Мальчишник
Шрифт:
Уважаемая редакция! На фасадах некоторых зданий нашего города мы видим мемориальные доски. Ясно, это исторические памятники. Но сам дом находится в ведении предприятия или учреждения. Кто заботится о сохранности таких исторических ценностей, следит за их состоянием?
Доски об охране государством дома Лермонтова пока что нет. Надеемся, появится. Вы всегда сможете спросить об этом Дину Афанасьевну
МАСТЕРИЦЫ ГОБЕЛЕНОВ
В каждый приезд в Ленинград мы с нашей ленинградской знакомой Аллой Дмитриевной Загребиной наведываемся к трем мастерицам гобеленов на улицу Красную, бывшую Галерную, в дом № 47, где дальше, по бывшей Галерной, была квартира Пушкина.
Гобеленщицы Инна Рахимова, Наташа Еремеева и Марина Ганько.
У них мастерская. Сейчас в ней была натянута основа для гобелена, размером в театральный занавес. Мы были и в их прежней мастерской, помещавшейся совсем недалеко от Мойки на улице Желябова. Имелся выход на крышу. На крыше мы стояли и смотрели на город, на Мойку, на последнюю квартиру Пушкина.
Мастерская на Красной тоже на самом верхнем, четвертом этаже. И тоже совсем недалеко от квартиры Пушкина — но первой семейной в Петербурге, дом № 53. В мастерской — эскизы, наброски, рисунки, старинные костюмы, убранства, корзины с клубками разноцветных бумажных ниток, шерсти, вигони, мотками золотого и серебряного шнура, тесьмы. Кресла по углам, покрытые кусками гобеленов. Комод. На комоде — искусно сделанные из накрахмаленных кружев шкатулки. Большой круглый стол, заваленный обрезками бумаги, металлическими линейками, коробками с красками, банками и баночками, из которых торчали кисти, ножницы, цветные карандаши, гусиные перья, костяной нож для разрезания бумаги. На краю стола — кофейник, окруженный чашками, раскрытые пачки вафель и печенья: в этой мастерской работают три молодые женщины с длинными и сильными пальцами арфисток. Труд их ручной, тяжелый и древний. Они сами готовят пряжу, сами создают эскизы гобеленов, сами работают над ними до последнего, скрепляющего уже готовый гобелен узелка.
Перед спущенной с потолка основой гобелена находятся леса, похожие на те, которые применяются при строительстве домов: художницы поднимаются на них и «строят» свои огромные произведения — продергивают между вертикально натянутыми с помощью отвесов струн основы будущего гобелена клубки цветных, подобранных по рисунку, ниток и потом металлическими гребенками плотно сбивают их, «соединяют воедино». В день удается сбить, «соединить» до пяти-шести сантиметров по всей длине гобелена. Устают пальцы, глаза, затекает спина. И, тогда, спустившись с лесов, можно включить легкую музыку и легко подвигаться под ее такты или сесть на диван, на который из верхних окон стелется светоносная дорожка, и расслабиться на неярком балтийском солнце. Взять вафлю или печенье и поглядеть на работу со стороны — как получается. Помассировать пальцы или поводить по ним, по самым кончикам, губами.
Мне, как всегда, было дозволено взобраться на леса и тоже и на этот раз попробовать силы в работе: создавался гобелен, который должен был действительно служить театральным занавесом в театре имени Навои, в городе Навои. Рядом стоял картон с рисунком, и можно было представить себе, каким гобелен-занавес будет в окончательном виде.
Гобелены этих художниц висят во многих городах страны, и, конечно, в Ленинграде. Плывут по Неве парусные корабли, скользят гребные лодки, сверкает шпиль Петропавловского собора — «Красуйся, град Петров…».
Один из последних гобеленов работы Инны, Наташи и Марины находится в гостинице «Москва».
Я сказал Инне:
— Сделайте на тему «Пушкинско-лермонтовский Петербург»: Мойка, Зимняя канавка с мостками, Демутов трактир, Дворцовая площадь.
— Места Пушкина.
— Места и Лермонтова. С того дня, как привезли с Черной речки Пушкина. Сделайте их двоих в решающий час.
— Что вы называете решающим часом?
— День смерти Пушкина.
Мы сидели с Инной за круглым столом. Наташа с Мариной продолжали работать на лесах, и под их пальцами выплывали яркие детали
восточного орнамента, крашенные в цвет померанцевый и сандаловый синий.— Подарите год или сколько нужно — два года двум поэтам.
