Маргарита Наваррская

– Вот именно, - отозвалась Маргарита.
– Поговорим, наконец, о Матильде.

Бланка кивнула.

– Это будет лучше, чем продолжать обмен взаимными упреками. Может быть, вы начнете, Филипп?

– Пожалуй, да. Прежде всего, я хотел бы принести свои извинения...

– И только?
– осведомилась Маргарита.

– Нет, но это - прежде всего. Я очень сожалею о случившемся и признаю, что поступку господина де Шеверни нет оправдания. Однако, по моему убеждению, следует учесть и некоторые смягчающие его вину обстоятельства.

– А таковые присутствуют?

– Конечно, присутствуют. Я ни в коей мере не собираюсь оправдывать моего дворянина, но вместе с тем настаиваю на справедливом к нему отношении.

– А разве он заслуживает справедливого отношения?
– не унималась Маргарита.

– Ну, разумеется, принцесса! Даже самый закоренелый преступник вправе рассчитывать на справедливый суд, - назидательно произнес Филипп, украдкой поглаживая ее ногу.
– Тем более, что я не считаю господина де Шеверни преступником.

– Ах так!
– не удержался от негодующего восклицания Монтини.
– А кто же он тогда?

Филипп смерил его ледяным взглядом.

– К вашему сведению, милостивый государь, господин де Шеверни выразил готовность встретиться с вами в поединке и позволить вам без труда убить себя. Но, боюсь, это не будет выходом для вашей сестры, да и вам не сделает большой чести.
– Он повернулся к Бланке: - Вас можно на пару слов, кузина? Наедине. Вы не возражаете, Маргарита?

Маргарита не возражала, а Монтини возражать не осмелился.

Немного удивленная такой просьбой Бланка все же согласно кивнула и поднялась из-за стола. Они отошли к краю террасы и остановились возле высокого парапета.

– Бланка, - заговорил Филипп, переходя на кастильский, - скажите по старой дружбе: вы, все трое, уже пришли к определенному решению?

– Да, а вы?

– Я буду просить руки барышни Матильды для Габриеля де Шеверни.

– Мы примем ваше предложение.

Филипп тяжело вздохнул.

– Вот и чудненько.

– По вашему виду не скажешь, - заметила Бланка.
– Вы вздыхаете, как за покойником. В чем дело, Филипп?

– Не по душе мне этот брак, Бланка, ой как не по душе. С тяжелым сердцем я взялся за сватовство. По мне, лучше бы Габриель в тюрьме посидел, чем женился на Матильде.

– Вы тоже так считаете?

– А вы?

– Я - да. Но Маргарита и Э-э... господин де Монтини думают иначе. Они загорелись мыслью сделать Матильду виконтессой и не могут, вернее, не хотят понять, что это значит для самой Матильды. Какой бы там ни был господин де Шеверни замечательный человек, у нее уже сложилось весьма неприглядное мнение о нем, и вряд ли кто-то способен внушить ей уважение к нему, не говоря уж о любви. Ну а там, где нет ни любви, ни уважения... Одним словом, я очень боюсь, что их супружеская жизнь будет сущим адом.

Филипп испытующе посмотрел ей в глаза.

– Как я понимаю, вы судите по своему горькому опыту.

Бланка отвела взгляд и заметно смутилась.

– Не будем обсуждать это, Филипп.

"Что же, черт возьми, произошло между нею и графом?" - недоумевал он.

– Ладно, не будем. Я всецело разделяю ваше мнение, Бланка, и было собирался предложить Матильде отступную...

– Отступную?

– Да. Одно из моих личных поместий в Кантабрии, дающее право на баронский титул и около восьмисот скудо чистого годового дохода.

– О! Внушительная отступная. Пожалуй, это меняет дело - будучи баронессой, Матильда сможет найти себе достойную партию, даже если все произошедшее с ней получит огласку. Я почти уверена, что в свете ваших условий Маргарита и Этьен пересмотрят свое решение.

Филипп отрицательно покачал головой.

– Зато я не пересмотрю.

– Не пересмотрите?
– озадаченно переспросила Бланка.
– Боюсь, я не понимаю вас, Филипп.

– А тут и понимать нечего. Я только собирался предложить отступную, но не предложу ее.

– Почему же?

– Габриель заартачился, - объяснил Филипп.
– Хочет жениться на Матильде, глупец этакий! Сколько я его не отговаривал, но он и слушать меня не хочет. Уперся рогом, и ни в какую.

– И ради его мальчишеского каприза вы готовы пожертвовать счастьем Матильды?
– с упреком произнесла Бланка.

Филипп опять вздохнул.

– Будь это мальчишеский каприз, я бы велел заключить его под стражу и немедленно препроводить в Тараскон. Но, увы, Габриель не капризничает - он попросту спятил. Он помешался на Матильде, как... как Рикард Иверо на Маргарите, и, подобно ему, вполне способен наложить на себя руки. Он уже пообещал мне покончить с собой, если Матильда не станет его женой.

– Боже правый! Он это серьезно?

– К сожалению, да. Габриель на редкость упрямый парень, коли вобьет себе что-то в голову, его уже ничем не переубедишь. Конечно, со временем он остынет и поймет свою ошибку, но тогда будет слишком поздно.

– А что если назначить свадьбу, скажем, на следующую осень? Или, в худшем случае, на конец весны, когда Матильде исполнится шестнадцать лет. Надеюсь, к тому времени господин де Шеверни трезво оценит ситуацию и передумает, а Матильда получит предложенную вами отступную.

– Это был бы неплохой выход, - согласился Филипп.
– Но Габриель очень умен, его не проведешь. Он мигом учуял подвох, едва лишь я заикнулся о возможных проволочках. Вот его окончательное решение: бракосочетание должно состояться самое позднее через месяц. Я сдаюсь, Бланка. Я совершенно беспомощен.

– А как вы смотрите на то, чтобы я поговорила с господином де Шеверни? Может быть, мне удастся убедить его.

Филипп ослепительно улыбнулся, сверкнув двумя ровными рядами крепких белых зубов.

– Бланка, солнышко, ведь этого я и хочу! У вас просто изумительный дар убеждать людей, так что потолкуйте с Габриелем, попытайтесь отговорить его от брака с Матильдой. Этим вы меня очень обяжете.

– Но учтите, Филипп, я ничего не обещаю.

– А я и не рассчитываю на успех. Однако, чем черт не шутит. Значит, договорились?

– Договорились, - кивнула Бланка. Она чуть вздернула подбородок и быстро вдохнула, будто собираясь еще что-то сказать, но затем плотно сжала губы, опустила глаза и покраснела.