Малышок

–  Сто шестьдесят пять процентов, - подсказал Павел Петрович.

–  Вот видишь, - омрачился Костя.
– А мы нынче при одном отделочном да при трех черновых, коли нажмем, сто девяносто, а то и двести процентов даем…

–  Значит, получается, что если вы один из двух новых «Бушей» превратите в отделочный, он будет не загружен и процент выработки по бригаде снизится?

–  Выходит, так, - вздохнул Костя.

–  Все идет к одному, - сказал Сергей Степанович.
– Нужно, чтобы два новых «Буша» стали черновыми и чтобы на участка по-прежнему был один отделочный станок. Вот вам головоломка, товарищ Балакин.

–  Тогда ладно получится! Севолод считал… Он проценты знает… - быстро заговорил Костя.

– Норма на шесть станков сто двадцать «труб», а мы с пяти черновых двести пятьдесят верных обдирок снимем. Двести десять, а то и больше процентов дадим.

–  Жадный человек Малышев, - сказал Павел Петрович. Костя смутился: он знал, что жадным человеком быть нехорошо, и насупился.

–  Павел Петрович не в осуждение тебе говорит, что ты жадный, - успокоил его Сергей Степанович.
– Жадность бывает разная. Если человек хочет себе больше заграбастать, это самое подлое чувство. Человек делается зверем. А для нашего государства нужно быть жадным. Очень жадным нужно быть, за каждую лишнюю штуку продукции драться. Сейчас надо быть жадным для фронта, а когда разобьем фашистов и возьмемся за строительство коммунизма, будем стараться для коммунизма… Жадность для себя делает человека трусливым, подлым, а забота о государственном добре создает героев труда. Вот и будь таким!

Все это Костя понял и обрадовался, что он жадный так, как нужно.

–  А теперь посмотрим, что можно выжать из отделочного станка и согласится ли он давать почти в два раза больше, чем сейчас, - сказал Павел Петрович.

Началась самая ответственная часть консультации, и до самого конца парторг сидел возле Кости, поглаживая здоровой рукой свою раненую руку и поддерживая Костю, когда Павел Петрович восклицал:

–  Нет, чего он хочет, чего он хочет, этот разбойник! Но надо думать, надо думать!

И инженер снова брался за карандашик или перелистывал справочники.

–  Беги говори с товарищами, Малышев, - сказал Сергей Степанович, когда консультация пришла к благополучному концу.
– Смотри, мы вашей бригаде даем широкую дорогу! Смело идите вперед. Если что-нибудь понадобится, - поможем.

Косте не терпелось поговорить с Севой и Леночкой.

ВЫЗОВ

Вихрем влетел он за колонны и чуть не зарылся носом - так круто остановился. За колоннами были гости. Он увидел не только Зиночку, но и двух хорошо одетых молодых людей в новых черных пальто, в одинаковых кепках и в блестящих галошах. Издали Костя и не узнал бы Мишу Полянчука и Мингарея Бекирова, но тут он узнал их сразу, только не понял, зачем они явились. Этого не знали и Леночка с Севой. На их лицах было написано: «Нам нисколько не интересно».

Гости поздоровались с командиром бригады за руку, причем Миша шепнул ему:

–  Держись, корешок!

–  Здравствуй, как поживаешь?
– спросил Бекиров.

–  Живой, - ответил Костя и приготовился слушать что-то очень важное.

–  Помнишь разговор на воскреснике?

–  Не забыл…

–  А я думал, что ты забыл, - усмехнулся Мингарей.
– Хвалился, что много деталей дашь, а сам мало «труб» точишь… А? Говорят, больше «труб» точить можно, только ты не стараешься.

–  Сколько обязались, столько даем, да еще приплюсуем.

–  Ничего, еще без буксира ходим, - через плечо бросил Сева.
– На Северном Полюсе кое-кто к буксиру больше привык.

–  Ой, не хвались!
– смеясь, ответил Мингарей.

–  А ты вообще не задирайся, Бекиров, - вмешалась Зиночка.
– Какой ты, честное слово!… Малышок, можно прервать работу на десять минут? Послушайте, что вам скажут полярники.

