Манящий рассвет
Шрифт:
Вторая мама – Любовь Кудасова
Конечно, появились и новые родственники. Одним из них был Саша Кудасов, речник. Плавал он по Волге на теплоходе «Гастелло» главным механиком, имел изобретения, но их оформил на себя начальник порта. Мы его встречали при рейсе в Ростов-на-Дону на седьмой день и при маршруте в Москву на четырнадцатый день. Всякому мальчишке лестно не просто заглянуть, а побыть в машинном отделении. Если честно, меня поразило совсем другое. Швартовкой командовала белокурая женщина в форме первого штурмана! Чётко и уверенно отдавала по мегафону команды, а матросы умело выполняли их. Позднее Сашу послали на Польские верфи принимать новый теплоход «Козьма Минин», перегоняли его по Беломор-каналу на Волгу. Рассказов – не переслушать, стоянка короткая в Вольске. Ходил теплоход Москва – Астрахань. Каюта главного механика шикарная, просторная. Успевал Саша спуститься со мной в машинное отделение. Трёхэтажное, всех видов станки. Прямо как на заводе. Как-то при встрече заказал Саша маме лещей сушёных. Мама
Случались и другие казусы. Как-то мы махали отходящему теплоходу, произошло столкновение с лодкой. Она перевернулась. В воде плывущий человек! Теплоход застопорил ход. С дебаркадера бросили спасательный круг. Но человек в тельняшке сильными гребками поплыл в другую сторону – к всплывшей недопитой бутылке. Схватив её, повернулся лицом к спасателям. Когда его выудили, пассажиры и провожающие охнули. Он был без обеих ног!
Другой раз теплоход сократил время стоянки, и мы остались в каюте! Саша взметнулся по трапам в рубку, и теплоход стал разворачиваться.
Этим летом мы начудили с мальчишками. Искали мы грибов на «Шишке». Так издавна называют поросший дубами большой холм за краем садов. Места были изумительны для грибника в то время: изреженные дубы, кусты, ямки, бугры. Набрав по авоське грибов, отдыхали в тени. Домой идти не хотелось, рано. Безделье толкает на приключения. С одного бока к шишке подступают зады домиков станции Привольская. Конечно, бродит на приволье разная домашняя живность. На нашу полянку проломилась через кусты свинья и принялась пожирать коренья. Я решил на ней прокатиться. Почесал её – спокойна, уселся – спокойна, а за что держаться? Схватил за уши, и она вдруг понесла, но не по поляне, а вломилась в кусты. Я кувырком, поцарапался изрядно. Решили играть в индейцев. Увидели много пасущихся кур. Решили загнать стаю в лес. Обошли их, разделились в цепь и потихоньку начали выдавливать их к лесу. Вдруг куры, почуяв подвох, поднялись на крыло и с диким шумом прорвали блокаду. Пух, перья на кустах, кукареканье. На шум выглянул из-за плетня парень в майке. Миг и он за моей спиной, слышу хрипловатый голос: «Стой, гад, убью!» Бегать мы были мастера, припустили, ног не чуя. Гляжу, один из нашей компании забежал в тупик из плетней. Кричу во всю мочь: «В селение, в селение!” Он понял и избежал поимки. Удрали. Собрались и думаем: грибы остались на горе, и самый храбрый из нас потерял сандалии. Переждав, вернулись и нашли грибы и обувь. Дома были уже к вечеру.
К осени случился большой урожай на яблоки. Мама решилась везти их в Куйбышев (Самару) на пароходе. Я напросился с ней. Зашили двадцать корзин материей и на подводе сплавили их к утреннему пароходу. Матросы в нагорбниках волокли на старый «Герцен» огромные грузы, прихватили и наши корзины. Расположились сами на теплом, железном, дрожащем полу – это «места» четвёртого класса. Через стекло видна пышущая жаром машина. Работа огромных блестящих шатунов завораживала. Чуть ли не вплотную к ним носились, голые по пояс, смазчики. Всё шипело, чухало, бухало. Облазил всю нижнюю палубу, проскользнул на вторую. Тут роскошь: ковры, картины, зеркала, медные детали натерты до блеска. По одежде меня тут же вычислили и отправили вниз. Шли вверх по Волге день и ночь, а рано утром те же матросы подняли наши корзины на высокую набережную Куйбышева. Погрузка в машину – и мы на крытом рынке. Внутри гул от людского муравейника. Рядом на прилавках таких яблок вкусных и красивых не было. Выстроилась очередь. Я шнырял по окрестностям, а к вечеру мы распродались, даже корзины кто-то купил. Мама повеселела, гуляли по вечернему городу, попали в цирк! Ночевали на базарных полках под прилавками. Запах гниющих фруктов, рыбы и ещё чего-то тухлого дурил голову. Чуть свет к причалу. На этот раз сели на трёхпалубный «Родина» пассажирами третьего класса. Команда не обращала на меня внимания, облазил все палубы. В буфете купили шпроты. колбасу, пряники. Дома это было большой редкостью. Утро, вот-вот покажется Вольск. Несмотря на холод, забрался на третью палубу, нацепил купленный кортик. Когда папа разглядел меня, уже давно шла выгрузка на берег. Я ринулся вниз по трапам, но там перекрыли двери. Взметнулся вверх и наконец нашел выход. По трапам прёт встречная толпа. Родители ищут меня глазами, и вот я попал в объятья папы.