Я знал, что Инна, Наташа и Марина уже загружены заказами на несколько лет.
— Очень серьезная работа, — сказала Инна, тихо водя по скатерти гусиным пером, которое она вынула из банки с карандашами и костяным ножом.
— Конечно, — кивнул я.
— Пушкин и Лермонтов… — повторила Инна. — И наш город.
— Да. Именно так.
Спустились с лесов Наташа и Марина. Сели на диван на светоносную дорожку: наступил перерыв «на кофе», и приготовить кофе должна была Инна. Но я ее отвлек разговором.
Вика воспользовалась паузой, взяла аппарат и начала всех снимать: это для нашей фотозаписной книжки. В фотозаписной книжке набралось уже много интересных снимков: винотека, или энотека, пушкинский кипарис в Гурзуфе, Карасан, «Амур и Психея» в Летнем саду, царскосельская дача, квартира Дедиковых-Ярмолинских. Ангелы на потолке комнаты линотипистки Дины Афанасьевны Васильевой. Стеклянный стакан работы XIX века и стеклянные парусные корабли на нем. Дом, где «у тещи на чердаке» жил Владимир Одоевский, и вот теперь мастерицы гобеленов.
Только что из Ленинграда позвонила Алла Загребина и сообщила: открылось в помещении бывшей кондитерской Вольфа и Беранже Литературное кафе.
«Проект его создавала Зоя Борисовна Томашевская, доцент Высшего художественно-промышленного училища имени В. И. Мухиной, дочь известнейшего ученого-пушкиниста Б. В. Томашевского. Она ставила своей задачей не буквальное восстановление старого интерьера, а скорее воссоздание духа пушкинского времени. Поэтому посетители видят здесь огромный гобелен, на котором выткан книжный стеллаж, сразу вызывающий в памяти кабинет Пушкина в его последней квартире. На фоне книг — лира, увитая розами и лавром. Зал освещается мягким светом ламп под зелеными абажурами, и мы вспоминаем литературное общество «Зеленая лампа», членом которого был молодой Пушкин… В углу — рояль: гости кафе слушают музыку пушкинской поры. Первые посетители увидели в зале выставку «Пушкинский Петербург», подготовленную Всесоюзным музеем А. С. Пушкина. На старинных гравюрах — пейзажи города, фрагмент «Панорамы Невского проспекта» с изображением кондитерской».
У меня состоялся разговор с Зоей Борисовной Томашевской.
— Проект кафе был одобрен писателями, художниками, композиторами. Обсудила его общественность. Все, казалось бы, обстояло хорошо, — начала рассказ Зоя Борисовна. — Но, как во всяком сложном деле, возникло и первое препятствие. Причем сразу же, как только я захотела непосредственно приступить к работе. Лестница на второй этаж… Она была в здании слева от входа, что совершенно не годилось, потому что не создавалась так называемая благоустроенная высота. Не возникало нарядного объема. Лестницу требовалось перенести на правую сторону, чтобы она именно благоустроенно и нарядно связала бы два объема. Я сразу же довела свое мнение до руководства строительством. Мне перенос лестницы запретили, сказали: не пускайте пузыри. Точно эти слова. Тогда я отказалась от работы, от своего проекта. Я во что бы то ни стало хотела воссоздания пушкинского времени, а это — свободный нарядный объем, а не прилепленная, уродовавшая помещение лестница от размещавшегося здесь в последнее время канцелярского магазина. И работа над воссозданием кафе-кондитерской остановилась. Но, — подчеркнула Зоя Борисовна, — не по моей вине. Шло время. Кафе было, что называется, брошено. Настежь распахнутые окна. В комнатах гулял ветер, ворошил строительный мусор. Я не выдержала и однажды, сквозь окно, влезла в кафе. И поразилась: «канцелярская» лестница исчезла. Ее уничтожили. Сделал это мальчик. Да, совсем молодой строитель, именно — мальчик. Обрушил ее. Сам. Один. Вот такой молодец. Мне он сказал: «Я же лично не получал от руководства запрещения на это…» И вот потом, при новой парадной лестнице с большим, тоже устремленным в высоту, светильником, и возникла нарядная высота на два зала. То, чего я так добивалась. А сколько я натерпелась с потолком нижней комнаты, где сейчас два маленьких гобелена!.. Один — посвящен декабристам, другой — войне 1812 года.