Мальчики из Фоллз

Полагаю, теперь Аро моя девушка. Не то чтобы я видел в этом проблему. Но, если честно, не задумывался об условностях. Просто нуждаться в ней приятно. Наконец-то испытать всю гамму чувств с одним человеком и понять, что надежды оправдались.

Почему все вдруг сработало с Аро?

Она вырывается и останавливается.

– Я не хочу этого делать.

Снова обхватив ее ладонь, направляюсь к «Ривертауну», однако Аро упирается.

– Твоя мама закажет пиццу, – возражает она.

– Не хочу пиццу. – Тяну ее за собой. – Я хочу бургер.

– Но они решат, что ты сделал татуировку из-за меня.

– Я сделал ее из-за тебя, – отвечаю, открыв дверь в клуб.

– Ты знаешь, что я имею в виду.

Когда завожу ее внутрь, она начинает говорить тише, потому что на нас обращают внимание.

– Все подумают, что я завербовала тебя в банду или типа того, – цедит Аро сквозь зубы.

Заметив свободный столик, тащу ее туда.

– Не типа того. Это банда, Аро.

Люди смотрят на нас, пока мы проходим мимо их столов, и она недовольно стонет. Мои друзья и бывшие одноклассники отрывают глаза от своих телефонов, отворачиваются от еды. Их взгляды падают на наши сцепленные руки.

Я отодвигаю для Аро стул. Она плюхается на него, скрежетнув подошвами по кафелю, после чего достает меню.

Сдерживаю смех. Вообще-то я бы не отказался от пиццы. Или отвез бы Аро прямиком в башню, чтобы опять остаться с ней наедине, но Ривзу уже известно, что он у меня на крючке, с его стороны будет глупо преследовать нас. Мы свободны, и я привел Аро на ужин туда, где все увидят нас вместе.

Как только я сажусь, к нам подходит Аннабель Фой. Положив на столешницу подставки для напитков, она говорит:

– Привет, Хоук. Средняя прожарка, гауда, соус?

Я киваю, а Аро бросает на нее презрительный взгляд, поджимает губы и всовывает свое меню между бутылкой кетчупа и держателем для салфеток.

– То же самое, наверное, – бормочет она.

На сей раз я не сдерживаю улыбку. Мне нравится, когда Аро ревнует.

– Два лимонада, – обращаюсь к Аннабель.

Кивнув, та уходит, а я откидываюсь на спинку стула и накрываю ладонью руку Аро, лежащую на столе.

– Теперь ты тоже знаешь, какой бургер я обычно заказываю, – поддразниваю ее.

– Без разницы.

Меня не должна привлекать ее территориальность, но подобная реакция означает, что она боится меня потерять. Это мне нравится. По той же причине я не рассказал ей, что нам больше ничего не угрожает, добыв улики против Ривза. Я просто хотел побыть с ней еще один день. Может, два.

Я переплетаю наши пальцы, восхищаясь руками Аро. Какие они маленькие и гладкие. Отчасти я ожидал, что они будут сделаны будто бы из железа и наждачки, учитывая то, чем она занимается.

Поглаживаю бугристый шрам на внешней стороне кисти, продолжение которого скрывается под рукавом ее серо-черной фланелевой рубашки.

– Как это произошло?

– Не хочу об этом говорить.

Девушка отдергивает руку. Глядя на нее, едва замечаю Аннабель, поставившую стаканы с лимонадом на стол. Аро распаковывает свою трубочку, вставляет ее в напиток.

– Хьюго, Николас и Аксель знают? – настойчиво интересуюсь я.

Она смотрит мне в глаза.

– Никто не должен знать тебя лучше меня, – говорю ей.

Я понимаю ее нежелание обсуждать это, однако она говорила о случившемся. Аро не рассказывает мне, потому что ей стыдно делиться со мной подробностями своей жизни. Перед своими приемными братьями девушка не стеснялась. Так дело не пойдет.

– Моя бабушка, – наконец отвечает она. – Мать отца. Она устала от того, что мои рубашки постоянно мялись. Однажды в воскресенье перед церковью она потеряла терпение и погладила рукав прямо на мне.

Вновь опустив взгляд на шрам, понимаю, что манжета рукава не перекрывала бы кисть настолько низко. Я представляю женщину, удерживающую кричащую Аро.

– Господи Иисусе. – Делаю глоток лимонада. – Сколько тебе тогда было?

– Семь.

В семь лет я расстраивался из-за того, что у меня нет бабушки и дедушки. Во всяком случае, кровных, хотя мама Джареда и папа Мэдока с лихвой их заменили.

Папина мать бросила его в раннем детстве, его отец сидел в тюрьме. А моя мама никогда не позволяла мне навещать свою мать без присмотра. Она говорила, бабушка была нестабильна. Сейчас я благодарен им за защиту. Они на собственном опыте убедились, насколько плохими бывают родители и что нам лучше без них.

– Все в порядке, – уверяет Аро. – Я все еще помню боль, только с тех пор я больше с ней не виделась, так что это хорошо. Мама в тот раз встала на мою сторону. – Девушка грустно улыбается. – Устроила этой суке разнос.

Слезы в ее глазах едва заметны.

– Шрам выглядел не так страшно, но со временем стало хуже. По мере моего роста кожа растягивалась, полагаю, и стала неровной.

– Где был твой отец?

Она делает вдох и выдыхает.

– Он ушел на флот до того, как мне исполнился год. Мама говорила, мы с ним виделись несколько раз после этого, правда, я не помню. Он напился и погиб в автокатастрофе на Гавайях, когда мне было девять лет. Там он служил.

Я держу ее за руку, думая о том, как повезло мне и моим кузенам. Как повезло Куинн. Но у наших родителей, наравне с Аро, жизнь была не такая замечательная. Джаред и мой папа были обделены вниманием и подвергались физическому насилию. Тетя Тэйт потеряла мать, а моя мама была очень одинока. Ужасно одинока, пока не встретила отца.

Они обрели счастье, потому что нашли друг друга. Люди спасают людей.

– Тебе когда-нибудь было больно? – спрашиваю я.

Аро пожимает плечами.

– Есть кое-какие повреждения нервов, поэтому некоторые участки утратили чувствительность, но рукой я могу пользоваться в полной мере.

– Нет, – произношу мягким тоном. – Я имею в виду, тебе когда-нибудь было больно?

Она резко поднимает глаза, и я пристально смотрю в них. Я поделился с ней своими переживаниями из-за проблем с девушками, рассказал о том, что паниковал каждый раз, когда кто-то хотел интима, из-за чего не мог заняться сексом. Аро точно знала, что нужно делать. Она просто осталась рядом. Прикасалась ко мне. Не принуждала ни к чему.

Мне хочется узнать все.

Уголки ее губ приподнимаются в улыбке.