Маньякой
Шрифт:
Он тяжело дышал. Щит ещё дрожал вокруг, но уже искрами, разорванный. Лия не отпускала захвата. Уперлась коленом в позвоночник. Тот рыкнул, попытался встать – она вогнала его обратно.
– Всё, – сказала она. – Будешь сопротивляться – сломаю позвоночник. Это просто к сведению.
Тот дернулся, ещё раз… и замер.
– Хорошо… – выдавил. – Проходите… вниз…
Лия отпустила только тогда, когда была уверена – он выдохся.
Щит потух.
– Пошли, – сказала она мне, не оборачиваясь. – Времени мало.
Мы прошли мимо него. Он лежал на боку, полуживой, дыша, как умирающая меха.
Посмотрел
На лице – ничего. Ни капли удовлетворения. Ни гордости. Только рабочее, сосредоточенное напряжение.
– Ты его не убила?
– А смысл? – бросила она. – Мы пришли за другим.
– Всё нужно доделывать до конца, – сказал ей назидательно и передавил сонную артерию третьей рукой, пока не ушли. Всё это заняло немного времени, а когда он потерял сознание, устроил ему обширный инфаркт. Пара минут и нет такой грозной машины. Он трудный противник для Лии, а для меня, оказалось, что нет. Другой вопрос, что для этого мне надо с ним сойтись, но это не то, на что пока решусь с лёгкостью.
С лестницы уже тянуло холодом.
Там, внизу, был тот, кого нельзя убить. Почти. Но только что мы убедились, что можно убить любого. Да, глубоко вдохнул. Впереди был тот, ради кого мы сегодня посетили это место. Да, дар встретившего нас чувака вызывал уважение и желание прибрать его к рукам, но увы, время. Тут либо цель, либо что-то другое, на всё сразу нас не хватит. А потом придут, либо полиция, либо федералы и нас здесь уже не должно быть. Ведь хозяин виллы любил приватность.
***
– Так, улыбочку, – сказал вслух отчётливо, чтобы местный босс картеля услышал.
Он хорошенько зафиксирован на стуле с высокой спинкой, чтобы не дёргался, пока буду проводить на нём живом нейрохирургическую операцию. Правда Лие уже пришлось обновить, так сказать, ему раны на руках и ногах. Заживают заразы быстро. Так неровен час вырвется и убежит.
– Зачем? – спросил он неожиданно резво и быстро.
Видимо не просто так рассказывают про его живучесть. Вот, даже черепная коробка стала зарастать. Не уверен, что даже тараканы такие живучие, как он. Ну ничего, "починю" Будет даже лучше. Он шевельнулся, глаза дёрнулись. Удивлённо, почти осмысленно.
– А мы сейчас сделаем селфи, – отозвался на его возглас, небрежно, как будто речь шла о съёмке нового ланча. – С улыбочкой.
Развернул смарт, включил режим зеркала, подвёл экран к его лицу, специально под тем углом, чтобы он увидел всё. И своё лицо. И… то, что над ним.
Тот глянул. И завыл.
– А! Что вы со мной сделали?! – истерично, с надрывом.
Голос дрожал, как струна на пределе. Паника шла изнутри, глухая, животная.
– Ну, право слово, – покачал головой в ответ. – Несложно же догадаться, по открывающемуся виду на твой мозг.
Видок был, конечно, тот ещё. Так и тянуло сблевануть. Но нужно держать марку маньяка, чем запугивать жертву ещё сильнее. Черепная крышка аккуратно снята, как у банки сардин. Мозг как под прозрачным куполом – слегка пульсирующий, влажный, пахнущий… ну, специфически. Серо-розовые извилины, между ними – тонкие вкрапления энергии, сполохи даров. Не у каждого они видны. У трупа точно нет. У этого – сияют. Богатенький внутренне, собака.
– Вскрыли твою черепную коробку, – пояснил для него с нотками вежливого раздражения. –
Прямо как консерву. Или, если тебе угодно, как плод мангостина.– А! А-а-а! – развопился он ещё сильнее.
Глаза закатывались, пальцы дёргались. Наверное, пытался вызвать щит или подконтрольного телохранителя, а может ещё какую гадость. Увы, для него. Всё уже отключено.
– Заткнись, – прикрикнул. – Ты мне есть мешаешь.
– Что?! – он захлёбывался, не понимал.
Прищурился и поглядел на него.
– ХоуНао, – сказал спокойно. – Переводится как "мозги обезьян". Элитнейший, редчайший деликатес Юго-Восточной Азии. В высоких кругах его даже подают живьём. Вот прямо, как сейчас.
– Что ещё за мозги обезьян?! – завизжал он, и уже чувствовалось, как его пульс участился, как электрический импульс внутри мозга стал нестабильным, как его дар начал дрожать, раскрываться для меня, так сказать.
Идеально. Именно этого и ждал. Хотя много уже сделал, но сейчас будет легче.
– Ну, право слово. Твои мозги. Так что гордись. Сейчас ты становишься частью высокой кулинарной традиции. Ты – уникальный опыт. Ты – незабываемый вкус. Ты – великолепное подношение.
Он дёрнулся. Совсем по-звериному. Поймите меня правильно, не объяснять же мне ему, что сейчас ковыряюсь в его даре, "ремонтирую" так сказать, а потом его ещё и заберу. Пусть лучше просто боится.
– Я не обезьяна! Фу! Фу! Я не вкусный!!
– Батенька, – сказал с мягкой, выверенной интонацией. – Сам Чарлз Дарвин утверждал, что вы точно обезьяна. Можете не соглашаться – но наука не на вашей стороне.
Он начал задыхаться. Не от боли. От ужаса.
И это было идеально.
Он затрясся.
Плечи подрагивали, губы шевелились, будто он молился. Или умолял. Хотя голос уже не слушался – хриплый, срывистый. Но это было неважно. Главное – то, что чувствовал внутри. Как его дар медленно, упрямо откреплялся от тела, освобождался от внутренней блокировки. Не конкретная сила – целая структура. Жёсткий порядок клеточной сборки, бесконечный цикл восстановления, тщательно выверенный в стыке с геномом.
Хорошо сделано, к слову. Грубовато, но честно. У природы всегда так, получилось, пусть будет. Проблема только в том, что у всех потомков один и тот же подход: работать по шаблону. Без фантазии. Без адаптации.
Тут, конечно, не примус починияю, но чиню. А когда чинишь, обязательно появляется новое.
Но это – потом. Не сейчас.
Пока что просто чувствовал, как что-то врастает в меня. Не дар, даже не умение – целая система. Сложная. Противоречивая. Спорящая сама с собой. Мозг пытался её переварить, выстроить связи. Возможно, это займёт время. Возможно, внутри ещё что-то спрятано. Слишком всё сложно, так что ничего пока сказать не мог.
Он умер почти сразу, как дар от него ушёл. Банально от кровопотери, поскольку организм перестал так активно сопротивляться.
– Это было… поучительно, – сказал устало, выпрямляясь.
Не вкусно. Не сладко. А именно поучительно.
Накрыл ему голову обратно, аккуратно. Не из жалости. Просто не люблю, когда торчат детали. А потом отрезал её. Увы, но всё это прямые улики в мою сторону. Думаю, не сложно будет связать это и прошлый раз. Пусть будет просто маняк. Хотя какой тут маньяк, учитывая масштабы бойни…. С другой стороны, маньяк сверх.