черта она пошла к этому ненавистному липучке? Домой?!

Бросив коробку конфет на стол и предупредив пацана взглядом, чтобы он не смел к ней притрагиваться, я выскочил в зал. Шуганув мешающуюся под ногами Юльку, подошел к домашнему телефону. Набрав выученный наизусть номер, поднес трубку к уху. Нервно пританцовывая в ожидании, наконец-таки услышал звонкий голос Алины:

– Алло!

– Алло, - хмуро буркнул я.

– Это кто? – не поняла сестра.

– Конь в пальто, - могильным голом произнес я, а потом рявкнул: - Живо домой!

Сестра от неожиданности икнула, Юлин писк стих, Света странно на меня уставилась из спальни (дверь туда была открыта), даже телевизор на минуту замолк. Но спустя секунду вновь начал щебетать женским голосом, воинственно глася, что он женщина, а не посудомойка.

– Это… Вадик, ты, что ли?

– Ну! – утвердительно рыкнул я.

– Ну так это, - растерялась Алина, то и дело заикаясь. – Ну, то есть… Эм, как это – домой? – наконец-то собралась она с мыслями.

– Живо: зад в руки – и домой, - проинформировал я ее. – Не увижу через пять минут у порога, разозлюсь окончательно!

– Да я вот только минут пятнадцать-двадцать назад ушла! – возмущенно проголосила Алина, но я прервал ее, предельно ласково и приторно проговорив:

– Алиночка, лапушка ты моя ненаглядная, еще раз повторяю для тех, кто в танке: если ты в течение этих пяти… уже четырех минут не явишься взору очей моих братских, то я возьму ремень с самой большой и тяжелой пряжкой и «прополосую» твой задок столько раз, на сколько секунд ты опоздаешь. А затем придушу этим же ремнем того субъекта, дома у которого ты находишься. Все ясно?
– нежно поинтересовался я.