Манюня
Шрифт:
В ответ Васидис пренебрежительно молчал. Женщин он считал рудиментарным явлением антропогенеза и брезгливо игнорировал факт их существования.
Когда Ба узнала, что меня везут на приём к именитому отоларингологу, то очень обрадовалась.
– Возьмите и Маню с собой,- попросила она моего папу,- пусть заодно этот хвалёный отоларинголог и её посмотрит.
– Ура!- закричали мы с Манькой,- мы едем в Ереван!
– Нужно собрать вам в дорогу припасов,- озабоченно пробубнила Ба.
– Мам, я тебя умоляю,- заволновался дядя Миша,- не более чем три бутерброда на человека, соберёшь снова провизию на целый полк – не возьму!
–
Дядя Миша приговорённо махнул рукой – делай, что хочешь.
Выехать мы должны были ранним утром в четверг. А в среду вечером случилось катастрофа.
Папа решил чуть-чуть подкоротить волосы на затылке.
– У тебя всё в порядке с причёской,- отговаривала его мама.
– Всего сантиметр,- папа протянул ей огромные портновские ножницы,- совсем чуть-чуть, а то я оброс, выгляжу, как баба! Не ехать же мне в таком виде в Ереван. Тебе что, трудно?
– Ладно,- вздохнула мама, и повела отца в ванную комнату,- давай посмотрим, что тут можно сделать. Дети,- обернулась она к нам,- только выйдите отсюда, и так нечем дышать.
Мы выскользнули за дверь, но не стали далеко уходить, а, затаив дыхание, принялись подслушивать.
– Сантиметр, не больше,- увещевал папа.
– Не вертись,- шипела мама,- ну зачем ты головой дёрнул? Сейчас придётся снова подравнивать!
– Это не я верчусь, это ты не умеешь стричь!
– Не нравится – стриги сам!
– Жена! Это сантиметр? Ты хочешь сказать, что это сантиметр?
– Ну может два,- огрызалась мама,- можно подумать, сантиметр что-то решает. Не оборачивайся к зеркалу, потом посмотришь!
– Может, я ещё в парикмахерскую успею?- папа сделал попытку вырваться.
– Куда? Смотри который час! Парикмахерская давно закрыта. Лучше помолчи, не отвлекай меня!
Папа замолчал. Минут пять слышно было только щёлканье ножниц.
– Ну вот, наконец сказала мама,- вроде как получилось, можешь посмотреться в зеркало.
– Сейчас,- сказал папа. Воцарилась минутная тишина, а потом раздался летенящий душу вопль. Так мог орать только пронзённый охотничьим копьём вепрь. Так могла оплакивать погибшего в первобытных болотах мамонтёнка его безутешная мать.
– Аааааа,- вопил папа,- жена, что ты наделала!
Мы отпрянули от двери очень вовремя, потому что в следующий миг папа выскочил из ванной комнаты и промчался мимо нас на предельной для человеческих возможностей скорости. Но мы не растерялись, побежали следом и застали отца в позе жертвы цирюльника перед большим зеркалом в спальне. И смогли, наконец, оценить по достоинству мамин бесспорный парикмахерский талант – ничтоже сумняшеся, она постригла отца под горшок. То есть как под горшок, спереди у папы причёска не изменилась – те же зачёсанные набок пряди и актуальные по тем временам бакенбарды, а вот сзади вместо обещанного сантиметра мама убрала целых пять.
– Агрррххххххх,- бесновался перед зеркалом папа,- женщина, что ты со мной сделала? Как мне завтра в таком виде ехать в Ереван?
– Можно, в крайнем случае, побрить тебя наголо!- мама благоразумно заперлась в ванной и выкрикивала предложения из-за двери.
– Какое наголо, ты издеваешься надо мной?- делал попытки биться головой об стенку папа.
– Можно надеть водолазку и натянуть её высоко на затылок,- не унималась мама,- или замотать шею шарфом. Имеешь право, может у тебя
горло болит!– Двадцать градусов на улице, какая водолазка, какой шарф?- проорал папа и отпрянул от ужаса, снова поймав своё отражение в зеркале,- боже мой, на кого я стал похож!
– На Емельяна Пугачёва!- вспомнила я картинку, увиденную в какой-то книге,- хотя нет, вроде у Пугачёва волосы сзади были длинные. Но зато борода торчала колом,- поспешно добавила я, видя выражение лица отца.
– Агррррхххххх,- рычал папа,- агррррх!
Мы с сёстрами малодушно отступили в нашу спальню и заперлись там, оставив маму на растерзание отцу.
Следующим утром, пока мы ехали забирать дядю Мишу и Маню, мама позвонила Ба и предупредила её, что у папы неудачная причёска и лучше делать вид, что ничего не случилось.
– Ну что ты говоришь, Надя, и бровью не поведём,- заверила её Ба.
Поэтому когда мы подъехали к дому, всё семейство в полной боевой готовности выстроилось вдоль забора – во главе отряда стояла Ба, рядом топтался дядя Миша с пайком на роту солдат. Отряд замыкала празднично одетая и немилосердно причёсанная Маня. Семейство фальшиво улыбалось навстречу нашей машине и всячески делало вид, что не в курсе произошедшего.
– Твоя мать уже всё им рассказала,- буркнул папа.
Когда он вылез из машины, чтобы помочь дяде Мише убрать вещи в багажник, у наших друзей вытянулись лица.
– Обкорнала-таки,- дипломатично заметил дядя Миша.
– Увы, мой бедный Йорик! Я знал его, Горацио...,- расхохоталась Ба.
– Юрик-Йорик,- заплакал дядя Миша.
– Ещё одно слово, и я уеду без тебя, понял?- вызверился на своего друга папа.
– Молчу-молчу,- дядя Миша утёр слёзы,- поехали.
Все семьдесят километров до города Красносельска мы с Маней пели. Раз двадцать прокрутили весь репертуар нашего хора – начиная с «Бухенвальдского набата» и заканчивая Комитасовским «Крунком». Дядя Миша все семьдесят километров прохрапел в такт нашему пению. И только по окаменевшему затылку моего отца было видно, что пение наше ему осточертело.
Наконец он не выдержал:
– Девочки, вы помолчать хоть чуть можете?
– Нет, пап,- отрапортовала я,- если мы перестанем петь, нас мигом укачает.
– Я губную гармошку взяла, могу вам что-нибудь наиграть,- предложила Маня.
– Нет, только не это!- испугался папа,- вот если бы вы просто немного помолчали, а то голова уже от вас гудит.
– Пусть поют,- проснулся дядя Миша и снова затрясся от смеха,- я уже забыл, какая у тебя причёска!
– Ты думаешь, из Красносельска рейсовые автобусы не ходят в Ереван?- папа выпучился на него,- высажу!
– А что я, я ничего, я молчу.
Папа погладил себя по обкорнанному затылку и тяжело вздохнул.
– Обрастать, небось, месяц!
– Ты чего? Какой месяц! Как минимум три! У тебя же сзади не причёска, а фактически чёлка, притом очень короткая,- дядя Миша смеялся уже в голос,- и я таки тебе скажу, что анфас ты выглядишь даже выигрышнее, чем в профиль, бедный мой Йорик.
Мы с Маней покатились со смеху. Дядя Миша скорчился от хохота на переднем сиденье. Папа посмотрел на него, посмотрел на нас и тяжко вздохнул, папе было не до смеха. Дело в том, что у главного врача больницы, где работал папа, умерла тёща. И в пятницу намечались похороны. И папе надо было успеть сегодня вернуться из Еревана домой, а завтра явиться на похороны.