Мама для дракончика или Жена к вылуплению
Шрифт:
Посол эльфийской автономной области был при дворе Императора весьма интересным персонажем. Кроме эльфийского Леса, лишь Ледяные острова имели такого представителя в столице и то лишь потому, что территория эта была присоединена к империи совсем недавно, и имела своеобразные представления об управлении местными жителями: вместо герцогов, маркизов, виконтов и баронов там были выбираемые на коллективном сходе вожди каждого из островов, капитаны кораблей и воины их дружины. Система эта с имперской стыковалась плохо, пока условно дружинников приравняли к безземельным рыцарям, капитанов к баронам, а вождей — в зависимости от размера острова к герцогам, маркизам и виконтам. Центральная власть настаивала на том, чтобы эти титулы сделать наследуемыми и соблюдать иерархию, но на островах творилась с точки зрения империи настоящая вакханалия во власти. Вчерашний вождь-маркиз сегодня легко становился
В Эльфийском Лесу было еще сложнее с иерархией. Если среди людей легко отличить обычную кухарку от леди по неумению грамотно выражаться, пользоваться столовыми приборами и необразованости, то в Лесу грамотными и воспитанными были все поголовно, а многие простые эльфы могли фору дать некоторым провинциальным человеческим лордам. Хотя эльфы физически были не очень сильны, но очень выносливы и магически одарены. Не так сильно, конечно, как драконы, но их было и больше, чем драконов. Каждый эльф мог обратиться к силе Леса, их священной земли, и обратить ее против пришельцев, они не могли создавать сразу большие магические выбросы, но были чрезвычайно выносливы, их сила восполнялась так быстро, что казалось, что она практически неиссякаема.
Однако, еще эльфы прежде всего были философами, а не воинами. Вероятно, когда-то в долгой кровопролитной войне они могли бы отстоять свою независимость, но предпочли сохранить жизни своим солдатам и пошли на переговоры. Эльфийский Лес — огромная лесистая территория, в которой прятались дивные дворцы и города, которых невозможно было увидеть с высоты драконьего полета — вошла в состав Империи, но сохранила автономию. Больше всего эльфы ненавидели насилие во всяком его виде, а также тех, кто его могут причинять: драконов и магов огня. Они панически боялись, что огонь уничтожит их священные рощи, которые для случайного человека ничем не отличались от простого леса в трех шагах левее. Поэтому попасть на территорию эльфов никому было нельзя, кроме тех, за кого личную ответственность возьмет на себя один из их народа. Причем, если гость решит разжечь костерок не в том месте, его просто изгонят из леса, а его «опекуну» грозила смертная казнь. А жизни свои эльфы любили до безумия и очень ценили, ведь впереди у них могли быть тысячелетия времени, которое они могли использовать для совершенствования в разнообразном творчестве или просто в мастерстве. Тонкое сплетение магии и рукоделия делали любые вещи, изготовленные эльфами, неповторимыми и великолепными, но о поставках этого богатства можно было договориться только через эльфийского посла в столице. Эльфы брали деньги вперед и вывозили товары из своего леса на оговоренную территорию в оговоренное время, после чего сразу уходили. Если товары попали не в те руки — сами виноваты. Если кто-то из эльфов пострадает во время поставок — все поставки будут остановлены, пока виновный не будет представлен им на суд. Так что все бандиты знали: хочешь грабить караван с эльфийским добром — грабь после того, как длинноухие уйдут обратно в свои леса, а то не дай боже кто-то из них пострадает, пусть и морально, из-за того, что на его глазах кому-нибудь вскроют живот, поток самых дорогих и модных вещей в Империи прекратится, придворные дамочки озвереют, за ними следом их мужья и любовники, и худо станет всем.
В общем, эльфийский посол был очень-очень значимым существом в империи, но обычно в политику не лез и соблюдал нейтралитет. И теперь он хотел обсудить со мной судьбу маленького виконта Дэниела Эйшира.
— Я писала обращение в канцелярию эльфийского посла, чтобы отыскать родственников по материнской линии, когда... когда еще не знала, что делать, — призналась Камилла, когда я показал ей письмо. — Я надеялась, что в случае моей смерти бабушка и дедушка смогут воспитать Дэни.
— Эльфы никогда не признают полукровок за своих, — тяжело вздохнул я.
