Мальчик в больших башмаках
Шрифт:
Перед боем командир польского стрелкового батальона Боровский пришел на командный пункт советской части. Тапки полковника Светловича должны были сопровождать в атаку польских пехотинцев.
Полковник в это время разговаривал по телефону. Он знаком предложил польскому офицеру садиться, а сам продолжал разговор:
– Луценко, вы слышите?.. Пошлите к ним парламентера. Предложите сдаться. В домах мирное население? Ну вот, видите. Зачем лишние жертвы? Кто, кто приехал? Выясните и доложите.
Боровскому полковник показался знакомым. «Где я его видел?» - думал он, напрягая память.
– Так,-
Полковник положил трубку. Польский офицер встал и доложил:
– Командир отдельного пехотного батальона дивизии имени Тадеуша Костюшко майор Боровский…
– Здравствуйте, товарищ…- Полковник па секунду запнулся.
– Прошу называть меня товарищем. Так будет правильно.
– Да, товарищей по оружию нельзя иначе называть.
– К тому же, я простой крестьянин.
Полковник пожал майору руку. И снова Боровский подумал: «Где я видел его, где слышал его голос?»
Полковник развернул план Берлина.
– Давайте уточним маршрут движения моих танков и вашей пехоты.
Майор раскрыл свой планшет.
– Мы находимся возле этой площади,- показал полковник красным карандашом.- Вот здесь, в жилых домах,- заноза. Засел немецкий батальон. Мы не хотим открывать по ним огонь. Жалко мирных жителей. Они прислали своего парламентера. Просили помочь им. Там дети… Командир разведбатальона ведет с немецкими солдатами переговоры. Если они сдадутся, путь вот до этого угла свободен. Дальше крупные силы противника. Их опорные пункты вот здесь, здесь и здесь будут подавлены артиллерией. Остальное должны сделать мы с вами. Понятна обстановка?
– Понятна, товарищ полковник.
– Как настроение ваших людей?
– Прекрасное. Солдаты гордятся, что им доведется принять участие в штурме Берлина. Они уверены: броня ваших танков надежная.
– Уверены? Не думают уже, что паши танки фанерные,- улыбнулся полковник.- А то, знаете, в сентябре 1939 года южнее Бреста был такой случай…
– О, теперь вспомнил, где я вас видел. Это на ваш танк мы налетели с саблями…
– Вот как?
– Я был там. Мы тогда офицера, который приказал нам идти в атаку, носом в броню вашего тапка ткнули, как щенка.
– Так вы Боровский? А я получил сегодня приказ и думаю: чем-то мне памятна эта фамилия. Каких только встреч не бывает на войне… Ну, будем считать, что все плохое, что было,- сплыло. Осталось самое дорогое - наша дружба.
– О, это правильно… Самое дорогое,- сказал майор.
Зазвонил телефон. Полковник взял трубку.
– Слушаю. Так, так. Сдались? Все? Очень хорошо… Мальчонка? Какой мальчонка? С Печалиным приехал? Так, так. Вот молодец. С репродуктором на третий этаж? Под огнем? Молодец. Наградить надо. Как фамилия его? Что? Светлович? Какой Светлович? Ванюшка? Вот мерзавец! Сбежал из госпиталя? Ну, я ему задам…- Потом, уже мягче, полковник добавил: - Луценко, ты там смотри, побереги мальчонку…
Боровский вопросительно смотрел на него.
– Ну, занозы нет. Вот чертенок Ванюшка…
Словно майский гром, раздался грохот артиллерийских залпов. Дом задрожал, из окон посыпались стекла.
Полковник взглянул
на часы.– Началась артиллерийская подготовка,- сказал он торжественно.- Из всех стволов палят. Пошли, майор, по своим местам.
Поднялась очистительная буря. Она, как весенняя гроза сметает зимнюю плесень, смела с лица земли фашистскую нечисть.
В СВОИХ БАШМАКАХ
– Ваня, Ванюша, вставай…
Голос бабушки звучит ласково, усыпляюще. Но другой, звонкий, гонит сон прочь:
– Вот я его сейчас холодной водой оболью…
– Ну зачем же водой? Он с дороги.
Ваня открывает глаза: изба залита солнечным светом. В открытое окно залетает свежий ветерок. Колышутся занавески. Возле кровати стоит Миша с кружкой.
– Ох, братцы, как хочется еще по-о-спать…
Весь вечер Ваня просидел с ребятами под окном на бревнах. Друзья отца Виктор Павлович Лавина, Стенай Харитонович Смоляк собрались в доме за столом. Там же были Нина, Викентий. Под окном и за столом но было конца разговорам. И как ни старались гости поскорее уйти и дать хозяевам отдохнуть с дороги, но расстались поздно…
– Мы опоздаем, вставай скорее!
– торопит Миша.
– А где папа?
– оглядывается Ваня.
– Уехал с Виктором Павловичем. Вставай, Нина сейчас приедет за нами.- Бабушка берет у Миши кружку и выходит па кухню.
– Галя встала?
– спрашивает Ваня.
– Давно,- кричит Галя из кухни.- И покупалась. А вода теплая-теплая…
На улице шумно. Проезжают машины. На них - празднично одетые люди. Развеваются знамена, льется песня. Юлия Адамовна смотрит в окно.
– Бабушка, что с вами?
Та вытирает уголком платка глаза.
– От радости, Галочка. Не верится, что снова в родном доме.
Миша ни па шаг не отходит от Вани. Вместе они выбегают во двор. Ваня умывается, Миша поливает и засыпает его вопросами:
– Берлин большой город?
– Большой…
– И все говорят по-немецки?
– Немцы - по-немецки, наши - по-русски, англичане и американцы - по-своему.
– А ты видел американцев? Какие они?
Ваня задумывается и отвечает:
– Жирные.
Миша удивленно смотрит на Ваню, вода проливается на землю.
– А почему это?
– Что почему?
– Жирные?
– Им что: по дорогам асфальтовым на машинах прокатились, пяток не замочили. От такой войны пе похудеешь…
Разговор продолжается в комнате. Ваня обувает башмаки - новенькие, скрипучие, они ему как раз по ноге.
– В Берлин они приехали есть тушенку да жевать резину. Город-то был взят нашими войсками.
За окном промелькнула белокурая голова Нины. Высокий голос ее звучит уже в сенях:
– Скорей, скорей, машина ждет.
– Молочка хоть по стакану выпейте,- засуетилась бабушка.
Сопротивление бесполезно. Все это знают и наспех опрокидывают свои стаканы. Хлеб доедают по дорого к машине.
Шофер райкомовского «козла» Викентий рассаживает всех по очереди. На нем гимнастерка без погон, сияет белизной подворотничок, позванивают медали на груди.
– Смотри, каков наш Викентий,- шутит Нина.- Послужил в армии - не узнаешь. Все девчата по нем сохнут.
Викентий не остается в долгу: