Маленькое путешествие

Я подтянула поближе к сердцу рюкзак, и удостоверившись, что портрет рядом - отправилась в объятья Морфея.

Как назло, мне не спалось. Сознание томилось где-то на грани, и мозг усиленно пытался соотнести данные.

Портрет, который меняет людей. Но меняет только в плохую сторону - я не видела, чтобы у кого-нибудь отрасли крылья или появился нимб над головой. В то же время Амбруаз дал четко понять, что в моих руках портрет - в безопасности.

Стоит ли его вести в Москву? Если рассуждать рационально, то нет. Я не буду всю жизнь бродить с рюкзаком, мало того, я не подписывалась таскать двух килограммовый портрет по чащобам и весям. А если меня на свидание пригласят?

Амбруаз... Чем больше думаю, тем страннее мне все это кажется. Такой сильный маг, он смог остановить время, вернуть первозданный вид людям... и не в состоянии охранять сам портрет? Да ла-а-дно.

Теперь я не сомневалась, что тот дом, в который я так опрометчиво зашла, принадлежал Амбруазу. И интуиция подсказывала, что разноцветный островок, привлекший мое внимание, не совсем Франция.

Разум буксовал и начал выдавал фантазии, одна хлеще другой, все фэнтезийного уровня. Но ничего не поделаешь! Глубоко в душе я была уверена, что такого переулка, круглого, как стенки колодца, в реальной жизни не бывает.

Получается, Амбруаз специально отдал портрет мне, чтобы тот пошел в народ? Но зачем? Ведь он представляет опасность для всех, кроме меня.

Почувствовав, что зашла в тупик, заворочалась.

Кажется, я что-то упустила из вида...

Чувства и ощущения сказали мозгу заткнуться и перестать терзать измученное существо, то есть меня, сомнениями, так что вскоре я упала в теплую и нежную пелену, и оказалась в знакомом городе мечты футуристического художника...

Я иду по нежно-серому асфальту и напеваю песенку. Почему-то у меня другое мироощущение и я знаю, что все вокруг - правда. И дома, серой лентой устремляющиеся ввысь, и мужчина, идущий мне на встречу.

Сердце радостно заходится в стуке: Амбруаз. Только у него волосы короче, чем обычно, и сейчас больше похожи на земное каре. А еще он моложе и... веселее.

Он хватает меня за руку, дергает вверх, и мы взлетаем.

Это так неожиданно!

Ветер ударяет в лицо, мы стремительно несемся вверх, вперед, в манящие дали. И все было бы хорошо, но мне нечем дышать. Я дергаю рукой, чтобы подать знак Амбруазу, но мы несемся дальше, вверх, в темно-синие облака, подальше от серого города и ненужных оков. Дыхание приходит в норму, и я наслаждаюсь полетом.

– Не знала, что ты умеешь летать, - восхищенно шепчу я, но он слышит.

Смеется. Просто, заразительно так, что становится легко на душе.

– Ты какой-то странный сегодня.

У него озорные глаза и сумасшедшая улыбка. Почему-то тянет улыбнуться в ответ и вздохнуть полной грудью.

И тут я понимаю, в чем странность.

Он слишком легкий и податливый, чтобы быть настоящим Амбруазом.

Я замираю, и, чуть приоткрыв рот, внимательно рассматриваю спутника.

Улыбка медленно сползает с его лица, и уже серьезным голосом он спрашивает:

– Увидела?

Медленно киваю.

– Можно открыться?

Сердце замирает от предчувствия чего-то жуткого. Это жуткое разрастается в груди, как сорняк, и удушающе хватает за горло. Но голова делает кивок, и вот я уже затихаю, стараясь не дышать и не пропустить главное...

Он хватает меня за вторую руку и кружит.

Вдалеке садится солнце. Кажется, осень сейчас ранняя, потому что оранжево-золотые всполохи еще видны на темно-синем небе.

– Ам-бру-аз, - пытаюсь остановить его, но он кружит, кружит, не останавливаясь, и в этом вихре красок мне кажется, я что-то замечаю.

Другие черты, другое лицо. А может, это и не лицо, а всего лишь тигриная морда...

Испуганно охаю и отпускаю руки. Ракетой, бомбочкой, калошкой - я лечу вниз. Ветер свищет в ушах, коса неприятно трясется где-то рядом.

Амбруаз с лицом того самого Амбруаза, которого я знаю, разочарованно вздыхает. Он не пытается меня поймать, а просто смотрит, как я падаю.

И, что удивительно, меня не волнует, что происходит со мной, что будет дальше, потому что в этот момент я вижу только его глаза - уставшие и печальные, будто вынесшие и пережившие всю печаль мира...

– Какого лешего? ...

Я просыпаюсь и лихорадочно пытаюсь понять, что это было. Вокруг - сонная тишина и ночь. С диванов доносится храп, а с пола у ванны - бульканье.

Рука самопроизвольно тянется к рюкзаку. Не открывая, щупаю портрет. На месте. Хорошо.

Но почему, почему я второй раз вижу во сне Амбруаза? Я не загадывала желание увидеть жениха на новом месте, и беседки, навевающей воспоминания или ложные фантазии, рядом нет.

Приснится такое - матрасом не отмахаешься.

Амбруаз - слишком таинственная и сильная личность, чтобы испытывать к нему что-нибудь. Это - бесполезно. Зачем ему я? А разбитое сердце - совсем не тот сувенир, который хочу привезти из Франции.

Я тихонько встала, чтобы не разбудить всю эту братию, и направилась на кухню. Попью водички, авось бешено стучащее сердце успокоится, и дальше мне приснится что-нибудь по-настоящему романтичное.

Но не успела я взять стакан, как сзади послышалось едва слышное шебуршание.

Я дернулась с графином и чуть не облила себя с ног до головы.

– Ты поедешь завтра голой?
– Эрл стоял под шторкой.

Его глаза, итак через чур зеленые, отсвечивали не хуже фонариков, и почему-то сейчас, в тишине спящего дома, мне сделалось страшно.

Ведь я, по большому счету, совсем не знаю это существо. И мне совершенно не понять его целей и желаний: если он может так много, почему занимается такой ерундой - охраняет невзрачную меня.

– Вот что мне в тебе нравится, - Эрл прошествовал внутрь кухоньки, - это самокритичность. Приятно послушать. Моей расе это не свойственно.

– Почему?

Как завороженная, я смотрела в эти огромные изумруды и млела: как далекие звезды из далекой галактики они мерцали, звали навстречу приключениям и любви.

– Для тебя так важно любить?

– Это тоже не свойственно вашей расе?
– как под гипнозом произнесла я, и только потом спохватилась, ЧТО я сказала.

Кровь прилила к щекам и я замахала руками, опять чуть не облив себя водой.

– Я не имела в виду...

– Да понял, - Эрл внезапно обхватил мою талию хвостом, - У нас все немножко по-другому, и как такового понятия любви нет.