Мальчишка, что посмел мечтать

— Что настолько делать нечего?

— Да. Особо и нечего. Пока ничего не видно на горизонте, даже очертаний хоть чего-то интересного.

— Тогда давай, до завтра. — чуть похлопала по плечу Мери и встала из-за стола.

— И куда ты?

— На свой корабль. Может, потренируюсь, может, посплю, а может и выпью. До завтра, Эдвард.

— До завтра. — лениво махнул рукой капитан.

Вскоре и Мери скрылась из поля зрения Эдварда, а он в свою очередь осматривал каждый дом, каждого человека, что ходил здесь. Джонсон провел много времени, рассматривая Тортугу изнутри. Деревушка и задумка Тича так ему понравилась, что молодой капитан остался в Тортуге до второго февраля 1715 года. Иногда вблизи Гаваны и Тортуги «Пандора» грабила испанские и английские фрегаты, разбавляя однотонность каждого своего дня.

Глава 26: «Начало долгого пути»

2 февраля 1715 года.

Зима в карибском море совсем не такая, какая она есть за другой частью Атлантики. Здесь не выпадает снег, температура не опускается ниже пятнадцати градусов выше ноля. Многие приплывшие сюда иногда путаются в месяцах, ведь невозможно для них отличить лето от зимы или весну от лета. Правда, море немного холодней, чем обычно.

Эдвард просыпается рано утром от крика чаек, которые будто бы в одной каюте с ним. Юноша медленно раскрыл глаза и, к своему удивлению, посмотрел на небо, в котором над ним кружились пернатые. Капитан всю ночь смог проспать на пальме, что росла под углом. Верхушка пальмы, где и росли кокосы, находилась всего в двух метрах над землей. Это и позволило Эдварду свесить ногу и уснуть. Джонсон встал на песок и осмотрелся. Лазурная вода волнами чуть касалась его сапог. На этой же пальме спал и Рей, вцепившись в кокос почти на самой вершине. Эдвард опустился на колено, зачерпнул немного воды с песчинками и умылся. Вытер свое мокрое лицо локтем, развернулся лицом к Рею и медленно начал к нему подходить. Подойдя к пернатому слегка постукал пальцем по его голове.

— Вставай. Утро уже. — Рей лениво открыл глаза и уставился на своего хозяина. — Пойдем, поедим. — чуть с хрипотцой проговорил юноша и направился в сторону таверны. — Рей! — попугай отцепился от кокоса, поднялся в воздух и подлетел к Эдварду. — Просыпайся уже. — уселся на плечо и уставился на него сонными глазами, чуть моргая. — Позавтракаем и снова поспим. Не беспокойся. Как обычно. — почти два года идет путешествие юного капитана. А он почему-то прожигает время?

Вскоре сонная парочка подошла к таверне, поднялась по лестнице и уселась за столик. Рей спрыгнул с плеча на стол и встал напротив юноши. Вскоре к капитану подходит жена владельца таверны, что работает здесь официанткой.

— Доброе утро. Что закажите? — приятный женский голос, с легким бархатом стал ласкать слух.

— Доброе. — а вот этот голос скорее напоминал человека после гуляний, нежели одного из лидеров этой прекрасной деревушки. — Мясо с овощами есть? Говядина там?

— Есть. Принести?

— Да. И еще кружку пресной воды и жареного краба.

— Что-нибудь еще?

— Пожалуй, нет. — после этих слов Рей начал показательно прыгать по столу и немного размахивать своими великолепными крыльями. — И пшена полкружки.

— Хм. — официантка посмотрела на пернатого голодающего, а затем перевела свой взгляд на отрешенного Джонсона, что без интереса разглядывал пейзаж перед собой. — Хорошо.

Через несколько минут на столе уже были заказанные блюда. Эдвард взял кружку с пшеном и немного рассыпал перед Реем, он в свою очередь начал жадно их клевать.

— Вот поешь. Интересно который час? — капитан чуть откусил хлеба, потянулся за часами, открыл крышку и посмотрел на циферблат. — Еще семь часов утра, а мы уже на ногах. — и вновь взгляд упал на пернатого друга. — А теперь и я к трапезе приступлю. — и вновь откусил немного хлеба.

Вскоре брюнет съел все, что заказал и с полным желудком откинулся на спинку скамьи и медленно вздохнул. Рей же выклевав половину кружки, грохнулся своей пятой точкой на стол, смешно кряхтя от этого. Но ненадолго его хватило, тушка чуть завалилась и упала на бок. Ладно бы встать, но эта довольная морда улыбалась и наслаждалась бытием.