Следующим летом в гости приехал ещё один родственник из Казани, Николай Генрихович. Был он крупный музыкант на фаготе и гобое. Его ученики занимали хорошие места в международных конкурсах. Интеллигент до мозга костей, да еще в придачу немец или еврей. Он много ездил всюду, и рассказов тьма. Помню, в одном из знаменитых ресторанов он спросил, глядя в книгу заказов: «У Вас есть фаготики под соусом?» Официант, не моргнув глазом, ответил: «Час назад кончились». Наш сад ему безумно понравился, от Волги, от песков, рыбалки был в восторге, а с лодкой так и не подружился. Замирал при малейшем наклоне лодки.
Он стал свидетелем опасного для меня случая. Рыбачим далеко от берегов в районе Заталок. Папа на корме, Генрихович в середине, подтаскивает ширманов. Волга неспокойная, волны бегут с белыми гребешками. Увидел я, что далеко плывет большая рыбина, живая, хвостом шевелит. Плавал тогда уже хорошо, ныряю с носа лодки и в погоню. Доплыл. Это крупный язь 4 , оглушенный винтом лодки. Начал перекидывать его к лодке. Уже недалека наша лодочка. Во время очередного броска ушёл в воду и глотнул воды. Вода попала не в то горло. Вздохнуть, крикнуть не могу. Генрихович бросил удочку, уставился на меня, но ничего не предпринимает. Ситуация у меня критическая – дышать не могу, барахтаюсь. Спасибо папе, сразу понял ситуацию. Бросился к якорю. Десять гребков и меня выуживают из воды за волосы. Лежу на носу и слышу: «Ещё секунда и всё». Мои первые слова: «Догоняйте рыбину!» Догнали, конечно. На три килограмма язь.
4
Язь – пресноводная сильная рыба, весом до 3 кг, предпочитает глубокие водоемы с небольшим течением.
Через два дня другая рыбалка, ушли на лодке далеко вниз по Волге. Накануне Генрихович объелся желтых слив. Встали на место – клюёт хорошая рыба, а у нашего гостя зеленеет лицо: «Тысяча извинений, нельзя ли на вон тот бережок?» Что делать,
мотаем снасти и к берегу. Тут комикс: гость припустил в тальник 5 , расстёгивая на ходу брючный ремень. Явился счастливый. Конечно, мы недолго простояли на якоре, повторилась та же история. Когда дело шло к третьей схватке, ему был предложен гениальный по простоте вариант – справить нужду с борта лодки. Рядом ни души. Бледнея и краснея, он попробовал. Волна от далёкого парохода чуть пошевелила лодку. А ему показалось, что лодка переворачивается! Руки, коленки затряслись, папа едва подхватил его за шиворот. Решили не мучать дорогого гостя. Уехали домой. О своём инструменте много интересного он рассказывал. Гобой в оркестре очень важен. По нему настраивает инструменты весь оркестр. Он даёт ноту «ля».5
Тальник – небольшая кустарниковая ива. В русском языке по отношению к видам ивы используется также много других названий – ветла, ракита, лоза, лозина, верба.
У мамы была подруга Сима. Жила на горах. Мы с мамой заходили за Симой раненько и от родника «Головушка» поднимались в горы за грибами. Там дубы, но встречались и осинники. Ноги и сердце нужны крепкие для походов в этих горах. Снизу вверх хорошо видны грибы, но домой еле плетёмся. Устал я по-настоящему впервые после одного похода на картошку у Красного поля. До трёх дня мотыжили по сильной жаре с мамой, потом я набегался по лугам, оврагам и в дороге домой отставал, только совместная песня помогала. Другой раз повезло: кто-то по ошибке промотыжил наш участок. Возвращались краем леса. Находили ягодные поляны одну за другой, паслись, пили из родника, нарвали букет полевых цветов бабушке. Зимой мама ездила в Ленинград и там встретилась случайно со своей сестрой в Эрмитаже! К Новому году привезла ведро клюквы, невиданных конфет и всем подарки. Этот Новый год запомнился особым весельем. Собрались папины друзья с женами, бабушкины подруги.
Зима пролетела в учёбе и чтении. Пришла Пасха, улица Пушкина наводнилась людьми, среди них толклись продавцы мелким товаром – офени. Папа купил у них стопку книг для меня. После чтения каждой книжки бабушка заставляла в каталоге писать краткое содержание и наклеивать на обложку номер. Постепенно их набралось триста штук. Библиотечкой я очень дорожил.
Стоит рассказать о курах. Развели их тридцать штук. Забота появилась у всех. Нам с папой надлежало носить с Волги мелкую гальку, а с базара кормовую свеклу. Мама успевала перед работой нарезать, насечь травы, она же щупала наседок, готовила корм. Бабушка тоже наблюдала за клушками, они норовили снести груду яиц в самых потайных местах. Особо распушившихся клушек обливали водой. Как-то папе доверили подкупить кур на базаре. Он запал на пяток особей, как ему доверительно сообщили, «лехгорной» породы. К утру они дружно подохли. Представьте, прямо по Сеттону-Томпсону, нашлась среди рядовых кур выдающаяся. С виду щуплая, хроменькая, она оказалась долгожительницей и исправно несла огромные, двужелточные яйца. Мы все полюбили её, даже кличка была «Паралик». Хранится её фотография. Смешной случай: мама вбегает к бабушке напуганная. «Что-то случится нехорошее – курица петухом пропела!!» Впоследствии купленная курица и оказалась петухом.
Весной 1959 года семья не на шутку встревожилась: папа потерял работу. Кустарные промыслы запретил Хрущёв. Сразу хорошую работу не отыщешь. Папа устроился матросом на водную базу охотников. Я прыгал до потолка от радости. Дело шло к летним каникулам и провести лето рядом с отцом было неслыханным везением. Я не расставался с папой, помогал во всех делах и лучше узнал его…
У длинной полосы каменистого берега стоят на якорях сотня лодок разного покроя. Среди них на понтонах помещение охраны – база. Всё как на корабле: палуба, трапы, швабры, прожектора, спасательные круги, канаты, цепи, багры, вахтенный журнал и даже гальюн. Для пацана такого склада, как я – это как во сне! Я мечтал в то время стать речником. Начальник базы, суровый волжанин Лощёнов, заставлял следить за тросами, мостками, ремонтировать их. Драили палубу по утрам, блюли вахтенный журнал (прибытие – отбытие, другую информацию). Ходил Лощенов в бушлате, тельняшке, ремень на штанах с якорями. Сам он руководил зимой заготовкой льда для города. Тогда было принято забивать погреба глыбами льда и засыпать опилками. Рубили лед толщиной метр, пешнями 6 и выводили глыбы к берегу. Работа, требующая незаурядной силы и выносливости.
6
Пешня – специальное приспособление для пробивания льда. Деревянная ручка и железный наконечник. На зимней рыбалке пешней делают лунки для ловли рыбы и проверяют толщину льда.
На базе всегда толклись люди, и моя стеснительность быстро пропала в общении. База была охотничьей и народ тут был специфический. Пытливые, разговорчивые. Много хороших и интересных личностей. Были и матёрые браконьеры-сетевики отец и сын Елфимовы, дед Кощеев. Они развязывали языки только после бутылочки. Особенно вечерами посиживало старое поколение охотников и рыбаков. По их рассказам представлялась мне Волга ушедших времён, другие нравы и обычаи. Несмотря на обилие дичи и рыбы, у большинства жителей тяжёлая работа съедала время и силы, базары ломились от дешёвых продуктов благодаря немцам Поволжья. В садках летом продавали речную рыбу по доступной цене. Волга была очень популярна, а по воскресеньям на суднах: «Краснофлотец», «Комета», «Колхозник» масса народа устремлялась летом во все концы. В ходу были многовесельные лодки, моторки только появлялись. На Приверхе гремел знаменитый ресторан «У Акулины», стояли вышки для пловцов. Кишел людьми заволжский пляж. Траву выкашивали не только на полянах, но и на каждой лужайке. Сено перевозили на спаренных лодках, на пароме. Косцы для пропитания ловили рыбу бреднями 7 и этим чистили озёра. От этого в озёрах под зимним льдом не было заморов, и рыбы в них кишела масса. После войны этот уклад жизни горожан резко изменился в худшую сторону. Исчезли кормильцы города – немцы Поволжья. Стада городские пришли в упадок. Плодовые деревья обложили налогами, и их стали массово вырубать.
7
Бредень – небольшая рыболовная сеть, которую люди, идущие бродом по мелководью, тянут за собой на двух деревянных шестах.