Манюня
Шрифт:
– Если не русские, то нас бы уже давно не было,- любил повторять он.
– Ты не видел настоящей жизни,- мгновенно вскипал мсьё Карапет,- и настоящих русских ты не видел!
– А ты видел!- вспыхивал в ответ мой дед.
– А я видел! Весь Париж был наводнён настоящими русскими,- бушевал мсьё Карапет,- настоящие русские уехали из этой страны после позорной революции, а здесь остались одни конформисты!
– И эти конформисты выиграли Вторую мировую войну!- восклицал дед,- полетели в космос и придумали самолёты вертикального взлёта!
Мы с Маней нередко присутствовали на этих перепалках
Вот и сейчас, когда мсьё Карапет сказал нам, что вчера имел разговор с моим дедом, мы сильно напряглись.
– Снова поссорились,- шепнула мне Манька.
– Ага,- пригорюнилась я.
– Мы поговорили о Стендале,- продолжал мсьё Карапет.
– «Красное и Чёрное»,- мелькнуло в наших головах.
– О Гюго.
– Поругались, великий он писатель или шарлатан.
– О Бунине.
– Восторгались.
– О Маяковском.
Маня вцепилась мне в руку. «Сейчас скажет про Маркса»,- шепнула она одними губами.
– «Капитал» обсудили.
Всё! Можно было собирать свои манатки и уходить. Ясно было одно – вчера мой дед с мсьё Карапетом рассорились в пух и в прах. Потому что мы отлично знали, что после «Капитала» они переходили на Ленина, и тут начиналось самое страшное.
– Самозванец и убийца!- грохотал мсьё Карапет.
– Великий мыслитель и запутавшийся человек!- не соглашался мой дед.
– Разбазарил наши земли!
– Восточную Армению спас!
– Расстрелял царскую семью!
– Он хотя бы имел смелость признавать свои ошибки!
И т.д. и т.п.
Нужно было срочно отвлекать мсьё Карапета от опасных воспоминаний, а то того и гляди, он передумает поить нас горячим шоколадом.
– А вы потом покажете нам картину, которую сейчас рисуете?- заблеяла я.
– Покажу, конечно,- легко отвлёкся мсьё Карапет и поставил перед нами поднос с дымящимися чашечками.
Мы с Маней взяли по вафле и обмакнули в горячий шоколад. Мсьё Карапет поморщился.
– Некрасиво макать вафли в шоколад,- сказал он.
– А сухари?- живо поинтересовалась Маня.
– И сухари некрасиво. Вообще, некрасиво что-либо макать в напитки.
– А моя прабабушка в своём чае нагревает помидоры,- пошла ва-банк я.
Мсьё Карапет чуть не поперхнулся.
– Как это помидоры?
– Ну, я сама видела. Она сделала себе чаю, потом взяла помидор, сказала, что он холодный, и бросила его в чашку с чаем. А когда я спросила, зачем она это сделала, она сказала, что помидор всё равно чистый, и чаю ничего не будет. Она вообще старенькая, и много чего делает такого, от чего потом волосы на голове шевелятся!
Мсьё Карапет закрыл глаза и сделал такое выражение лица, словно у него резко разболелся зуб.
Пока он сидел с закрытыми глазами, Манька быстро допила свой шоколад, протёрла коричневые усы ладонью и облизала её. Я задохнулась от восторга – надо же, какая у меня подруга догадливая, вот как можно получить ещё больше горячего шоколада! Но последовать её примеру я не смогла, потому
что мсьё Карапет справился от шока и открыл глаза. Пришлось допить шоколад по всем правилам этикета, и даже последний протяжный фьююють, которым я осушила чашку, не утешил меня – шоколадные усы пришлось вытереть салфеткой.Потом мы встали из-за стола и поблагодарили мсьё Карапета за угощение.
Он повёл нас в свою мастерскую и показал картину, которую писал. Это был портрет очень красивой женщины. Она сидела в кресле, на коленях её свернулся калачиком рыжий кот, она улыбалась одними уголками губ и смотрела куда-то нам за спину. Взгляд её был таким живым и проницательным, что мы обернулись посмотреть, чего она такого интересного увидела за нашими спинами.
– Шикиблеск!- выдохнула Манюня.
– Ага,- с трудом кивнула я. Мы снова вытянулись во «французскую осанку» и дико страдали от этого.
– Спасибо,- улыбнулся мсьё Карапет и вытащил с полки большой альбом,- сегодня мы будем знакомиться с Модильяни.
В каждый наш визит мсьё Карапет рассказывал нам о художниках, показывал их работы и объяснял технику рисования. Мы мало чего понимали в том, что он нам объяснял, и уроки эти воспринимали как данность, считая их неизменным приложением к горячему шоколаду.
– Вот покупаешь в магазине мясо, а тебе ещё сверху костей накидают,- объясняла я Маньке,- такая же история и с мсьё Карапетом. Попили горячего шоколада – пожалуйте послушать про Пик… Пикассу!
– Не Пикассу, а Пикасса,- поправляла меня Манька,- страшный человек, всё на кубики раздробил.
– А эта странная тётка? Как её там, «Любительница асбеста»?
– Не говори! Какой нормальный человек станет есть асбест?- разводила руками Манька.
Модильяни нас поразил до глубины души. Сначала мсьё Карапет напугал нас словом «экспрессионизм».
– Икс… чего?- шепнула мне Манька.
– Пырсонизм какой-то.
– С ума сойти!
Потом мсьё Карапет показал нам голых женщин. Они лежали на кушетках и выставили на всеобщее обозрение пышные груди и треугольнички волос на срамных местах.
– Ню,- втолковывал нам мсьё Карапет,- Модильяни – первый певец обнажённого женского тела.
Мы с Маней усиленно отводили глаза.
– Вот что такое ню!- сконфуженно протянула я.
– Тьфу, срамотища,- рассердилась Манька.
А потом мсьё Карапет показал нам портреты жены художника. Она нам очень понравилась – у неё были светлые, чуть раскосые глаза, рыжие волосы и длинная – предлинная шея.
– Он сильно любил её, поэтому оставил так много её портретов,- сказал нам мсьё Карапет.
Внезапная догадка пронзила наши сердца. Мы подняли головы с альбома и окинули взглядом мастерскую. Почти со всех полотен мсьё Карапета на нас смотрела одна и та же женщина. У неё были каштановые вьющиеся волосы, она улыбалась одними уголками губ и смотрела чуть рассеянно нам за спину.
– Вы тоже очень любили свою жену, да?- спросила Маня.
Мсьё Карапет обернулся к своим картинам, вздохнул.
– Я до сих пор её люблю,- глухо вымолвил он. Он тяжело встал и подошёл к окну, и мы вдруг сразу осознали, какой он старенький и одинокий.