Мальчики из Фоллз

Парень молчит. Я прохожу мимо дивана, едва видимого в лунном свете, проникающем через окна наверху, однако замечаю толстовку Хоука, переброшенную через подлокотник. Сверху лежит белая футболка.

В животе теплеет от мысли, что он разделся для удобства.

– Каждый год в течение недели, – говорит он приглушенным голосом, – группа людей из конкурирующей школы Уэстона вламывалась в дома. Не ради чего-то ценного. Просто в качестве развлечения. Они называли себя Мародерами.

Я широко улыбаюсь.

– Такие уж мы, уэстонцы, да?

– Большинство школьников из Шелбурн-Фоллз проводили ночь на вечеринках, – объясняет Хоук. – Вместе. Компаниями. Чтобы обеспечить себе безопасность численностью. Но девушка хотела быть одна в случае их появления.

– Что мы делали, проникая в дома?

– Все, что мы вам позволяли.

Дрожь пробегает вдоль моего позвоночника.

– Мародеры приезжали на своем «Додж Чарджере» 72-го года, который был страшнее любой маски. Завидев въехавшую в город машину, люди понимали, что сейчас произойдет. Просто не знали, с кем именно. Иногда они пускались в погоню. Иногда связывали кого-нибудь на час, взяв в заложники, чтобы их унизить. Все смеялись. Было весело. – Сделав паузу, Хоук рассказывает дальше: – Иногда занимались и другими вещами, если участники были не против. За закрытыми дверями, чтобы никто не видел.

В его повествовании Уэстон кажется гораздо интереснее, чем он есть на самом деле. Или, может, у меня в подростковые годы голова была забита мыслями о том, как прокормить младших и оплатить счета, и поэтому я не обращала внимания ни на какие легенды.

– У вас в школе нет таких историй? – уточняет он.

– Я никогда не интересовалась подобным. – Открываю дверь тоннеля, ведущего к «Ривертауну», и закрываю ее за собой, довольная тем, что пока не выдала себя. – Немного жалею об этом.

– Где ты?

Моя кожа будто бы вибрирует.

– Дам тебе знать, когда приблизишься к цели.

Надеюсь, Трент не включил внутренние камеры. Это будет жульничеством.

– Уинслет слыла популярной девушкой в наших краях. Потрясающие глаза, уверенная в себе, с деньгами… Идеальный образец крутой девчонки со сказочной жизнью, несмотря на родителей, которые постоянно оставляли ее одну, лишь с домработницей и кредитной картой.

Похоже на меня, за исключением домработницы и кредитки. А еще крутой, сказочной жизни.

– Поэтому она знала, что Мародеры придут за ней. – В его голосе проскальзывают ледяные ноты. – Из-за того, что они потеряли по ее вине.

– Что ты имеешь в виду?

– Их лучший друг умер. Покончил с собой в начале того года… из-за нее.

Я останавливаюсь. Получается, девушка из Шелбурн-Фоллз отвергла парня из Уэстона, и у того сорвало крышу. Мне неизвестна истинная причина конфликта между нашими городами, но такой вариант кажется вполне логичным.

– Некоторые говорят, что они были парой, – добавляет Хоук. – Влюбились друг в друга, а она разбила ему сердце… Другие говорят, что он едва ее знал. Просто был одержим ею, больным на всю голову.

Приблизившись к входу в «Ривертаун», вижу с другой стороны девушку. Она стоит лицом ко мне, приглаживает волосы, взъерошивает длинную челку. В укромных нишах сбоку от нее полно Пиратов. Они разговаривают, беззаботно смеются, не подозревая о скрытой угрозе.

Я могу откинуть задвижку, схватить девчонку и захлопнуть зеркало. Никто даже не поймет, куда она делась. То есть, так, шутки ради, разумеется. Мародерам, наверное, было весело.

– В течение нескольких месяцев после его смерти, – говорит Хоук, пока Пиратка наносит помаду, – Уинслет изо всех сил старалась избавиться от тени бессердечной девушки, которая довела мужчину до крайности. Однако вскоре поняла, что именно в этой тени хочет остаться. Она стала скандально известной. Могущественной. Ее боялись. Она не позволила его «выходке» разрушить ей жизнь, на что он, очевидно, рассчитывал, когда обвинил ее в своей предсмертной записке, но… – с налетом гордости произносит Хоук, – девушка также не позволяла никому забыть о своей роли в случившемся. Она исказила историю в свою пользу.

Высмеяв его память.

– Она использовала парнишку в качестве разменной монеты, чтобы спасти себя, не так ли? – Развернувшись, я иду обратно в коридор, по пути касаясь стены свободной рукой. – Сделала из бедолаги посмешище. Наверняка школа ею гордилась. А уэстонцы, должно быть, разозлились.

– Да, – соглашается Трент. – Как-то раз она даже пригласила весь свой класс к себе домой на вечеринку.

Я миную пустые комнаты – в кромешной тьме их обстановку не рассмотреть, – стремительно двигаюсь вперед, преодолевая желание поежиться. Это темнота. Страх сильнее в темноте, когда не знаешь, что тебя окружает.

– Она собрала в кучу все любовные письма и подарки, полученные от него, и вместе с одноклассниками принялась их крушить.

– Мне ведь не понравится Уинслет?

Парень умер. Подобная жестокость была ни к чему.

– Они сломали все, что можно было сломать. Порвали каждое письмо, разбили каждую безделушку. И потом бросили остатки в костер на ее подъездной дорожке.

– Думаешь, она пыталась спровоцировать его друзей?

– Возможно. В отличие от того парня, его лучший друг не был романтиком. Он имел репутацию жестокого игрока на поле. И в жизни. Уинслет знала, что Ночь вражды – его время. Он придет, чтобы отомстить ей.

– Когда она достигла совершеннолетия, естественно.

Слышится его тихий смех.

– Отлично.

Да. Они дождались ее восемнадцатилетия. Если речь идет о несовершеннолетней – это похищение. Если девушка уже взрослая, они могли сказать, что она просто сбежала.

– Он нашел ее той ночью?

В памяти всплывают сообщения, пока я представляю, как они подходили к дому. Были ли они в масках? С разрисованными лицами?

Выскальзываю из прихожей, повсюду чувствуя его присутствие, и возвращаюсь в большую комнату.

– Она ждала, – шепчет Хоук. – Сделала попкорн со своим подопечным. Посмотрела кино. – Окна дребезжат от порыва ветра. – Уложила мелкого спать, после чего накрасила губы перед зеркалом в прихожей.

Футболка неприятно трется о кожу, ворс ковра покалывает подошвы. Мурашки расползаются по ногам. Я пересекаю комнату.

– Помадой? Зачем?

– Затем, что она – оружие, которого ему следовало бояться.

Буквально ощущаю дыхание Хоука, овевающее мою шею, словно оно вырывается прямо из телефона. Прядь волос липнет к коже.

Оглядываясь по сторонам, обыскиваю темные углы помещения. Тени. Где Хоук?

– Она шла по дому, – бормочет Трент, – чувствуя его близость. Всех их. Его друзей.

Я неторопливо перемещаюсь по холлу, зная, что он рядом, наблюдает за мной.

– В ветре, бьющем в двери. В скрипе, донесшемся со второго этажа. В сквозняке из открытого окна, которое она не открывала.

– Что она сделала?

– Уинслет медленно проходила мимо мрачных дверных проемов и раздувающихся портьер, стягивая с себя свитер. А в итоге и брюки.