Все собрались у доски показателей.

–  Комсомольский привет тебе от филиальских ребят, Малышок!
– сказал Мингарей, сразу ставший серьезным.
– Мы тебя помним - ты парень боевой… Дело к тебе есть. Ты знатный командир, я тоже командир. Лучше твоей молодежной бригады на заводе нет, и лучше моей на филиале нет. Так вот: моя бригада вызывает твою бригаду на соревнование - работать для фронта как надо. Ты давай больше «труб», а мы будем давать больше паковок. Мы до Первого мая будем вахту стоять на самый высокий показатель, и вы стойте. А с Первого мая будем опять соревноваться до первого июля - кто первым выполнит свои полугодовые обязательства. Вот это наш вызов вам!
– Он расстегнул и широко распахнул пальто, точно ему стало жарко, а на самом деле для того, чтобы показать свою медаль «За трудовое отличие», и добавил: - Принимаешь вызов или испугался?

–  Это возмутительно!
– прошептала Леночка.
– Филиальские думают, что лучше их абсолютно никого нет!
– И стала протирать очки.

–  Действительно, испугал!
– не вытерпел Сева.
– Вот так испугал. Сейчас заплачем!…

–  Ребята, получается нехороший тон, - заявил Миша.
– Ты всегда азартничаешь, Мингарей! Разве соревнования для того, чтобы друг друга оскорблять? Соревнование для того, чтобы дать хороший пример или помочь. А ты налетаешь, как на футбольный мяч… Давайте обсудим по-деловому… Вот Малышок хочет сказать.

–  Ты на сколько будешь майскую вахту стоять?
– в упор спросил Костя у Мингарея.

–  На двести!
– гордо ответил Мингарей.
– А, Миша? Правильно говорю?

–  И мы на двести, - спокойно сказал Костя, обменявшись быстрым взглядом с Севой.
– А потом на сколько?

–  Потом?
– Мингарей чуть замялся, вдруг громко хлопнул кепкой по ладони и взглянул на Костю с торжеством.
– На двести двадцать будем стоять!… Верно, Миша?

–  Смотри, Мингарей!
– сказал Миша Полянчук.
– Опять в футбол играешь!

«На шести «Бушах» столько не взять!
– с отчаянием подумал Костя.
– Не дадут столько шесть «Бушей»!…»

–  Что скажешь, комсомолец?
– спросил Мингарей, прищурившись и сияя лукавой улыбкой.
– Где ответ?

–  Он еще не комсомолец, - внесла ясность Зиночка.
– Он еще не комсомолец, но, конечно, вскоре станет комсомольцем…

Сердце Кости подпрыгнуло, кровь бросилась в лицо. Впервые Зиночка Соловьева соединила его имя с большим, пылающим именем - комсомол; с комсомолом, который делал людей отважными бойцами. Он еще не был комсомольцем, но он уже стал им, когда проговорил:

–  До июля, коль нам еще станков дадут, будем работать на… двести тридцать процентов.

Наступила тишина. Зиночка и делегаты с Северного Полюса, удивленные, смотрели на Костю и его товарищей. Костя заметно побледнел, Сева опустил глаза, а Леночка снова стала протирать очки, зажмурив глаза и крепко сжав губы, чтобы не ойкнуть и не выдать своего ужаса.

–  Зарвался?
– тихо спросил Миша и положил руку на плечо Кости.

–  Если лишнее сказал, я не слышал, - свеликодушничал Мингарей.

–  Сказано слово!
– сердито ответил Костя.
– Слышал, так помни!

–  Ребята, - очень внушительно выступила Зиночка, - все это не шутки. Понимаете? Мы начинаем соревнование молодежи завода с молодежью филиала. Договор Бекирова и Малышева будет первым, а потом мы вовлечем в соревнование всю молодежь. Конечно, парторганизация поддержит нас только в том случае, если договоры будут серьезные, а не филькины грамоты. Нам не нужно детского хвастовства.

–  Понятно!
– сказал Миша.
– Так держать!