— Эх. — Вздохнул капитан и вновь завел диалог с птицей. — Хорошо мы с тобой покушали. Еще как. — аккуратно положил на живот руку и начал слегка постукивать.

— Что позавтракали удачно? — спросил Вейн, что только-только поднялся по лестнице.

— Какими судьбами, Чарльз?

— Да такими же, как и ты. Поесть пришел. И поговорить.

— Заинтриговал. Тогда присаживайся.

— Мне пять жареных крабов, кусок отлично прожаренного мяса, хлеба и кружку вашего фирменного.

— А меня рассчитать! — чуть вытянул руку вверх Эдвард с улыбкой смотря на барную стойку. — Давай говори. зачем пришел? — Вейн уселся напротив и аккуратно переложил лежачего Рея поближе к Эдварду.

— Я совсем недавно беседовал с Мери. И знаю про «Сокровищницу Рамсеса». Не беспокойся, Эдвард. Джека со мной не было, да он бы и не поверил. — интересно как смог считать беспокойство Вейн с неподвижного лица Эдварда или же эта фраза была лишь знаком вежливости. — Как продвигаются дела по поиску?

— Я вовсе не жадный человек по натуре. — ответил было капитан, поглаживая пернатого. — Но можно ли тебе доверять? Ну, мало ли ты решишь всадить мне нож в спину.

— Я вижу, что ты вообще обо мне ничего не слышал.

— Давай тогда перейдем к твоей истории жизни.

— Без проблем. Про тебя-то я уже все знаю, но хотя бы то, что было в этом море.

«Я рос в бедной семье. Отец работал на плантации, а мать-то дома без дела сидела, то где-то на улице пропадала, то спала. Наступили тяжелые времена, которые стали ключевыми в моей истории, так скажем, еды у нас вообще не было, и мне приходилось воровать. Я обчищал лавку за лавкой, иногда удавалось нажиться на повозках и обозах. После очередной своей вылазки я принес много еды, что должно было хватить на неделю. Мать была в восторге, прыгала от радости, обнимала эту кучу еды, а потом взяла всю еду, оделась и ушла из дома. Отца, к сожалению, тогда не было дома, как всегда, работал. Мне тогда было всего лишь лет семь, но уже тогда я понял, что дело тут не чисто. Я решил проследить за собственной матерью. Пару кварталов и вот, я увидел, куда она все время ходила. У нее оказалось был любовник, у которого от нее двое маленьких детей. Я даже объяснить не могу, почему ни я, ни отец не восприняли ее тогдашнее ожирение за беременность. Мы постоянно пропадали-то на работе, то на улице. Чуть позже я выяснил, что никто из них не работал. Вся эта «семейка» питалась за счет труда моего отца. Меня это взбесило, ничего не придумав, я пришел на плантацию к отцу и все ему рассказал. Он несколько минут вымещал злость на старом сарае, что доверили ему снести. Ломал доски голыми руками тогда и пробивал стены этого сарая кулаками. И перед своим уходом он наклонился к моему уху и прошептал.

«Чарльз, я должен сказать тебе правду. Мать не хотела тебя рожать. — тогдашние слова отца стали для меня не то роковыми, что делали больно с каждым слогом, не то лекарством, благодаря которому я смог откинуть от себя противного человека. — Теперь я понимаю почему. — видимо тогда он похвалил мою любознательно и сообразительно, а может и нет. — Она хотела утопить тебя, как только ты родишься на этот свет. Я не позволил. До трех лет она тебя ненавидела. Тебя даже на руки брать не хотела, а годам к пяти видимо свыклась с мыслю и перестала тебя замечать просто. Я понимаю это твоя мать и ты ее…»

Я не дал отцу договорить, и своим тогда детским, но откуда-то возникшей смелостью, голосом сказал.

«Нет. Я не люблю эту тварь. Она отдала всю еду, что я достал своим ублюдкам. Сейчас я ощущаю лишь одно чувство к этому человеку — ненависть. Отец, у меня есть лишь ты, ты один.»

Папа меня обнял и прошептал важные для меня будущего слова: «Не делай такую ничтожную личность достойной своей ненависти. Ненависть — сильное чувство, питаемое людьми как минимум к равным себе.» После этого мы молча пошли домой. Естественно, мы не застали мою мать там. И папа решил действовать. Я увидел, как он взял топор из кладовки, наточил его и замотал тряпками.