Мамы-мафия: противоположности разъезжаются
Шрифт:
Мама Гитти
2
Когда я проснулась, Антон лежал рядом со мной, тёплый и голый. Он дышал глубоко и равномерно, и я подвинулась поближе к нему. Лоренц, мой бывший муж, источал по утрам лёгкий кисловатый запах, как у компостной кучи, не такой уж и ужасный, но и не такой приятный, чтобы хотелось уютно прижаться к нему. Антон же пах очень вкусно, немного похоже на свежевыпеченный хлеб. У меня действительно возникло желание его укусить. Вместо этого
На улице лил дождь, вода текла по окнам, барабанила по крыше и струилась по водосточным трубам.
Я подумала, а не разбудить ли мне Антона покусы… э-э-э… поцелуем. Через два часа нам надо отправляться за детьми. Было бы глупо тратить время на сон.
– Так дальше не пойдёт, – сказал Антон. Ой, он уже не спит.
– Что ты имеешь ввиду?
Антон сел в постели и посмотрел на меня. Я всегда удивлялась, как хорошо он выглядит после сна: никаких следов опухших век или взлохмаченных волос. У меня же по утрам на щеке были складка, которая проходила только через час. Я повернулась к Антону непомятой стороной своего лица.
– Мне не нравится, что я могу ночевать у тебя только тогда, когда Эмили у моей мамы, а твои дети у Вишневски, – сказал он. Вишневски – это фамилия Лоренца. Она когда-то была и моей фамилией, но сейчас я снова звалась Бауэр, как мои родители.
– Но если бы дети были не у Виш… у Лоренца, то Юлиус уже бы два часа как проснулся и хотел бы поиграть в зайчиков и оленей, – ответила я.
– Я кажусь себе таким болваном, когда мы по вечерам вместе ужинаем, а потом я с Эмили еду домой, – продолжал Антон. – Или наоборот. Как будто мы играем в семью.
– Детям надо сначала ко всему этому привыкнуть. – Я спросила себя, почему у меня такое неприятное чувство в животе. Кроме того, Антон однозначно пах зубной пастой. Неужели он встал раньше меня и прокрался в ванную??? – Скажи честно, ты уже почистил зубы?
– Это туда-сюда мне не нравится, – сказал Антон, очевидно не готовый говорить о загадке своего свежего дыхания. – И для детей это тоже нелегко.
– Антон, мы… дети… – Я откашлялась. Для детей, разумеется, было бы нелегко, если бы они увидели утром Антона голым в моей постели. Во всяком случае, в данный момент. – Постепенно мы к этому привыкнем.
– Пока мы ведём два хозяйства, мы к этому не привыкнем, – сказал Антон. – Как дети к этому привыкнут, если всё останется по-старому?
Ну, как я. Очень медленно. Когда я привыкну к Антону и он ко мне, со всеми моими причудами, которых он ещё не знает, тогда можно будет, наверное, подумать о следующем шаге. Как, например, не прокрадываться тайно в ванную, а честно и открыто чистить зубы. Или представить Антона моим родителям, рискуя познакомить его с неприятнейшими эпизодами моего детства. С фотографиями моей конфирмации. Или с замечаниями типа «С Констанцей мы потеряли всякую надежду. Разведённая мать-одиночка без работы – мы действительно не думали, что она найдёт себе ещё одного дурака». Но к этому надо подступаться осторожно, шажок за шажком.
Но Антон, видимо, делал намного более крупные шаги, чем я. Похоже, в этом отношении он носил своего рода семимильные сапоги.
– Нам не отвертеться от совместного ведения хозяйства, – сказал он.
Я не знала, что ответить. Поэтому я попыталась пошутить.
– Я тоже тебя люблю.
Антон усмехнулся, но не дал сбить себя с толку.
– Я серьёзно. Нам надо съехаться. Как можно скорее.
Что он имел ввиду? Как это будет? Его
дом – это коробка из-под обуви, а мой – ненамного больше. Прежде всего недостаточно комнат. Вряд ли Эмили захочет делить комнату с Юлиусом. И Юлиус тоже не захочет. При одной мысли о том, что его придётся оставлять без присмотра в одной комнате с Эмили, мне стало не по себе. Не так давно она начинила шоколадные конфеты майонезом, зная, что после майонеза Юлиуса тошнит…При этом воспоминании я сглотнула.
Если мы съедемся, то это значит, что во время работы Антона Эмили будет сидеть с нами. Наверное, Антон не понимает, что при одной мысли об этом меня начинает трясти.
В настоящее время за его дочерью после школы присматривали поочерёдно мать Антона Полли и няня, и я знала, что эта система приносит Антону сложности. Но в школе у Эмили не было продлёнки. Когда няня, студентка, вдруг отказывалась посидеть с ребёнком, а у матери Антона были другие планы, тогда Антону не оставалось ничего другого, как бросить всё в своей канцелярии и ехать домой смотреть за Эмили. В свою очередь, его партнёр по работе не очень приветствовал такие вещи, и клиентам это тоже не нравилось.
Эта проблема решилась бы легко, если бы мы съехались.
Я представила себе Эмили за моим кухонным столом, делающую домашние задания и зорко смотрящую на меня. «Если ты не знаешь, сколько будет 34 разделить на три, то я от тебя отделаюсь!».
– Здесь слишком мало места для нас всех, – с трудом выдавила я из себя.
Антон кивнул.
– И у тебя тоже, – добавила я.
– Именно, – сказал Антон. – Если мы хотим поставить наши отношения на прочную основу, нам нужен новый дом. Дом, в котором будет место для всех – для нас, детей и кошек.
Кошки – их было две – как раз показались в двери и, громко мяукая, потребовали завтрак. Поскольку Бергер, кот, имел склонность кусаться за ноги, если не выполнялись его требования, я встала и натянула халат. Зента и Бергер, мурлыча, начали тереться о мои ноги, в то время как я пыталась осмыслить слова Антона.
Новый дом? В этом доме я жила только восемь месяцев. Я его отремонтировала и обставила по своему вкусу. Мне нравился этот дом. Я не хотела менять его на какой-либо другой.
– Пять спален, – сказал Антон. – Никак не меньше, или ты считаешь, что нам надо больше?
Я покачала головой. У нас уже было пять спален. Если поделить на два дома, то этого вполне достаточно. И что означает «прочная основа»? Два дома были для меня прочной основой. Два дома и куча времени, чтобы получше узнать друг друга. Почему, чёрт возьми, Антон так торопится?
– Антон, ты многого обо мне ещё не знаешь, – сказала я. – Если мы съедемся, прежде чем ты как следует со мной познакомишься, то ты очень об этом пожалеешь.
Антон улыбнулся.
– Я так не думаю. Но ты можешь составить список того, что я о тебе ещё не знаю.
– Что? – ошеломлённо спросила я. «Дорогой Антон! Я боюсь твоей дочери. Я пока ничего не рассказала о тебе своим родителям. Я ненавижу гольф. Я плаваю, как чугунная чушка. Я…».
– Это была шутка, – сказал Антон. – Я знаю о тебе всё, что должен знать. Ты умна, красива, достойна любви, великодушна, остроумна, сексапильна. Изумительно хороша в постели.
Я немного расслабилась. Если бы он сказал: «Я люблю тебя только потому, что ты с удовольствием играешь в гольф, обожаешь мою дочь и была спасательницей на водах», – то мне, наверное, стоило бы начать беспокоиться. За то, что он считал меня умной, красивой и достойной любви, мои родители, Лоренц и ещё парочка знакомых покрутили бы ему пальцем у виска, но о вкусах, как известно, не спорят.