— Да, конечно, я знаю... просто... я хваталась за любую соломинку, — она подняла голову, и мне показалось, что он может через вуаль разглядеть ее пронзительный взгляд. Я ведь так и не увидел, какого цвета глаза у супруги: когда она упала без сознания на свадьбе, и у нее слетела шляпка, я увидел ее обезображенное лицо, но глаза были закрыты. А после она всегда носила или вуаль или специальную маску с маленькими прорезями для глаз, что толком ничего не разглядишь, да я
старательно и не приглядывался... — Но только я не понимаю, откуда он узнал, что Дэни нужно искать здесь? Разве вы не планировали объявить о нашей свадьбе только после... — она запнулась, не произнося «после моей смерти» и сказала другое: — после вылупления дракончика?Я поморщился, осознавая свою ошибку:
— Я подал запрос, чтобы узнать о состоянии дел в виконстве Эйшир, все же это земля Дэни и нужно держать ее под контролем. Все должно было пройти тихо, без оглашения. У меня есть связи в опекунском совете, я хотел посмотреть отчеты управляющего. Конечно, мне пришлось показать документы о нашей свадьбе, но только самым проверенным людям, слухи по столице не пошли... но, думаю, если эльфийский посол тоже заинтересовался виконством Эйшир и его маленьким владельцем, от него информацию скрывать не стали, — «особенно если он предложил что-то взамен на информацию», — не стал добавлять я. — Я пригласил посла на обед в воскресенье, думаю, он захочет поговорить и с вами.
— Конечно, — задумчиво кивнула Камилла, ломая пальцы. — Простите, если из-за моего письма у вас могут быть неприятности, — она положила ладонь на мою руку. Я удивленно опустил взгляд на тонкую кисть, затянутую в шелковую перчатку... вздрогнув, она отдернула ладонь и спрятала ее под второй рукой, — простите, понимаю, это может быть неприятно...
— Что? — не понял я.
— Болезнь незаразна, но я понимаю, что мои прикосновения, хоть и неопасны, могут быть неприятны окружающим. Простите.
— Нет, я не... — я не нашел слов, чтобы выразить свою мысль. Я посмотрел на ее руку не поэтому... но время ушло, момент близости превратился в смущающий, и я предпочел перевести тему. — Думаю, вам нужно заказать новый гардероб. Я отправил посыльного в хорошее ателье, скоро явится швея, и вы сможете заказать все необходимое...
— Не нужно тратить деньги, — в ее голосе послышалось страдание. — Это бессмысленно... — она вздохнула. — Я все равно не смогу сносить эти платья, мне недолго осталось. Скоро я уже даже вставать с кровати перестану.
Мне в лицо будто плеснули кипятка, как стыдно было слушать эти рассуждения, хоть я и знал, что отчасти она права, но все же мне хотелось сделать для нее хоть что-то:
— Вы моя жена и...
— Нет, я понимаю, вы правы. Я не буду вас позорить при после, — перебила она меня, неправильно истолковав мои слова. — Да, нужно заказать приличествующее моему новому статусу платье. У меня остались кое-какие не ношенные наряды, но они устарели на несколько лет и все вечерние. — Нужно было что-то сказать, как-то объяснить... но я опять не успел, и разговор переключился на другую тему. — В каком цвете вы предпочтете меня видеть?
Я хотел ответить, что в зеленом, но вовремя одумался. Зеленый — это цвет Ребекки.
— Пусть будет синий.
Она кивнула, не уточнив, что ей будет позволено купить, какие украшения я ей подарю для комплекта... я решил, что сам поговорю о необходимых материалах со швеей, уверен Камилла будет слишком скромна.
Выбранная мною модистка постаралась на славу, создавая для Камиллы такой красивый головной убор, что никому и в голову бы не пришло, что она прячет изуродованное лицо, наоборот предположили бы, что модница кокетничает, прячась за вуалью. Куафер, которого порекомендовала швея, создал из и без того красивых темных волос Камиллы высокую прическу и изящно пристроил сверху шляпку, по форме напоминающую охотничью: с узкими полями, треугольной формы, украшенную перьями и брошью с сапфирами, вокруг нежным облаком витала вуаль, лишь на лицо спадали несколько ее слоев, так что разглядеть лицо было невозможно, лишь тень подбородка просвечивала через синее с серебряными блестками, будто ночное небо, облако.
Платье по крою было простым и изящным: синий эльфийский шелк, довольно закрытое и скромное, без лишних воланов и бантиков, но именно так раскрывался материал, казалось, что серебряные искры, будто крошечные молнии, то там, то здесь проскакивают по складкам юбки или по линии корсажа, а присмотришься — и нет ничего. Только скромная серебряная брошь на груди с крупным синим опалом в окружении черных бриллиантов. Едва я увидел образцы ткани, которые принесла швея, как вспомнил об этой броши, что хранилась в семейной сокровищнице. В глубине синего кабошона будто была спрятана маленькая вселенная или звездная туманность, в детстве, изучая под руководством гувернера ночное небо через телескоп, я все силился найти ее на небе, мне казалось, что природа под землей не могла просто создать такой красоты, это должна быть копия небесных светил, а учитель лишь посмеивался и приговаривал, что, быть может, так и есть, но это скопление звезд видно только в другом полушарии.