Мальтийское эхо

Паром отошел уже метров на 200 от причала, а Игорь все стоял и махал рукой. Как хотела Вера Яновна. И как хотел бы он, чтобы в его жизни появилась женщина, которая махала бы ему рукой, ждала, а он стремился бы к ней. И тоже махал рукой при кратком расставании с ней. И как хотел бы он не хотеть этого. Чтобы не вляпаться снова в… не попасть в капкан ложных отношений, гнилых связей, просто вранья. Люди держат в руках хрупкую чашу их отношений. И вдруг волнение, обида… руки задрожали… А ведь так бережно вместе держали свой сосуд любви.

А корабль плыл. И тянул за собой новую невидимую нить, что соткалась тут, на Сицилии, и вплетётся в бесчисленную паутину других нитей. Они будут наматываться в клубок. И кто-то любознательный, может он станет называть себя историком, начнет попытки распутывать нити.

А для Веры Яновны и Андрея Петровича, да и для всех путников, отплывающих на пароме, шел обратный отсчет. Дальше от берега… дальше… и вот видимость земной тверди становится нулевой. Но начинается приближение к Новому…

— 25 -

— «Рукописи не горят», барон. Вам бы следовало об этом знать, — вдруг донеслось откуда-то сверху, из крон платанов.

Гомпеш вздрогнул от неожиданности. Совсем рядом с ним стоял человек в черном плаще. В руках он держал шпагу. Это был тот самый… тот самый… из его тяжелых сновидений.

— Кто вы? Как подошли сюда незаметно? Калитка закрыта, а на тропинке секунду назад никого не было! Такая полная луна! Я бы… Или вас нет… и это из-за моей… душевной болезни?

— Я вижу, барон, вы узнали меня, — грустно улыбнулся «тот». — Люди всегда узнают меня.

— Что вам нужно?

— Называйте меня мессир, — он стал строг, и голос приобрел гулкость эха. — Да, вы больны и я иногда навещаю ваше подсознание… ночью… во снах.

Барон с трудом, на подломленных коленях поднялся со стула, опершись рукой на край перил крыльца.

— Мне от вас, барон, ничего не нужно. Я лишь хочу полюбопытствовать: зачем вы раздвоили Пергамент и Укладку? — мессир достал из под плаща футляр. — Какая безумная наивность! И невежливость! Это, — он показал на Укладку, — моя вещь!

Барон, конечно, понял, что разговаривает с Сатаной. Но вот наяву ли? Или во сне?

— Я хотел… я должен уберечь христианский мир от Зла!.. от Тебя! — барон снова опустился на стул, бессильно, едва не промахнувшись мимо.

Сатана рассмеялся:

— Вот… свою задницу и этот стул вы не способны уже соединить!

Гомпеш возмущенно замахал руками и зашевелил губами, но мессир остановил его телодвижения ударом шпаги об пол.

— Мне не лгут! Ты, Фердинанд фон Гомпеш, бывший великий магистр, хотел «усидеть на двух стульях», угодить «и вашим и нашим». Да, ты всегда себя считал хитроумным и отличался осторожностью. И вот теперь твоя болезнь — раздвоение личности. Типичнейший случай.

— Но Орден был в опасности и погибал! Что нам нужно было делать?

— Что должен делать рыцарь? Драться!

— С Наполеоном? — Гомпеш опять вскочил и шевелил губами, подыскивая наиболее весомые аргументы в свою защиту.

— Да, драться и погибнуть! — глаза мессира пронзали барона насквозь, будто его шпага.

Барон еле стоял на ногах. Мутные от смятения и страха глаза его неотрывно смотрели на Укладку. «Откуда она у него? Он же раздвоил… Ах, это же Сатана, всесильный князь Тьмы…». Затем он перевел взгляд на шпагу мессира. «Пусть бы эта шпага наконец пронзила мою измученную грудь», — взгляд Гомпеша уже умолял об этом.

— Нет, барон! Эта шпага для избранных героев. А вы умрете сегодня другой смертью. Вы свернете себе шею!

Человек в черном плаще повернулся и стал удаляться, постепенно будто погружаясь в землю. Шпага его осталась воткнутой в камень. Барон своими бессильными уже руками схватился за эфес, пытаясь выдернуть шпагу, но она вмиг обернулась змеей и исчезла в траве.

Он, покачиваясь и держась рукой за сердце, направился в свою хижину. Прилег на кровать. Нужно поспать, а с рассветом пойти на море, чтобы наловить немного рыбы.

Но сну не суждено было хоть чуть-чуть успокоить душу. Мысли и память бестолковой и беспорядочной чередой терзали мозг.

Великим магистром Ордена госпитальеров рыцарь Гомпеш, австриец по национальности, был избран в 1797 году. Он — представитель германского ланга, и в силу союзнических отношений между Россией и Австрией такой выбор казался благоприятным в политической борьбе с Францией. Ведь Наполеон уже в 1796–1797 годах провел итальянскую компанию. В 1798 этот «гениальный выскочка» начал авантюрную компанию в Египте. Как Александр Македонский он планировал аж завоевание Индии. В том же 1798 флот первого консула Французской республики был у берегов Мальты.

Барон разражено вспоминал, что к моменту захвата Мальты Наполеоном в Ордене шел процесс разложения. Всякие попытки модернизации были безуспешны. Рыцари были ослаблены и «успокоены» и в моральном, и в военном отношении. Гомпеш неоднократно с гневом отчитывал и даже строго наказывал этих воинов-монахов за их уже нескрываемые связи с женщинами, невыполнение рыцарских обязанностей. Да, Орден позорно сдался Наполеону без боя, практически без сопротивления!

Барон вспомнил также, что когда еще был послом Ордена в Вене, он вместе с послом России на Мальте Псаро обсуждал невозможность сближения Ордена ни с Наполеоном, ни тем более с Францией. Те же мысли он высказывал и графу Литте.

Уже тогда Гомпешу было ясно, что все эти беседы весьма и весьма «дипломатические». Ситауция в Европе становилась крайне сложной и запутанной. И Россия, православная империя, вплоть до августа 1798 года главной защитницей, а тем паче спасительницей католического Ордена, никем не рассматривалась.

«Кровный замес» каждого игрока мог отразиться как угодно и в политической игре. Взять хотя бы Литту. Он — сын генерального комиссара австрийской армии, внук неаполитанского вице-короля. А эта его любовь к жене русского посланника в Неаполе. Это потом она овдовеет и Литта в 1798 женится на ней. И вообще он постепенно «обрусеет».

Незадолго до избрания великим магистром, когда 52-летний Гомпеш занимал должность великого приора Бранденбургского, Австрия и Франция подписали мирный договор, и вот через год наполеоновские войска беззастенчиво грабят Мальту. Из Дворца великого магистра, из собора Св. Иоанна исчезают драгоценные реликвии, которые Орден восемь веков тщательно собирал и берег. Гомпешу Бонапарт обещал командорство в Германии и 300 тыс. франков ежегодно. Позже барон узнает, что б'oльшая часть награбленного затонет в Средиземном море, когда Нельсон потопит перегруженный сокровищами «Орьян». Но были и слухи, что французы успели почти все выгрузить в Египте.