Мама на фоне измены

— Знаю таких. Навидалась. Он вернётся, как пить дать. Скажу ему, что отлучилась ненадолго. А ты беги. Обменяй билет и лети туда куда он не предполагает.

— Спасибо вам! — благодарю я, сжав ее тонкое запястье. — Спасибо!

Хорошая идея. Если у Бурова хватило мозгов угрожать Лерке, то он не станет вытворять подобное со старушкой. Поэтому я перекладываю вещи в сумку от Перекрестка, а сама бегу к терминалам, чтобы обменять билет на международное направление. Благо все документы у меня с собой.

— У меня все хорошо, — пишу я сестре, когда самолёт начинает двигаться по взлетной полосе. — Напишу, как приземлюсь на Бали.

Всегда хотела там побывать. Всегда мечтала овладеть серфингом. Но куда больше мне не терпится прочувствовать магию острова с его особой энергетикой, вдохновляющей и раскрывающей внутренний потенциал.

— Привет, — говорит бородатый мужик, никак не желающий оставить меня в покое. — Не хочешь поменяться со мной местами?

— С чего бы это? — интересуется парень в огромной белой бейсболке.

Я смотрю на остановившегося рядом Бурова, обратившегося к пассажиру в кресле рядом со мной. Мной овладевает досада, отчаяние и злость.

— У меня билет в бизнес-класс, — объясняет Буров, держа в руках стаканчики с кофе. — Так что не прогадаешь.

— Окей. Кто я такой, чтобы спорить с удачей?

Хочется умолять парня в кепке, чтобы он не соглашался и остался сидеть рядом. Но словосочетание "бизнес-класс" творит чудеса. Он косится на меня, хмыкает и уже вскоре исчезает за шторкой, что разделяет лайнер на бедных и богатых.

— Помню ты любишь раф с банановым сиропом, — говорит Буров, поставив передо мной стаканчик с горячим напитком. — Ты никуда не денешься, Ветрова, пока мы не поговорим с тобой.

Желание плеснуть кофе ему в лицо так велико, что наверное написано у меня на лице.

— Но сначала выпей кофе и успокойся, — просит Буров, накрывая мой стакан своей ладонью.

— Надо было отдать билет мне, а самому остаться здесь, — цежу я, прикрыв глаза. — Тогда бы я успокоилась.

Буров не отвечает. Он пьет кофе. Может даже показаться, что не было ничего и он просто случайный пассажир.

— Ты же хотел поговорить! — тороплю я, желая, чтобы все скорее закончилось. — Говори!

— Не сейчас. Только тогда, когда ты успокоишься.

Он поворачивается ко мне.

— А не ты ли причина моей взвинченности?

— Я.

Он просто соглашается со мной и этого на удивление достаточно, чтобы меня отпустило немного.

— Кать, я не горжусь этим. В моих планах не было довести тебя до истерики. Нет этого и сейчас.

Он говорит, не отводя глаз. Буров должен понимать, что слово "успокойся", выданное мужиком не привело в равновесие ни одну женщину на свете. А раз так!..

— Ты стал думать о моем душевном равновесии теперь, а не тогда, когда оставил меня в ЗАГСе?

Ему придется выслушать всё и лучше бы он сам молчал при этом.

— Тогда мне было больше не плевать на тебя.

— Ты завелась с простого предложения поговорить...

— С простого?! — восклицаю я, мигом потеряв почву под ногами.

Меня просто выбросило в астрал бешенства. Но на минуточку. А точнее на секунду.

— Если тебя успокоит, то я не собирался ни угрожать, ни ахатать тебя, когда припёрся к тебе.

— А что ты хотел?

— Я все ещё хочу поговорить, задать пару вопросов и объяснить все, — говорит он, почесав идиотскую бороду. — Днём ты просто вывела меня своими словами о том, что никогда не любила меня.

Последнее предложение — это просто бальзам для моего сердца и души. Он заставляет почувствовать себя лучше. Мне кажется, что оно даже реанимирует часть уязвленного самолюбия.

— Два бокала вина, пожалуйста, — просит Буров, тронув за локоть проходящую мимо стюардессу. — Полусухого.

— Не надо заботиться обо мне, — произношу я тихо.

— Я забочусь о себе, Ветрова, в первую очередь. Лететь ещё девять часов

Это хорошее признание. Честное. Оно не нацелено на уязвимую часть меня, которая не забыла ничего из того, что было, представлялось и о том, о чем мечталось когда-то.

— Как ты смог разговорить бабулю? — спрашиваю я, проглотив напиток, что больше похож на вишневый сок.

Я вообще не почувствовала, что выпила алкоголь.

— Никак, — отвечает Архипович, покосившись на меня. — Ещё?

— Нет.

Я жду ответа. Именно они помогают мне расслабиться немного и уменьшают тяжеленный ком где-то в середине груди. Может быть у меня получится вытянуть из него что-то ещё до посадки.

— Случайные знакомства тебе удаются лучше, чем постоянные, — замечает Буров, оперевшись на ручку кресла. — В окно смотри.

Последняя фраза адресована не мне, а соседке у иллюминатора. Музыка в ее наушниках стихла и она не просто пялится на нас, а вслушивается в наш разговор, едва ли нависнув над моим коленями.

— Это ты правду говоришь — посторонние люди куда добрее ко мне, чем те, кто клялся мне в любви когда-то.

Я говорю это с непередаваемым удовольствием. Ведь это он утверждал, что это последнее дело гадостить женщинам, старикам и детям.

А потом я делаю движение подняться, переставляя посуду на его столик.

— Мне нужно в уборную, — объявляю я, возвысившись над ним.

Взгляд у Бурова в точности, как у котика из Шрэка и это ненадолго, но сбивает меня с толку.

— Только взлетели ведь, — замечает Павел Архипович, но все же поднимается, складывая и подхватывая скопившуюся тару.

— Ты ещё скажи, когда мне нужно писать, чтобы тебе было спокойнее, — говорю я, облизнув губу.

Я делаю это нарочито медленно, чтобы проверить кое-что. Реакция Бурова незамедлительная, хоть и скоротечная — его зрачки становятся ещё шире, а взгляд быстро падает на губы. Но он поднимается.

— А я не про тебя, а про гальюн, — отвечает Павел Архипович и так получается, что мне на ухо.

Он ведь не пытается интимничать, а всего лишь на мгновение равняется с моим лицом.

— Будем считать, что салон полон арбузеров, — говорю я, отдергивая топ. — Все стремятся сбежать от них, чтобы на минуточку почувствовать себя лучше.