Мальчик в больших башмаках

ПО ПУТИ В ГОСПИТАЛЬ

Чернобривцу казалось, что если он как-нибудь перевернет русское слово, получится как раз то, что он хочет выразить па польском языке. И его страшно удивляло, почему хозяйка при всех его стараниях ничего не могла понять.

–  Пани, цаю. Понимай, цаю…

Полковник открыл дверь на кухню и вмешался в разговор:

–  А ты скажи по-русски: «Хозяюшка, пожалуйста, чаю», и она поймет.

–  Чаю?- переспросила, обрадовавшись, хозяйка.- О, чаю ест. Чаю проше…

Спустя несколько минут два стакана аппетитно дымились на столе.

–  Ну вот, видишь,- улыбнулся полковник.- А то выдумал: «цаю!»

Сели за стол. Пригласили и хозяйку. Она отказалась:

–  Денькуе…

–  Тогда вот, угощайтесь.

Хозяйка взяла предложенное полковником печенье, но за стол все равно не села. Она прислонилась к жарко натопленной печке и глазами, в которых были благодарность и недоумение, смотрела на советских людей.

–  Вот вы полковник,- удивлялась она,- такой большой человек, а сидите со своим шофером за столом. Это очень трогательно. Такого не было в старой польской армии, не говоря уже про немцев.

–  А мы с ним, хозяюшка, не графского происхождения. Он из рабочих, а я из крестьян. И служим одному делу, народному. Чего же нам вместе на досуге не попить чайку?

Хозяйка задумалась, потом, глядя на Ивана Григорьевича, сказала:

–  А вы такой молодой и уже полковник.

–  Ну, не совсем молодой. Тридцать пять стукнуло.

–  Женаты?

–  Женат. Есть мальчик. Четырнадцати лет. Еду к нему. Навестить. В госпитале он.

–  О боже, бедный мальчик.

–  Ему уже лучше.

–  Это хорошо. А жена ваша на фронте?

–  Не знаю. Возможно, и на фронте. Она врач. Если жива, конечно, па фронте.

–  Это очень трогательно. Вся семья па фронте.

Пока полковник и шофер пили чай, хозяйка засыпала их вопросами. Она все жалела, что муж ее, железнодорожник, не смог повидаться с такими приятными гостями.

–  Он не поверит, что за этим столом пил чай пан полковник и даже приглашал меня сесть..,

А через час в этом же доме, за этим же столом, сидела озябшая, исхудавшая Юлия Адамовна. Хозяйка поила ее горячим чаем и приговаривала:

–  Кушайте, это все оставили ваши дети. Здесь был у меня советский полковник. Какой человек! Вы, русские женщины, можете гордиться своими сыновьями.

Юлия Адамовна не подозревала, что речь шла, действительно, о ее сыне.

БЕЗБОЖНИК НА ПЛЕБАНИИ

Машина то мчалась среди заснеженных полей, то врывалась, как в тоннель, в аллею, обсаженную липами, кроны которых смыкались вверху.

Вечерело. Мороз усиливался, колючий ветер обжигал лицо. На окраине небольшого местечка Чернобривец остановил машину.

–  Не мешало бы, товарищ полковник, обогреться.

–  Пожалуй, верно, не помешает. Продрог и я…

Чернобривец отправился в разводку, а полковник наклонился к ветровому стеклу…

На улице не было ни души. Все окна наглухо закрыты ставнями. В темноте мрачно чернели контуры костела.

Минут через пять вернулся Чернобривец.

–  Ну что?
– спросил полковник.

–  Во-он в том доме открыли двери. Да, говорят, там баня…

–  Баня?..

–  Ага. То ли баня, то ли бания…

Полковник взглянул на костел.

–  Может быть, плебания?

–  Вот-вот, она самая… А что это?

–  Ха-ха-ха,- рассмеялся полковник.- Снова ты перепутал. Плебания - это усадьба ксендза. Ну, и дом, где он живет. Что ж, зайдем.

Полковник постучал в дверь.

–  Проше,- послышался женский голос.

–  Разрешите душу обогреть,- попросил полковник, входя в комнату.

–  Проше, проше…- засуетились женщины, подавая гостям стулья.

–  Понимаете, машина открытая. Замерзли.

В комнате было тепло. Топилась плита. Женщины готовили ужин. Одна из них была пожилая, другая помоложе.

–  А может быть, пожелаете отведать наших клецок?
– обратилась к гостям пожилая женщина.

–  Нет, спасибо. Мы неплохо подкрепились часа два тому. Еще не проголодались.- Полковник подошел к плите, протянул к огню руки.- А вот озябли, так это да.

Кроме женщин в комнате был еще мальчик лет четырех-пяти. Он сидел на маленьком стульчике за таким же маленьким столом. Перед ним дымилась тарелка.

Пожилая женщина подошла к мальчику, пододвинула к нему тарелку.

–  Хочешь есть?

–  Хочу,- ответил мальчик.

–  Перекрестись.

Мальчик насупился и молчал.

–  Не перекрестишься - не получишь клецок.

Женщина отодвинула тарелку и отошла.

Из тарелки шел вкусный запах. На бледном лице мальчика показались слезы.

Женщина снова подошла к малышу.

–  Перекрестишься - будешь кушать. А клецки вкусные. С мясной начинкой, а?

Мальчик отрицательно мотнул головой.

–  Ну, не будь таким упрямым,- начала ласково уговаривать малыша молодая женщина. Она погладила волосы мальчика, но малыш тряхнул головой и, словно боясь поддаться па уговоры, сердито буркнул:

–  Не буду креститься.

–  Не будешь - и клецок не будет.- Пожилая женщина решительно отодвинула тарелку.

–  Чей он?
– спросил полковник. Он знал, что католическому священнику запрещается жениться и женщины в его доме - это прислуга.

–  Неизвестно,- ответила пожилая.- Нашли возле убитой женщины на дороге во время бомбежки. Приютили. Кормим, поим, а он вот какой.

–  Настоящий большевик растет,- обрадовался Чернобривец.

Полковник моргнул ему: дескать, помолчи.

Пожилая женщина вернулась к столику и снова пододвинула малышу тарелку. Он приготовился есть, но…

–  Перекрестись!

Мальчик положил ложку. Еще одна сиротская слезинка скатилась по щеке.

Полковник и шофер с болью и восхищением смотрели на маленькое существо, так упорно отстаивавшее свое человеческое достоинство.

–  Да оставьте вы его в покое,- не вытерпел полковник,- Вырастет - сам решит, креститься ему пли нет.