Мар. Тень императора

Я тихо хмыкнул, представив, как тощий Еж будет пытаться скрутить более рослого и упитанного Ворона, да еще на виду у побратимов. Но больше встревать не стал. А народ, попрепиравшись и обменявшись привычными шуточками, вскоре угомонился.

Как ни странно, заснуть, мне все-таки удалось. И даже почти до утра, хотя к рассвету с меня сошло сто потов. Зюня был слишком теплым. Таким, каким, наверное, и должен быть настоящий мужик. Но мне от этого тепла не было никакого проку. Оно душило. Мешало дышать. Так что в конце концов я откинул клапан и, выбравшись из прогретого мешка, бухнулся носом прямо в наметенный за ночь сугроб.

Ох… какой же это был кайф!

Я засунул нос в снег и фыркнул, испытывая необъяснимое желание забраться туда целиком и валяться, кататься в нем до упаду, чтобы потом вскочить и с шумом отряхнуться, разбрасывая во все стороны снежинки. С трудом потом вспомнил, что у меня сейчас две ноги, а не четыре. Но хватануть губами снег и с наслаждением его проглотить мне это не помешало. После чего все равно пришлось вставать, брести в сторону отхожего места, а заслышав по дороге долгий протяжный вой, замереть и настороженно прислушаться в надежде услышать знакомый голос.

— Уу-у-у… уу-у-у-а-у-у…

— Это просто ветер, пацан, — негромко бросил кто-то из темноты. Вроде бы Хорт. Ну да, вон его шапка торчит. Да и время как раз под его стражу подходило. — В горах так часто бывает.

Я прислушался снова, но потом с разочарованием понял: и впрямь, ветер. А облегчив пузырь, решительно пробрался сквозь наметенные за ночь сугробы и, плюхнувшись возле закутанного в три одеяла северянина, требовательно на него посмотрел:

— Расскажи еще что-нибудь. Про ледяные равнины.

— Да я б, может, и рассказал, если бы смог там побывать и вернуться, — хмыкнул Хорт.

— И все равно: расскажи. Что там за души живут? Почему ты сказал, что им в этом мире не место? Что они ищут? Есть ли у них выбор?

— Да откуда ж мне знать-то? — непритворно удивился здоровяк. — Я тебе что, жрец?!

— А волки там тоже есть? Помнится, ты что-то говорил про призраков…

— Заткнись, пацан! — вдруг рявкнули на меня из темноты сразу два голоса. Причем незнакомых и изрядно встревоженных. — Неровен час, накличешь!

Я аж подпрыгнул от неожиданности.

Ишь, нервные какие. Орать-то зачем?

— Кого я могу накликать?

— Говорят, у богини Рам на ледяных равнинах есть своя стая… — не слишком охотно отозвался Хорт. — Ее по-разному называют: ледяная, снежная, призрачная… у меня на родине их зовут детьми Рам. Духами льдов. И еще есть поверье, что их не стоит поминать без причины.

— Почему?

— Потому что каждый зов однажды может быть услышан. А духи льдов…

— Да заткнитесь же вы, наконец!

Хорт поморщился, но понизил голос до шепота и все же закончил:

— Они иногда откликаются. Как волки. Огромные снежные волки, которые появляются лишь в самые лютые морозы. Говорят, в царстве Рам царит вечная зима. Поэтому, когда приходят духи льдов, на мир обрушиваются метели. Долгие, страшные. Когда сугробы до крыш. Когда птицы замерзают на лету. Такое бывает редко. Раз в двадцать зим. Или даже реже. Но когда это случается, всегда кто-то умирает, Мар. Иногда один, иногда целыми семьями. Поэтому-то духов льда и нельзя призывать. Особенно в холода.

— А если ты увидишь их в другое время года? — полюбопытствовал я. Правда, шепотом, чтобы излишне нервные соседи не услышали и не вознамерились дать мне по шее. — Такое когда-нибудь случалось?

Северянин странно улыбнулся.

— Случалось. Но обычно это означает, что они явились за тобой. Духи всегда знают, когда душе пора уходить на ледяные равнины. Знают и ждут поблизости, чтобы забрать ее с собой. Когда кто-то говорит, что видел в лесу белого волка, чаще всего это предвестник скорой смерти. Рам предупреждает, что времени осталось немного. Неделя-две… максимум месяц. А потом душа так или иначе уходит, и это еще одна из причин, по которой о духах льда стараются не говорить.

— Эм. Это что, про смерть —тоже поверье?

— Нет, мальчик, — качнул головой Хорт. — Это примета. И пока она еще ни разу нас не подводила.

Глава 20

К вечеру второго дня караван добрался до замка Хад.

Говорят, во времена, когда Ория была просто Орией, а Орн не получил звание имперской столицы, Хад был самой обычной приграничной крепостью. Тогда между Орией и соседней с ней Тарией частенько случались войны, крепость несколько раз переходила из рук в руки, а под ее стенами было пролито немало крови как с той, так и с другой стороны. Когда же будущему императору это надоело, и он решил прижать к ногтю беспокойных соседей, Хад и его окрестности превратили в мощный укрепрайон, благо гористая местность и расположение замка этому способствовали. Еще через пару столетий, когда Тария прочно вошла в состав империи, надобность в Хаде отпала. Укрепления вокруг него разобрали. Народ по большей части переселился в менее суровые земли. А вскоре после этого замок решили использовать в качестве питомника для дарру.

Когда впереди показались стены замка, я тихонько присвистнул: офигеть, какая громадина!

Крепость и правда выглядела мощно: вырастающая прямо из скал каменная махина с высокими стенами, круглыми башнями, многочисленными бойницами и огромной пропастью, через которую был перекинут узкий навесной мост. За мостом виднелся такой же узкий каменный язык — единственное место, где к замку можно было подойти вплотную. За ним — собственно ворота. Перед воротами — тяжелая металлическая решетка. И зуб даю — на той стороне гостей ждало немало неприятных сюрпризов на случай, если визитеры прибыли с недобрыми намерениями.

Когда караван приблизился к мосту, над замком прозвучало тревожное эхо сигнального рожка. Ворота, разумеется, никто не открыл, хотя один из охранников еще на подъезде выудил из-под тулупа мелькнувший желто-синим ореолом амулет и продемонстрировал всем желающим. Зато народу на стенах прибавилось — вооруженного, внимательного. По-моему, на нас нацелили даже арбалеты. Да и подозрительное алое марево над одним из зубцов мне откровенно не понравилось.

Тем не менее, перебраться через пропасть нам позволили.

Глубокая, кстати, оказалась пропасть. Метров тридцать в ширину и длинна-а-ая… прямо ух. По сравнению с ней навесной мост выглядел изрядно хлипким, ненадежным, и мне все время казалось, что обледеневшие цепи на нем как-то подозрительно потрескивают. Что уж творилось под копытами лошадей, вообще молчу. Один вид покрытых наледью деревяшек был способен вогнать неподготовленного человека в ступор. Однако телеги, как ни удивительно, прошли. И даже ни одна коняга по пути не взбрыкнула.

— Эй, вы там что, уснули? — гаркнул все тот же тип с амулетом, едва ступив на твердую землю. — Или мы зря тащили в метель столько припасов?!